Посвящается моему другу, Загнанному Зверю, тебе, Сережа.)
Когда слышишь это слово - зверь, невольно сдвигаются брови. Что-то дикое, грозное, неудержимо необузданное грезится в нем. Ведь не зверюшка, зверек, зверечек, а зверь...
Большое, непредсказуемое, даже жестокое, но неотступно связанное с природой, со стихией, с неудержимостью страстей. И трудно поверить, что в нем бьется огромное доброе сердце, способное понять, посочувствовать, постичь.
Небо заволокло тучами совсем незаметно. Сначала лазурный оттенок разбавился серыми тонами. А потом серое, постепенно накапливаясь, совершенно поглотило ярко-синее.
Так бывает, когда по капельке, по маленькой капельке, но очень часто и очень долго добавляется черная краска в ослепительно белую, пока не превратит ее в грязь; пока деготь, постепенно не превратит в себя мед; пока яд не поглотит вино; пока подлость не воплотится в искренности; пока в ненависть не превратится любовь...
Так незаметно и постепенно вокруг стало темно и пасмурно. Она шла по лесу и теперь сбилась с дороги. Ни одного просвета. Лес плотной, непроницаемой стеной окружил ее со всех сторон. Беззащитная, растерявшаяся, усталая она остановилась, не зная, куда сделать следующий шаг. Ей было страшно. Она попробовала кричать, но голос тонул и растворялся в непроходимой чаще леса.
Отчаявшись, дрожа, как листок на ветру, в нерешительности она теребила связку жемчужных бус, веревкой висевших у нее на шее. Как нелепо они выглядели здесь, в темной чаще на разодранной блузке. Это все, что оказалось у нее при себе, когда разбитая и раздавленная, она покинула свою обитель и бросилась наугад, куда глаза глядят.
Вдруг, совсем рядом раздался треск сухих веток, казалось, что-то неведомое несется, как смерч. Глаза распахнулись в ужасе, ее заколотило еще сильнее, когда вперед из темноты ворвался силуэт... зверя.
Он тоже казался ошарашенным и испуганным. Стоя на широко расставленных лапах, пригнув низко голову к земле, с открытой пастью, из которой свисал пересохший язык, он тяжело и прерывисто дышал, будто за ним гналась целая свора собак.
Так они и замерли друг против друга... Он оскалился и зарычал, казалось, один прыжок и его когтистые лапы раздерут ее в клочья. Сердце, трепетавшее на тонкой ниточке, оборвалось...
Но он не спешил... Видимо, он почуял страх, охвативший ее. И теперь в нем просыпалось любопытство. Он осторожно сделал шаг, потом другой... А она, испуганная до смерти, просто протянула вперед открытые ладони и закрыла глаза... Он подошел совсем близко и... лизнул ее в ладошку, а потом уткнулся холодным носом и замер.
Так и стояли они, отверженные и обреченные, в беспросветной тьме. Но теплое чувство доброты и доверия, постепенно разрастаясь, оттесняло мглу и холод, окружавшие их. Даже не надо было слов, чтобы понять друг друга...