Четыре часа томительного ожидания...
Забежал какой-то взъерошенный старлей,в замусоленном белёсом хэбэ с "лепестком" на лице.
Сорвав, швырнул его в мусорный ящик, из-за голенища сапога достал новый в упаковке: привычно надорвав пергамент, подогнул металлическую пластинку, примерив на свой орлиный нос, огляделся, вертя головой...
- Мужики! Вода есть?
"Новенький",- понял я, кивнув в угол, где за объемными картонками с респираторами стояло два пластиковых ящика: один с минералкой, второй-с "пепси".
- Минеральная вода, «пепси-колла", сэр, - съязвил кто-то в пол-голоса, но офицер или не раслышал, или сделал вид...
- Не-е-е, только не эту импортную муру - у меня от нее изжога. Я лучше водички, нашенской.
"Ну, ну,- опять подумалось мне. «Патриот..."
- Ну что, «смертнички» - Подъем!
А вот это по наши души.
Здоровяк в белой уже примелькавшейся здесь на станции униформе, шапочке и бахилах, нетерпеливо переминался с ноги на ногу у входа.
Поднялись.
Напялили "намордники".
Пошли.
- Чего делать? Это по пути, вопрос к гражданскому.
- Дело делать... Неохотно отозвался здоровяк.
Дело так дело.
Думать не хотелось.
Заметил, что станция поглощая, накатывается как неумолимый каток всей своей безмолвной массой на тебя: находит какое-то отупение, заторможенность и безразличие ко всему, что тебя окружает.
Я не знаю что ЭТО и от ЧЕГО, но у кого не спрашивал - ответы были почти похожие: заторможенность, как будто в каком-то вязком веществе, горном потоке противопоставляешь себя природе…
Отупение, когда все до «лампочки»: лишь бы поскорее в санпропускник, снять, смыть с себя эту всю «грязь», доехать к вечеру в бригаду, в свое расположение, покиснуть в сауне…
Посидеть, полистать черновики стихов в одиночестве в ленинской комнате, обычно пустующей после ужина: все, или практически все шли смотреть кинофильм( это пожалуй было единственным цивильным развлечением или отвлечением в военном городке.
Немного встряхиваешься только тогда, когда руки начинали что-то делать: запихивать в пластиковые мешки металлические, порой довольно-таки обжигающе-горячие детали, части оборудования, это чувствуешь даже сквозь несколько слоев перчаток из резины, ткани, полиэтилена. Горячие, потому что даже спустя год после аварии вода в системе охлаждения реактора, который был заглушен сразу же, система охлаждения, которую слесари-ремонтники перебирают по-новой, под сто градусов.
Отвлекся чуть и сразу над ухом бас:
- Слушай сюда, усатый!(это ко мне).
- Тебе,повторяю-юноша бледный с взором горящим...Замечтался?
- Две минуты в этом гадюшнике. Лимит "дозики" установили! Понял!?
- Две - и он показал на пальцах как немому.
- Вон те железяки-ШАДРы,-он ткнул пальцем-сарделькой куда-то в глубь помещения насосной,-на крановую площадку на тридцатую отметку, в контейнер для отходов. Весит шестнадцать кило. По паре штук-не больше, в пластиковый мешок, и не на спину, не на спину, а в вытянутой руке. От яиц подальше. Усек!?
Легко это говорить, ему - «вольнику» с Курской или Смоленской атомной станции, приехавшего подзаработать на двойных, тройных тарифах зоны. Поэтому и пихали нас во все дырки. Они, гражданские не лезли на рожон принципиально. А зачем? Себе дороже! По КЗоТу не положено и все! Все правильно! Я бы, наверное, рассуждал точно также, не будь на моих плечах погон, и не стой моя подпись на листке военной присяги…
Все правильно: коль положено мне, работнику АЭС в год набирать не более 5 БЭР, а за весь период работы, или в экстренных, аварийных ситуациях –25 БЭР, и все! Точка на этом!
Только порой становилось на душе как-то паршиво от такой социальной несправедливости, что ИХ годовую норму, МЫ набирали за НЕДЕЛЮ…
Он стоя в дверном проеме, опять по-наполеоновски ткнул пальцем куда-то, где нас ожидал ратный подвиг, а после - усиленный паек в гражданской (станционной) столовке и не совсем приятная процедура сдачи на анализ крови и мочи.
Все девять дней.
Гуськом, петляя меж свесившихся с потолка под разными углами тяг, пробрались к площадке, устланной брезентом, заставленными стоящими вертикально, словно снаряды, этими самыми «ШАДРАМи» (оказалось, расшифровывается очень просто -штанги автоматической дистанционной регулировки).
Прикинули ряды, подсчитали: штук сто шестьдесят. Значит по два за ходку, умножаем на четыре на четверых делим - десятка по два ходок придется сделать…
Смотрю напарник Генка из Брянска опускает в мешок третью железку.
- Ты чего? Стахановец? Это я.
- Быстрей снесем, скорее, сядем (это он об «отстойнике»), добавил:
- Чего кота за х… тянуть.
- Ну, ну! Но стало совестно, запихнул и я третий ШАДР в свой мешок.
Первый рейс вроде ничего, даже интересно.
Поглядывая на покачивающуюся впереди белую спину слесаря-ремонтника, показывающего маршрут, подумалось, что этот здоровяк - «вольник» мерил под себя: около полста кило в «вытянутой руке» - это бред «сивого мерина».
Через метров двадцать лавируя в переплетении многочисленных переходов, металлических лестниц, обливаясь потом, глотая через респиратор теплый ионизированный воздух (во рту от этого стоит постоянно металлический привкус:как будто кроме железа во рту ничего не было) третьего энергоблока, начал запыхиваться как при марш-броске. А прошел-то.… Всего ничего.
Мешок в начале в «вытянутой руке», постепенно с каждым шагом, вытягивая руку до размеров обезьяньей,
начинает волочиться, стуча погремушкой по полу в такт неторопливым шагам.
А первый уже возвращается. Не знаю кто. Интересная деталь: одетые практически в одинаковое обмундирование, в намордниках-респираторах, а кое-где в защитных очках становишься близнецами, (теперь когда в обиходе появилось другое сравнение, можно сказать, как клон).
Жара, пот, дебильный пластиковый мешок, который в нормальных человеческих условиях, чтобы не мучиться, просто забросил бы на спину….
Навстречу движется еще один клон. Наш не наш: даже нет желания поднять голову, чтобы по каким-то малозаметным, только тебе бросающимся приметам определить, определить своего, из взвода, роты, бригады…
Этот «свой», потому что реплика, брошенная им явно в твой адрес: «Кто там, в коробченочке едет»? (это по поводу грохота, стоящего при волочении злополучного мешка по металлическому рифленому покрытию пола).
Хватило дыхания актуально и съязвить: «Конь в пластиковом пальто!»
Контейнер для отходов виден издалека.
Ядовито-желтый знак радиации.
Надпись: «Внимание! Опасно! Радиация!»
и чуть ниже "Возврату не подлежит».
Этот уйдет в могильник навсегда, ляжет в штабеля себе подобных, в траншею, зальется жидким бетоном, сверху затрамбуется земелькой, появится холм, и лишь проволока-колючка, да несколько предупреждающих об опасности знаков будут напоминать потомкам, что здесь похоронено.