Росинка

Лоренц Флорентийский
Если б это когда-нибудь повторилось, то он бы этого не выдержал. Мир бы перевернулся и, океан, вздохнув, воздвиг бы гигантские стены воды, равных по величию которых бы не было ни в свете, ни во тьме. И тьма бы настала очень скоро, ибо эти стены бы обрушились вниз, в бездну.

Он медленно открывал глаза. Его взору открывалось то, что еще недавно он называл своим домом. Он видел не много. Ртутные струи дождевой воды падали с темных, потерянных где-то в вышине листьев еще не опавших с уже мертвых деревьев, и стремительно вонзались в землю медленно и жестоко ее отравляя. Мгновениями сверкали вспышки ни то молний, ни то взрывов, отражаясь на кровавой глади океана. И кто-то подбежал к нему и с дико выпученными глазами, отчаянно открывал и закрывал рот, но он не слышал. Он только медленно опустился на колени, загребая ногами желтую и черную листву, перемешанную со слякотью, и упал.

И мир все-таки перевернулся. Теперь он мог видеть вверху океан, и маленький кусочек заходящего солнца, который дым и тучи так и не успели сожрать, а внизу было небо, глубокое и бескрайнее. И он протянул руки вниз - к небу, и почувствовал, что еще чуть-чуть, - и он дотронется до него, проведет рукой по теплым звездам, и сумеет схватить луну в свои объятия с силой и любовью, которую он так и не сумел отдать. И небо стало ближе, и звезды стали ярче, и опять все перемешалось. Он посмотрел назад и увидел того же, кто что-то кричал с полными страха и отчаяния глазами. Тот человек теперь склонился над каким-то бездыханным телом с запрокинутой головой, теперь тряс его. "Поздно. Парня больше нет", -  подумал он и увидел океан. Он не мог различить ни одной волны, только темная, спокойная гладь. И деревья, огромные деревья на том кровавом берегу, теперь были маленькими, и все уменьшались, уменьшались. И вдруг они исчезли в серой мгле, и он увидел шар. И все было в этом шаре знакомо: еще ребенком он крутил такой шар в руках и ни о чем тогда не думал. "И теперь не надо думать", - решил он.

И шар удалялся, становился все меньше и меньше и блестел все ярче и ярче. И лазурное пространство вокруг расцвело изумрудами, и в нос ударил давно забытый запах утренней листвы после ночной грозы. И шар стал прохладной росинкой на молодом листике. Он подошел к нему и в этой росинке увидел себя. И он выбросил вперед руки и рассмеялся, потому что в нем больше не было страха.