На краю магеллановых облаков, 5-й отрывок

Андрей Гусев
ПАЛАЧ

Не люблю я число семнадцать. Так уж исторически сложилось, что чаще всего разные неприятности возникают у меня именно 17-го. Или в другой день, но в 17 часов. А бывает и число иное, и час другой, когда беда подстерегла, а бросишь взгляд на часы — в разряде минут красуются цифры 1 и 7. Вот и думай после этого про Время всё, что хочешь!

Однако, как ни крути, а 17-е число встречается ежемесячно; в декабре оно приближалось стремительно и неумолимо. Шестнадцатого был сильный снегопад. Мы с Юлией никуда не ходили, весь день занимались обширным хозяйством бабушки Лены. Я ремонтировал крышу дома, а Юлия возилась в погребе, потом убирала в сарае, кормила кур, петуха и единственное наше животное — корову Катьку. Короче, дел было невпроворот, и уставшие, мы с наступлением темноты завалились спать. Точно как коренные деревенские жители. Даже на любовь у нас не осталось сил.

Семнадцатого и я, и Юлия проснулись очень рано — полшестого. Спать совсем не хотелось. Снегопад за ночь прекратился. Улучшение погоды подействовало на Юлию благотворно. Она перестала ныть, жаловаться, что устала, что у неё болит голова, а напротив предложила развеяться — съездить в соседний городок на Украину, зайти там в местный бар, выпить горилки с мёдом.
— Всё удачно складывается: Кирилл сегодня не учится, у них в школе день здоровья, — убеждала меня супруга. — Возьмём его с собой.

И я согласился, хотя внешне корчил из себя неприступного главу семейства.
— Придётся Кирилла рано будить, он не выспится, чего ради мучить мальчишку, — недовольно выговаривал я Юлии. Потом, как бы невзначай, я обнял Ю. за талию, стал шептать в её смешное ушко всякую чепуху: “Я хочу с тобой потанцевать. Давай потанцуем, как тогда в наше первое лето, помнишь! в августе — пятнадцать годков назад. Мы ходили с тобой на дискотеку в здешнее заведение, тогда его называли Дворец культуры. А твоя взрослая подружка Алла требовала, чтобы после танцев я прилично себя вёл, не то выпорет меня — так и сказала. Вкус красного сухого вина, вкус твоих анемичных губ — у тебя была бледная, почти бесцветная помада — и ещё эта песня Яна Коша... или она из фильма “Песни моря”? Ну, помнишь:
"А солнце не восходит, а взлетает,
Земли мне почему-то не хватает...
Если ты одна любишь сразу двух,
Значит, это не любовь, а просто кажется."

Ю. мгновенно окунулась в то счастливое для нас время, вытащила из старомодного бабушкиного комода туфли на шпильке, засунула в них свои длиннющие ноги, завязала красной лентой пучок волос на голове. И вот мы уже танцуем. Голые, голодные. Но танцуем, упоительно танцуем. Без музыки. В шесть утра. Посреди огромного старого дома бабушки Лены.

Очень может статься, что такого здесь никогда раньше не было. Да теперь уже и не будет.

После ностальгического танцевального эпизода в стиле голливудской мелодрамы мы разбудили Кирилла, попили вместе с ним молока с серым деревенским хлебом. За завтраком всё и решилось окончательно: едем зарубеж немедленно.

Хищный зелёный жук модели “21053” завёлся на удивление быстро. Мы попрощались с домом бабушки Лены, Ю. повесила на ворота доисторический амбарный замок, провернула ключ два раза, плюхнулась на заднее сиденье рядом с Кириллом, и мы проворно рванули в соседнюю страну.

До границы доехали довольно быстро. На российской стороне проблем не было, сложности могли возникнуть лишь с украинскими стражами нового порядка: ещё летом я слышал рассказы глуховских сельчан о “зверствах” хохлов на таможне. А фраза “Геть з вiльной Украiны!” частенько встречалась в лексиконе украинских пограничников, особенно если в бывшем советском паспорте не было вкладыша о российском гражданстве, либо не наклеена новая фотография по достижении 25-летнего или 45-летнего возраста его обладателем. У нас с Юлией всё было о"кей, и я оставался абсолютно спокоен, даже немного заторможен. Полусонные украинские пограничники не проявили к нашим персонам никакого интереса. Лишь в сарае для таможенного досмотра (а у братьев-украинцев на границе был именно сарай) грязная серо-белая собака высунула из-под стола морду, трясущуюся мелкой дрожью, и безразлично уставилась на нас.

— Это наш Наркотик, — сказал кто-то из украинских блюстителей границы. Мне стало жалко собачку. “Вот до чего довели зверя, жлобы пограничные”, — подумал я, но вслух не сказал ничего.

Потом мы поехали вглубь незалежной и самостийной. Вокруг белели припорошенные снегом поля, было тихо и безлюдно. На пологом спуске я немного разогнался и выключил двигатель. Машина, как в сказке, неслась вперёд в полной тишине. Наверно, именно так выглядит абсолютный покой или прямолинейное равномерное движение. Лично я люблю состояние, когда на меня не действуют никакие силы. И даже имитация всего этого доставляет мне маленькое удовольствие.

Минуты через три после эксперимента в манере Ньютона показалась насыпь с железнодорожными путями. Именно здесь проходит поезд “Сумы-Москва”. Не знаю, что именно заставило меня резко затормозить, когда мы въезжали на железнодорожный переезд: то ли желание уберечь “жигуль” от возможной поломки на рельсах, торчащих над настилом; то ли я просто устал от жизни, и потому потерял осторожность; или какая-то потусторонняя сила вселилась в меня и вынудила совершить ошибку. Не знаю, что это было. Только двигатель предательски заглох. Эх! Если б мы ехали чуть быстрее! А так... тепловозное рыло стремительно вылезло из тумана и нависло слева надо мной. Я понял, что идут мои последние секунды... но именно в этот спресованный сгусток времени я успеваю вспомнить ВСЁ и РАССКАЗАТЬ ЭТО ВАМ, ЗАПИСАВ В ЭГРЕГОР.


__________________________________________________________

* Полностью повесть Андрея Гусева "НА КРАЮ МАГЕЛЛАНОВЫХ ОБЛАКОВ" опубликована в сборнике с одноимённым названием (издательство "Пробел", Москва, 1998 год,  ISBN 5-89346-012-X).