Любовь

Атаконоибыло
Я констатирую, что меня нет. Вы скажете: «Ай-я-яй, психушка!», а я скажу: «Нет, вы до меня не докопаетесь, как и  до того, кто и теперь живее всех живых». Я существую. Подтверждением того, мой паспорт, что всегда со мной. Подтверждением того люди, что видели меня не далее, как сегодня. ВЫ скажете, ну и чего ты взбеленилась?
А я скажу: «Выслушайте, может, это пойдёт вам на пользу…»
Я жила в этом городе, пожирателе огней и одиноких душ. Я была  полезной ему, потому что кормила птиц. Я сыпала пшено и расщепляла хлеб на его безлюдных площадях и  бездомных улицах, зажатых в ожидании несбыточного чуда, а пока напитанных падалью разбитых предвкушений и надежд, завуалированных внешним благообразием и мнимой чистотой, и я умела увильнуть, чтобы не стать съеденной сегодня…
Но вот настал день, когда я вообразила, что и мне положены пенни с этой чистоты и слаженности, с этих коммунальных удобств и оплаченной антенны, с этих эфемерных, опасливых улыбок, струящихся ненавязчиво каждое утро возле метро  около всякой невообразимой всячины  и дающих ощущение свободы выбора, и я сделала свой выбор…
Я выбрала его. Рыжего, с рассеянным взглядом, в грязных тогда ещё ботинках, не реализованного, с косицей волос, завязанных в хвостик, с сухими жадными губами, жаждущими поцелуя и одинокой волчьей душой, так же затянутой в узел безмерного и недоверия и предвкушения…
И я привела его в свою одинокую конуру, не слишком избалованную жужжанием пылесоса и вакуумных стиральных машин…
И я  вкушала запах его молодых желёз, не перебитый тогда ещё искусственными благовониями, его грубую, но искреннюю чувственность, не избалованную выбором…
Но долго это длиться не могло…
Через неделю он, почувствовав себя хозяином положения, лениво спрыгнув с моей постели и исчез на неопределённое время, дав понять, что есть в его жизни вещи более важные, чем  преображение в слащавого демона в моих объятьях…
Своей необязательностью он был подобен стихиям природы и предсказаниям бюро прогнозов, но что-то держало его возле меня, и это что-то безмерно возбуждало и тяготило меня, как бесплатная квартира, обещанная в лотерею…
Я, любящая путешествия, отлучалась с места не более, чем на неделю …  Даже на внезапные похороны отца…И даже во время похорон всё виденное ассоциировалась с ним, и даже отец, этот жалкий и несносный эгоист был прощён, за то, что имел манеры кушать незаметно и бесшумно, как Он…
Его губы больше не были такими сухими и голодными, но всё ещё были способны возбуждать мечту о несбыточном…И я временами плакала, затихая в его объятьях…
И я восторгалась его мощными икроножными мышцами на фоне бледных и синежилых рук, его деликатной манерой речи, не несущей никакой информации, тем более обо мне…
И у меня создалось ощущение бесплотности и несущественности моего я, не подтверждаемого даже именем в его устах…
И я почувствовала себя моллюском в руках более хищного морского собрата, но, уже утратив все способности к самосохранению, по-прежнему раскрывала свои объятья…
И так длилось два года и три месяца…
И вот, наконец, он, гладко причёсанный, в чистых, вылизанных ботинках, твёрдо устроенный, страстно, мясисто поцеловав меня в уста, исчез навсегда…
И вы утверждаете, что я жива?