Весна. Робкая в начале, возбужденная взрывами почек, сине-зеленая, наглая выталкивает из себя лето в конце. Весна, как стрела. Мелькнет белым оперением проносящихся над жадными взглядами двустволок лебединых клиньев. Воткнется у ног истово булькающей внутренними соками лягушки. И останется там. Найдите мне того дурака, что полезет за ней. Был один в сказке, да и тот царевич.
На бугре сожгли зиму. Водили хоровод, плясали с повылезавшими из берлог по случаю праздника медведями, пили, занюхивая тулупной кислятиной, прощали друг другу.
Снег уже не тот. Разумные по-некрасовски крестьянские дети бегают по оврагам в поисках «последнего снега». Находят и радостной стайкой голодных крокодильчиков несутся по домам:
- Мама, мама, мы нашли!!!
- Вот и молодцы…, - мамины весны кончились.
Весна красна. Ближе к Первомаю, пожалуй. Московская весна – серая в общем-то.
И все равно! Какой потрясающий подвиг после зимы ожить, зная, что умирать. «Я – дерево». Я дождусь. «Ты другое дерево».