...Ангел? Бог? Дитя, Бог с ними -
- С крыльями да счастьем тяжким!
Ты Богов оставь Богиням!
Ангелов оставь монашкам!...
(М. Цветаева. "Каменный ангел")
Ангелы… кто-нибудь из вас, мои читатели, разговаривал в своей жизни хоть с одним ангелом? Нет, я не имею в виду «разговаривал с человеком, который соответствует определению «сущий ангел»!
А вот мне однажды пришлось. Очень, между прочим, забавно получилось. Однажды я сидел в метро, от нечего делать листая предвыборную газетку какого-то очередного кандидата в депутаты городской думы от нашего района. Больше абзаца прочитать никак не удавалось, и я, несмотря на все свои усилия и немалое терпение, ничего не мог с этим поделать – от слащавых посулов страшно клонило ко сну. И тем не менее я упорно пробивался вперёд, потому что знал – засни в метро – и проедешь три-четыре станции, а то и больше – а это ведь целых пол-города!
…Статья всё не давалась, упрямо скрепляя веки клеем вкрадчивых слов. Я устало свернул дохлую газетку, засунул её в рюкзак и в изнеможении поднял глаза к потолку (ехать мне было ещё три станции – вроде бы недалеко, но из-за больших перегонов это должно было занять ещё где-то полчаса). На потолке ничего интересного не было, кроме потёртого плаката с изображением другого, предыдущего, депутата, ныне разоблачённого взяточника и вора. «Голосуйте за Чернобрюхова, и вам воздастся!» - гласил тошнотворно–коричневый плакат. «Господи! Если ты есть, вытащи меня отсюда! Я УЖЕ НЕ МОГУ!» - думал я.
И вдруг… может, послышалось? Нет, это определённо шорох крыльев – я одурело оглянулся в вагоне. Нет, вроде ничего такого. А то я раз ехал, а напротив меня сидел парень с какой-то хищной птицей на руке – беркутом там или соколом – я в них не разбираюсь. Он ещё страшно орал, этот сокол. Или беркут. Да какая разница?
Но на этот раз никого вроде не видно… Нет, лучше смотреть в потолок – там хоть этих рож не видно… ОДНАКО! Кто это там справа на меня смотрит? И как так надо смотреть, чтоб я аж кожей почувствовал?
Я обернулся направо и остолбенел: ТАМ… ТАМ… О Боги!
- Ты… ты – ангел?
- Очень умное предположение… - осклабился он, а вернее, она, потому что это была… не знаю – ангелиха, что ли!
- Ээээ… ты откуда… здесь?
- Откуда – откуда! Догадайся с трёх раз! Оттуда! – и она ткнула пальцем куда-то вверх. Я ошалело посмотрел на потёртый плакат и вспомнил, что за Чернобрюхова всё-таки не проголосовал. И вообще я тогда голосовал «против всех». Есть, знаете ли, такой кандидат – участвует во всех выборах на свете, всё избирается… А на выборы я тогда в первый раз пришёл, из чистого любопытства.
- Так ты… а-а-а! Всё, понял. Я – идиот!
- Это почему же? Ты – начинающий писатель. Неизвестно ещё, что хуже, - улыбнулась ангелица.
- Ну, не важно, в общем. Так зачем ты, собственно, сюда, ко мне… спустилась?
- Ниоткуда я не спускалась. То, что я оттуда, не значит, что я оттуда СПУСТИЛАСЬ. Я всегда была здесь. Как и ты. Но мы оба сюда пришли ОТТУДА. – пояснила девушка с аккуратными белыми крыльями за спиной, ангелица. Как ни странно, никто на эти самые крылья не обращал ровным счётом никакого внимания. Разве что только сидящий напротив парень, слушающий плеер и беспрестанно улыбающийся. Но смотрел он скорее на девушку, а не на крылья. И вообще, вид у него был такой, словно он о чём-то мечтает.
- Так… а, ну да. А то я хотел ещё раз сказать, что я – идиот.
- Ты в церкви когда-нибудь ругаешься?
- Да нет, в общем. Всегда старался уважать чувства верующих…
- Вот и при мне, пожалуйста, не выражайся. Чем я хуже престарелого попа и глупых служек, думающих только о симпатичных прихожанках? – тут ангелица позволила себе улыбнуться так, как улыбаются друг другу люди, знающие друг друга столь давно, что давным-давно срослись мыслями и разговаривают взглядом. Собственно говоря, я не сказал ей ни слова за весь наш разговор и только сейчас это понял!
- А… если ты всегда здесь была, почему же я тебя не…
- …видел? Потому, что не смотрел. Вернее, не всегда смотрел туда, куда нужно. Иногда на тебя сходило вдохновение, иногда к тебе заглядывала Любовь. Это была я. Я всегда появляюсь в разных обличьях. К примеру, сейчас я блондинка, а в следующий раз буду брюнеткой – она кокетливо дёрнула головкой, заставляя длинные локоны волной разбиться о хрупкие плечи.
- Нет - нет! Ты же знаешь – мне…
- …больше нравятся блондинки? Ладно, если ты так просишь… Я снова буду блондинкой.
- То есть ты обещаешь, что снова придёшь?
- Обещания ему подавай! – ангелица хитро усмехнулась.
- Так… ты хотела рассказать, что же, вообще говоря, ты тут делаешь!
- Хочешь, чтобы я ушла? – с вызовом спросила она и тут же успокоила меня – Ладно, не бойся: я не уйду. А зачем я здесь? Да как тебе сказать… Только что кто-то смотрел на заплёванный плакат и молился ЕМУ. Мне сказали, что это был ты. Можешь считать, что я – ЕГО часть. Да это неважно. Ты просил тебя отсюда вытащить, припоминаешь?
- Да… вообще-то.
- Зачем?
- Устал.
- В твоём-то возрасте – и устал??? Не смеши!
- А сколько тебе, кстати, лет?
- Разве ты не знаешь – неприлично спрашивать у девушки, сколько ей лет!!! – игриво произнесла ангелица, снова поправляя волосы. - А впрочем, ладно, скажу тебе – я родилась вместе с тобой.
- Ого! Может, ещё и…
- Да. Но не в таком пошлом смысле.
- Прости… я, видимо, немного неотёсан.
- Если б немного! Ты УЖАСНО неотёсан. Но зато ты – человек добрый. И романтик, к тому же. А это, знаешь ли, уже кое-что.
- Так… я всё-таки хотел узнать…
- Ах да. Я всё время сбиваюсь. Так вот… Я вот тебя спрашиваю: от чего ты, такой молодой, устал?
- От чего? От беспорядка этого. В хороших делах. От порядка в плохих…
- Значит, ты устал от себя…
- От себя? Ты что, не слушаешь меня?
- Почему? Слушаю… Ты сам решаешь, что хорошо, а что – плохо. Значит, теперь тебе надоело решать, или решалку заклинило, – с чисто детской непосредственностью размышляла вслух красавица с крыльями за спиной. Жаль… а то я думала – здесь всего-то и надо, что подтолкнуть в нужном направлении… А ты, выходит, уже и сам обо всём подумал. Ну чем тебе помочь?
- Вот не знаю… Разве что верёвку подержать… Или, скажем, намылить…
Ангелица повернулась и, заплакав, пошла прочь… Крылья её
бессильно обвисли. Обиделась, наверное. Какая же я скотина! Хам! Когда я теперь снова её увижу? Неизвестно…
…Дни тянулись веками, вязко обволакивая меня своей суетной беготнёй. Я лгал, изменял, снова лгал, подсказывал, подсматривал, осуждал, думал, решал… запутался в себе!
И уже почти не надеялся снова встретить её…
Прошло пол-месяца, прежде чем я снова увидел перед собой хорошенькое белокурое существо со снежно-белыми крыльями за спиной.
- К тебе можно?
- Ко мне всегда можно. Извини, я тогда тебе нахамил…
- Это ты извини! Я тогда не сдержалась.
- От меня ушла девушка. Я чуть не засыпал сессию. Я не могу разговаривать с окружающими. Я рисую виселицы. Я купил себе нож…
- …и подумываешь о самоубийстве, верно?
- В общем, да, - признался я.
- Я это знаю. Понятно. Что будем делать?
- Да я, вообще-то, тебя хотел спросить.
- Спроси, я всё равно не знаю. С девушкой пробовал помириться?
- Да мы и не ругались – просто я, как всегда, просил её позвонить мне, и она сказала, что позвонит. Так я уже две недели сижу на телефоне. А дома я её застать не могу.
- Знаю. Всё знаю. Ну, сессию-то ты всё-таки сдал…
- …на тройки? Что я делаю в этом институте? Здесь меня учат тому, чему я не хочу учиться. А то, чем я ХОЧУ заниматься – ты же знаешь - не будет меня кормить. А на небеса меня забрать некому – у НЕГО, видимо, выходной. Или день не приёмный. Или в очереди передо мной народу много… Меня же никто не любит… Господи, до чего же надоело!
- Не говори так! Все тебя любят… у тебя ведь много друзей!
- Друзей… Нет у меня никаких друзей. Одни приятели. Даже лучшему из них и то всю душу не раскрою. Никогда. Не смогу. У всех свои дела…
- Не говори так… Не говори! Выкинь ты эту железяку, не верти в руках!
- Железяку? Ах да, нож. Не могу – он стоит дорого. Денег жалко, если честно.
- Ну, вот видишь? Если чего-то ещё жалко – значит, не всё так плохо. А если некому рассказать – расскажи мне!
- Ты и так всё знаешь, – почти выкрикнул я. – Ты – плод моего воображения! Поэтому ты ДОЛЖНА знать всё, что я могу тебе рассказать…
И тут ангелица ушла во второй раз. Я снова нагрубил. Более того,
накричал. Не могу нормально с людьми разговаривать. – я печально повесил голову.
…Прошло ещё около недели, прежде чем знакомый шорох крыльев раздался у меня за спиной. Я стоял на коленях посреди комнаты, пытаясь убить себя.
- Не надо!
- Почему?
- Просто – не надо! Я… Я не хочу, чтобы ты умирал!
- Ты ведь девушка – ангел, верно? Так что же тебе? Раскрой свои крылья и лети ТУДА! Что тебе нужно от меня? Я… У меня свой путь. И он подошёл к концу. Дай мне хоть умереть, как мужчине! Ты же не хочешь, чтобы я повесился? Я просто уйду. Уйду в пустоту! Это ведь не больно, верно? Я не буду самоубийцей… я просто уйду!
- Нет. Нет и ещё раз нет! Я – твой ангел-хранитель и буду до конца звать тебя обратно. Если надо будет… - тут она всхлипнула - … если надо будет – отрежу себе крылья!
- Ты что? Ты же… ты же перестанешь быть ангелом!!!
- Да. Я стану смертной. Если это понадобится для того, чтобы удержать тебя по эту сторону грани – я готова.
- Но… почему?
- Я не могу тебе сказать. Вернее, я… нет – не могу. Но хочу. Хочу, но… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
- Ну да, конечно! Все ангелы-хранители любят своих подопечных и всё такое. Мне в воскресной школе рассказывали. СЫТ Я ЭТИМ ПО ГОРЛО!
- Я люблю тебя не потому, что должна. Хотя и поэтому – тоже. Я – люблю тебя! Я готова стать смертной. Если надо – то умереть с тобой!
- Что ты несёшь??? С тобой ведь ТАМ за это ТАКОЕ сделают!
- Неважно! Я… хочу быть с тобой. Чтобы тебе было, кому рассказать о своих несчастьях. Чтобы тебе было, кому верить. Чтобы было, кому тебя удержать ЗДЕСЬ, когда всё валится из рук. – почти умоляюще сказала ангелица.
- Этого не может быть… Я, наверное, уже ТАМ… Прощай, любимая комната, прощайте, японские картины! Прощай арбалет на стене! Прощайте, милые книги! Вы, что утешали меня и вы, что двигали меня вперёд. Прощайте все! Все, кому я сделал добро. Все, кому причинил боль. Все, кого успел вытащить ОТТУДА сам. Прощайте!
- НЕТ!!! – хруст отрезаемых крыльев, звук падения на пол каких-то двух предметов, потом моего ножа, потом…
…Ровно в семь часов утра истошно запищал будильник. Пора было
вставать.
В метро было, как всегда по утрам, не протолкнуться. Какие-то толстые старухи с вечными грязными узлами, продавцы ручек с ластиком по пять рублей за штуку, читающие какую-то грязь молодчики в коже, затюканные уставшие школьники, злые с утра мужики – сварщики… и вдруг…
…ЕЁ глаза. Точно ЕЁ. Никто другой в жизни на меня так не смотрел и не мог смотреть. Она сама подошла и сказала мне, как её зовут. Она первая спросила у меня телефон. Она стала ходить со мной всюду, куда бы я ни пошёл. И всегда вот так любяще на меня смотрела. Я знал, что никто ей, кроме меня, не нужен. Но никогда этим не пользовался. Я… неужели так бывает?
P.S. Больше всего я боюсь, что всё это – длинный-предлинный сон. А когда я проснусь… нет! Я уже ничего не боюсь. Через пару лет в тех местах, откуда оторваны крылья, ничего не останется, кроме ровной белой кожи, самой гладкой и красивой, которую я когда-либо видел.
…И теперь мне уже наплевать на бесконечные передряги, в которые я попадаю. Наплевать на грязь. Наплевать на чернуху. На соц-арт. На негров Ямайки. На движение Талибан. У меня есть главное – ОНА.
(Москва, декабрь 2001)