НОЧЬ ЖЕЛАНИЙ
(Хроники Второго Катаклизма)
3. Дитер
-Самое для нее лучшее - уехать, - говорила Уна, больно тыкая мне в грудь длинным корявым пальцем. Мы сидели на здоровенном куске пемзы у стены ее хибарки, штукатурка на которой уж осыпалась наполовину и при следующем шторме обещала осыпаться совсем, - Да и для тебя тоже. А Три Ясеня - бросить и забыть. Лучше всего снести. Построите еще новый, на новом месте. Денег вон - драконью упряжку купить можно, что я, не знаю? Так и скажи ей - мол, проклятье наложено не на персону, а на место... Если все так, как я слышала, сынок, глаза старухи, чернущие, как две смородины, глянули на меня хитровато.
-Преподобная, я..., - предыдущие четверть часа я маялся, пытаясь объяснить жрице все как можно короче и одновременно не упустить ничего важного и не показаться торопыгой. Уже к середине рассказа на моей рубашке осталось меньше сухих пятен, чем мокрых, а закончив, я чувствовал себя, как если бы пробежал десяток миль в полном доспехе по солнцепеку. Эллерин отсутствовал, и это тоже не добавляло хорошего настроения.
-Знаю, да знаю я, что не врешь. Если стены прокляты, надо от них избавиться, но не так, как это сделал прежний сеньор - по-подлому. Ишь, умник! - Уна фыркнула в нос - И поторопитесь, дети, дурные времена идут.
-Они уже давно пришли, преподобная Уна.
-Пфф! Ты славный мальчик и жена твоя много нам хорошего сделала вон, хоть и новую крышу мне бы одной ни в жизнь не сработать. Но не вам здесь судить. Не вашего ума... Дурные звезды на небе. Дурные знамения. Море говорит - все не так. Говорю тебе - если когда и надо пошевелить задом, то сейчас.
-Так война же, - с отчаянием сказал я, - куда Вэн поедет?
-Это уж дело ваше. У меня есть комнатка в храме, но вряд ли госпоже Ат-Рингальт она подойдет. Это всего лишь чулан с кроватью и сундуком.
Я смолчал. Жрица, смотрела не на меня, а на северный горизонт, где уже вставал бледный призрак Солинари - белой луны. Алая Лунитари всегда появлялась чуть позже.
-Но ведь можно, - решился я наконец, - Как бы это... Не делать того, о чем там сказано. Избегать...
Уна обернулась так резко, что я аж вздрогнул. Загорелое лицо, которое морщины не прорезАли, а покрывали сплошной сеточкой, словно шляпку очень старого гриба, было прямо перед моими глазами.
-Проклятие, - медленно и раздельно сказала она, - это тебе не партия в "магов и воинов", юноша, а спущенная с цепи судьба. Судьбу не обманешь. Все, кто пытались это сделать, кровавыми слезами облились.
После разговора со жрицей я еще завернул в "Двухвостую камбалу" и за кружкой бессовестно разведенного пива расспросил хозяина, слышал ли он о чародейке, казненной лет семьдесят назад по приказу сеньора Каррика. Трактирщик надулся от важности, долго плел небылицы вокруг да около, а потом признался, что ничего такого особенного не знает, поскольку его родители приехали на Огрызок уже после того, как имение было перепродано. А он, трактирщик, тогда еще за без штанов бегал и кошек пужался. Тогда весь Нижний Сход-то был - полдюжины дворов да полсотни овец. Все, кто нынче живет, все после понаехали, а те, первые, перемерли давно, кроме старухи Финнаман, да только она уж который год под себя ходит и сына родного не узнает. Так что болтали, конечно, мол Каррик-Птицелов ведьму, полюбовницу свою, живьем сжег, но начхать всем было, правду сказать, ваша милость, и на Каррика, и тем паче на ведьму.
Я бросил на прилавок монету и вышел, не допив кружки.
Под круглыми летними звездами, то и дело сплевывая, чтобы избавиться от вкуса отвратительного варева, я думал о том, как убедить Вэн уехать из Трех Ясеней. Куда - было более-менее понятно. В Веселую Мо, больше некуда. Предложение жрицы никуда не годилось из-за Эллерина. Я - человек терпеливый, но не до такой степени, чтобы каждый день думать, как этот кучерявый щенок трется вокруг Вэн и истекает слюнями. Не до такой.
И кроме того, уехать - это даже меньше, чем полдела. Пока Вэн владелица дома, опасность остается. "Владелец этих стен... " и так далее. Жрица права - всучить кому нибудь Три Ясеня, даже и задаром, подло. Остается разрушить или...
Или подарить мне. Уж как-нибудь справлюсь. "Вэн, родная, я тут подумал и решил, что ты должна подарить мне Три Ясеня. Я знаю, что в них - смысл твоей жизни, но поверь, так ты будешь в безопасности. " Лицо загорелось, как ошпаренное; я торопливо сплюнул еще раз, чувствуя, как в затылке начинают стучать молоточки. Нет, не выйдет. Не по мне это. Значит, нужно сносить.
Сносить.
Но это же не дни! - заорал вдруг кто-то внутри, и от этого крика я мгновенно покрылся гусиной кожей, - это даже не недели, дубина! А как же налет на Северную Крепь? А приказ?! Со дня на день поступит сигнал - и что тогда? Как ты бросишь Вэн одну со всей этой подлой канителью? И как ты сможешь не полететь? Трус и предатель - вот как тебя ославят, потому что никому не интересны твои семейные проблемы, но всем интересно, как захватить плацдарм на континенте.
-Владелец этих стен покинут будет любовью своею, как я была покинута... застонав, я упал лицом на подстриженную гриву гнедой.
Итак, неповиновение приказу. Суд Орденов и прочие прелести. Если, конечно, к тому времени в живых останется достаточно рыцарей, чтобы созвать трибунал. Может быть, меня даже оправдают. Два к пяти, скажем так. Было дело, видел я такого, оправданного - никто уже не помнит, за что его судили, но он до сих пор только и делает, что доказывает всем подряд, как он был тогда прав, да как он не знал, что полковой казначей - шельма.
Добровольное неучастие в налете на Северную Крепь. Впервые после оглушительного летнего разгрома представилась возможность контрудара не слишком впечатляющая возможность, чего уж там, но все же! - и я остаюсь в зачуханном гарнизоне, где и так просидел с первого дня войны, охраняя склады, на которые никто не нападал и не нападет. За все пять месяцев ровным счетом один бой с противником, залетевшим к Огрызку не иначе как по ошибке. Я считал себя уже переболевшим мечтами о геройских подвигах, но сейчас мне захотелось взвыть.
По затылку словно колотили обернутым ватой кирпичом, пот лился по вискам, по шее, щипал ссадину на скуле. До Трех Ясеней оставалось меньше полумили. Я впомнил сэра Хеннара, у которого ходил в оруженосцах, великого любителя поговорок и присловий, большей частью собственного сочинения. Одно из них гласило: "Не можешь решиться спи", и я собрался в точности ему последовать. Скоро полночь, ничего уже до завтра не сделаешь. Может, во сне что-нибудь и придумается. Может, все само собой образуется.
Не успел я спустить ногу с седла, как хлопнула дверь и из темного проема ко мне бросилась непомерно длинная, сутулая фигура с масляной лампой в руке. Рольф-ключник, самый старший из обитателей замка, гроза садовников и ужас судомоек. Начав службу еще при деде Вэн, он, по ее словам, никогда не вел никаких записей, но, даже разбуженный среди ночи, мог без запинки сказать точное количество серебряных ложек в сундуках и наволочек в прачечной. Что могло заставить старого сквалыгу пуститься бегом - я даже не мог себе представить.
-Рольф! - окликнул я, спрыгивая на землю, - Рольф, стойте! Что случилось?
Старик сделал два громадных шага и едва не поджег мне волосы своей лампой: глаза слабеют в последнее время, часто жаловался он.
-Ваша милость! Ну, хвала богам, вернулись! Миледи меня послала, караулить сказала - спешно, - Рольф задыхался, рука его, держащая лампу, заметно дрожала. Второй рукой, тем не менее, он стиснул мне локоть так, что я поморщился: долгая практика таскания за вихры посыльных мальчишек никуда не делась. Но я-то не посыльный мальчишка.
-Пустите, Рольф, - сказал я сквозь зубы, чувствуя, как подкатывает одуряющий страх за Вэн, а вместе с ним - внезапная, необъяснимая злоба, - Я у вас варенье не крал. Говорите толком, в чем дело.
Ключник, обиженно поджав сморщенные губы, отпустил мою руку. Мне немедленно захотелось извиниться, но я сделал усилие и промолчал.
-Прошу прощения, милорд, не серчайте на старика. Рыцарь Лэш только что прибыли и хотят немедля вас видеть. Они в кабинете с миледи.
Мне задышалось легче; с Вэн все в порядке, слава Паладайну.
-Что за дело такое посреди ночи?
-Не сказали, ваша милость. Но волнуются так, что, прошу прощения, мало из сапог не выпрыгивают.
-Ладно, Рольф, разберемся. Спасибо, что ждали, - я обогнул старика и заспешил вверх на крыльцо.
-Ваша милость! Лампу возьмите!
-Обойдусь! - крикнул я через плечо, - Оставьте себе!
Войдя в сени, не чуя ни рук, ни ног, я сразу же бросился бегом.
В восточном крыле кипело какое-то дикое, суматошное оживление: хлопали двери, возбужденные голоса выкрикивали что-то, служанки пробегали мимо, подобрав юбки, глядя прямо перед собой заполошными глазами. Весь этот шум обтекал меня нечувствительно, как вода - натертую жиром обувь; все, что было важно - это уходящий перед моими глазами вверх лестничный пролет и в конце его - чуть приоткрытая тяжелая дверь, из-за которой на порог ложился узкий, острый луч света. Предчувствия и предвидения - не мой конек, но, глядя снизу вверх на эту дверь и на этот луч, я слышал зов судьбы так же ясно, как если бы она немелодично дула в свой охотничий рог прямо у меня над ухом, и, охваченный чем-то сродни благоговению, застыл, положив руку на край перил.
Толчок в спину вернул меня к действительности. Дочка камердинера, конопатая девчонка лет тринадцати, отпрыгнула назад, поправляя косынку.
-Ваша милость, - выдохнула она восторженно, - Батюшка велел спросить, какую броню прикажете готовить - боевую или церер... цебер... цебермориальную?
-Не знаю, - наваждение выветривалось с трудом, как похмельная муть. Затылок заломило с новой силой, - Обе.
Камердинерова дочка пискнула еще что-то, но я, уже не слушая, мчался вверх через две ступеньки.
В полном доспехе, с зажатым под мышкой шлемом, Лалли Лэш по прозвищу Кузнечик расхаживал взад-вперед сумрачному кабинету, бесцельно трогая пальцем книжные корешки и производил столько шума, что не услышал ни моих приближающихся шагов, ни скрипа открытой двери. Вэн сидела все в том же кресле, уставившись на пламя свечи, и грызла ногти. Она не издала ни звука, дождалась, пока на очередном повороте Кузнечик заметит меня сам. Глаза его сияли не хуже, чем у камердинеровой дочки, белые волосы торчали, как прошлогоднее сено. Под подбородком часто сновал вверх-вниз острый кадык.
-Давай, Ат-Рингальт, собирайся, живо. Все уже готовы.
-Кто готов? - мне был нужен не ответ, а время, чтобы справиться с собой. Голова болела зверски - проклятое пиво.
-Все остальные. Давай-давай, по дороге объясню, - Кузнечик прикрыл глаза и экстатически вздохнул, - Поверь мне, ты о таком и не мечтал!
-Лалли, ты можешь говорить...
-Прошу прощения, рыцарь Лэш, - сказала Вэн, не отводя взгляда от свечи, - Вы, может быть, не будете против, если я попробую объяснить все мужу, пока он собирается? С ваших слов, конечно, с сухой полуулыбкой она глянула Кузнечику в лицо.
-Миледи... Я предпочел бы рассказать сам. Это военный вопрос... Если соблаговолите. - Лалли, когда смущался, начинал хамить, почем зря.
Я был уверен, что Вэн не соблаговолит просто чтобы посмотреть, как он будет выкручиваться, но она сказала только:
-Как вам будет угодно, - и я был озадачен, расслышав в ее тихом голосе что-то очень похожее на облегчение.
Ситуация, как обрисовал ее Кузнечик по дороге обратно оружейную, оказалась простой, но безумной: было заключено перемирие. Правда, с одной из сторон, а именно, со стороны противника, заключать перемирие было уже, собственно говоря, некому. На Башню Верховного Жреца, где располагалась штаб-квартира рыцарей Такхизис, свалился какой-то неведомый новый враг и в разразившейся битве уцелело только резервное крыло - сотни полторы везунчиков - да еще узники в подземельях. Двести с лишиним соламнийцев, тех, что зашищали Башню от войск Темной Богини и попали в плен, когда крепость все-таки пала. Остальным, в том числе Верховному Командующему, главам Орденов и всем высшим офицерам, посчастливилось куда меньше.
Все это поведал прилетевший на остров через час после заката рыцарь Короны, один из тех самых пленников.
-Подожди, - сказал я, когда мы подошли к оружейной. Камердинер Хенрик ждал нас у двери, - Как он смог сбежать?
-Не сбежать, - усмехнулся Лалли, - Его отпустили. Но как он сумел досюда добраться - это и правда вопрос. Он был ранен при штурме и рана загноилась. Горячий, как суп в печке, на ногу страшно смотреть, а от вони скулы сводит. Как он удержался в седле - даже и не знаю. Мы послали за преподобной, но если хочешь знать мое мнение, лучше б ей опоздать. Парень останется без ноги, будь оно все неладно, даже если она пробормочет все свои молитвы с начала до конца и передом назад.
Речи эти отдавали святотатством, но я счел за благо не возникать.
-И его вот так просто отпустили? Пожалели калеку? Что-то не верится.
-Собирайся давай, недоверчивый ты наш. Они летят драться, драться сообща. А он ложку в руках не удержит, не то что копье.
-Драться сообща? Лалли, да ты в уме? С кем?
-В уме-в уме, и даже, в отличие от кой-кого, трезвый. Заткнись, сделай милость, и дослушай до конца. Кому-то из офицеров этого самого резервного крыла было видение. Не знаю, кто ему там привиделся. Но я так понял, что... Ты огда-нибудь слышал о Хаосе?
-Какое отношение... Ну, слышал, - я вытянул руки и камердинер, кряхтя, помог мне надеть кольчужную рубаху. Границы реального мира рсплывались; меня подхватила бредовая река, - Вроде бы все боги произошли из Хаоса, нет?
Я попрыгал, проверяя, не гремит ли чего.
-В точку. Этот самый Хаос был пленен с самого начала мира. Его пленили боги. Своего Отца. А сейчас он как-то сумел освободиться. Или его освободили - тут парень сорвался в горячку и я ничего не понял. Но так или иначе - Лалли, забыв, что он в клепанных перчатках, попытался вытереть пот со лба, посмотрел на руку и скривился, словно уксуса глотнул, - Он на свободе и настроение у него, сам понимаешь, препоганое.
-Очень смешно, - сказал я, пристегивая шпоры.
-Да. Так вот, он вошел в наш мир и вроде бы собирается уничтожить все созданное его детьми. Отомстить. Он призывает тварей из Бездны. Это все было сказано в видении. Те, кто уничтожил гарнизон Башни - это только начало. Первые ласточки, так сказать. Уцелевшие - Темные и наши - полетели сражеться с ним. И если мы перестанем чесать языками, то сумеем перехватить их над Тресковым.
-И что? - чувство нереальности происходящего становилось все плотнее, все гуще, - Лалли, даже если все это не бред умирающего, во имя Паладайна, как они собираются с ним сражаться? Подожди, дай сказать, выпалил я, увидев, что Кузнечик собирается возразить, - Это же все равно что, я не знаю... Сражаться с тайфуном! Он даже не бог, он - само Мироздание! Ты что, серьезно думаешь, что его можно победить? Убить?
-Не убить. Выслушай ты меня, ради всего святого! Я не сильно разбираюсь в богах и видениях. Но тот парень, темный, клялся, честью клялся, что так оно все и есть. А тот, что сейчас умирает в Веселой Мо, клянется, что слышал эту клятву.
-Послушай...
-Нет, это ты послушай! - Лалли схватил меня за локти, почти касаясь носом моего подбородка. Глаза у него были сумасшедшие, - Подумай - это ведь правда! Об этой битве сложат легенды! Ты что, собираешься сгнить здесь, в Веселой Мо? Ты что, струсил?
-Лалли, - сказал я, высвобождаясь, - Приказ, ты помнишь? Северная Крепь? Нам нужно ждать.
Но уверенности в моем голосе не было и я сам это понимал. Я нутром чуял, что это правда. Дурные звезды, дурные времена... Лалли тряхнул головой.
-Два слова чести, Дитер - врага и друга; тебе честь дороже или бумажка? А, пес с тобой. Если решишься - я во дворе, - бросил он, выскакивая из оружейной.
Я догнал его там, где коридор сворачивал к основному зданию; улыбнувшись, Кузнечик хлопнул меня по спине (получилось громко) и мы пошли рядом. Я был не в силах сосредоточиться ни на чем; пытался думать о предстоящей битве - и не мог. Думал, что, улетая, мы оставляем остров беззащитным и если это ловушка, то помогите нам боги. Но и это казалось неважным. Думал о славе - слава казалась звоном детской погремушки. Думал о Вэн и о том, что я даже не успею ей ничего объяснить, не успею убедить, но ее лицо расплывалось, как на старинной картине. Все расплывалось, кроме звука наших двойных шагов в темном коридоре меж гулких, голых стен.
В сенях у главного входа нас ждала Вэн. Двери были распахнуты, но пламя факелов даже не колебалось: воздух внутри и снаружи словно обмер перед грядущим. Вэн стояла лицом к нам, сцепив руки перед собой, и не сводила с меня глаз. Мы подошли вплотную. Лалли кашлянул и беспомощно глянул на меня.
-Я, гхм... подожду во дворе. Миледи...
Вэн деревянно кивнула в его сторону. Кузнечик изобразил поклон и ретировался, сохраняя порядок в рядах.
-Вэн, - я осторожно обнял ее. Звенела кольчуга, жестко шуршал шелк. Она была как статуя, - Вэн, я...
-Я понимаю, - она подняла голову и коснулась моих губ сухими губами. Выражения ее глаз я не смог разгадать, - Иди. Делай, как надо.
Я почувствовал, как она на секунду прижалась крепче, потом отстранилась и отошла совсем.
-Иди.
-Вэн, - шепнул я, вновь обнимая жену - Уезжай из Трех Ясеней. Поживи пока в гарнизоне, - и, видя изумление в ее глазах, поцеловал ее крепче, - Поверь мне. Уезжай.
Копье стояло прислоненное к стене у самой двери. Оно было тяжелым, неподъемным. Медленно, словно по колено в воде, я спустился со ступенек.
Лалли уже надел шлем. Забрало было поднято, но лица в тени не разобрать. И все равно я был уверен, что он наблюдает за мной, словно ожидая, когда я дам слабину. Мне стало неприятно.
-Пошли, - сказал он, - Эйкин ждет в холмах. Э, кстати, а где Повергающий? Ты что, еще его не позвал?
-Нет, - медленно сказал я, чувствуя, кк с почти ощутимым щелчком все становится на свои места, - Не позвал.
Нет, я не позвал Повергающего. Я и не собирался его звать потому что не собирался никуда лететь. Мне было плевать на славу и на позор. Плевать на Отца всех богов и на мать тоже. На честь и приказ. Я видел Вэн, как она стояла, сжав губы, стиснув руки. Видел, как сияли в свете факелов ее волосы. Как тот же свет ложился на ее платье, превращая его из синего в охряное. Вот все, что у меня есть. Твари из Бездны готовы хлынуть в мир? Начхать и на мир, и на Бездну. Помноженные друг на друга, они не стоят одной ее слезинки. Я остановился.
-Что такое? - Лалли, успевший уйти вперед, повысил голос, - Забыл что?
-Да, - сказал я, - Забыл. Давай, Кузнечик, лети. Я остаюсь.
Он долго смотрел на меня. Хорошо, что в тени забрала я не видел его глаз. Не сказав ни слова и ни о чем больше не спросив, он повернулся и пошел прочь со двора.