Страница 1
Мы знакомимся с генералом Радзиховским в тот момент, когда он покидает седое от подмороженного инея здание английского клуба на набережной.
Андрей, улыбаясь от счастья, протягивает ему вычищенную и высушенную от липкого снега шинель, замирая в ожидании щедрого даяния. Генерал же лишь сухо кивает: «Благодарю», набросывает шинель не продевая рук и торопливо следует к выходу, оставляя седого прислужника в полном недоумении и оскорбленном негодовании.
Генерал вышел на крыльцо, вдохнул влажно-примораживающий воздух, всегда раздражающий ноздри в столице, строго осмотрел небо и, втыкая трость в хрупкую новообразованную белую корку, зашагал к коляске. Из-за того, что он покинул клуб раньше обычного, экипаж не был подан к крыльцу. Но лошади, всегда в тепле, переминались с ноги на ногу, и дверца ему уже распахивалась.
Снег перестал сыпать хлопьями, небо наполовину расчистилось и только отдельные снежинки посверкивали, пролетая мимо фонарей. Генерал тяжело уселся, запахнул шинель и хмуро замолчал, глядя на тронувшиеся в обратном направлении свежие сугробы. Только что ему практически в открытую указали, что ему изменяет жена.
Конечно, не совсем уж в открытую, сохрани Бог. Инвалиду Отечественной войны, герою, обласканному покойным государем-победоносцем, вряд ли кто-нибудь рискнул бы говорить такие вещи вслух. Но намекнуть – настолько туманно, что по сути ничего не было сказано, но и настолько пронзительно, чтобы последний прихвостень ломберных столов распознал отраву… их же теперь этому в корпусе учат.
Нога разнылась сильнее обычного: сказывалась перемена погоды. Надо не медля поговорить с Эженом, как они его тут называют, – не столько из-за очередного помрачения на всем французском, сколько благодаря его многочисленным скитаниям по заграницам. Двоюродный племянник хоть и злобен, но неглуп – нельзя отказать – и, главное, почти не бывая в свете, знает все про всех. Нехорошо, конечно, даже бесчестно перед Татой, за ее спиной… Но генерал, получивший княжество и ленту за стойкость под французской картечью, не мог и представить себе прямого разговора с молодой, умной и слишком… верно, слишком начитанной женой. А Эжен уж во всяком случае не сплетник и преданность свою проявлял неоднократно.
*
Страница 2
Он как раз собирался на прогулку, когда доложили о князе Радзиховском. Слегка поморщившись как от незначительного, но знакомого нытья в зубе, он приказал ввести и плюхнулся в кресло, держа обе перчатки в правой руке.
– Ты, Павел, что называется, большой оригинал. Изволь заметить: не появлялся у меня, почитай, две недели; а теперь, стоило мне помыслить о маленьком променаде… Обедал?
– Это ты обедаешь заполночь, мой милый, – не смог подавить улыбки князь, как всегда, когда племянник заводил свои жалобы. – Хотя как раз сейчас, не помешало бы водки… Холодает, – торопливо пояснил он, заметив тень недовольства на лице Эжена. – Да я тебя надолго не задержу.
– Матвея не дозовешься об эту пору, я сам принесу. Да садись же.
Племянник вышел, и вскоре вернулся с запотевшим графином. Матвей, конечно же, находился в пределах досягаемости, но было желание на секунду остаться одному.
После того, как целебный русский напиток с шумом исчез в генеральских недрах, а вопросительный взгляд Эжена утвердился на генеральской переносице, все сразу как-то стало ясно и просто. Как на войне.
– Евгений, – начал князь и трубно высморкался в платок. – Я собираюсь стреляться. Прошу быть моим секундантом, ибо дело семейное.
Эжен нахмурился, выказывая, что это было не совсем то, что он ожидал услышать от обычно жизнерадостного дядюшки, с которым его связывали, скорее, дружеские отношения. Теперь он видел человека, привыкшего провожать взглядом шипящие над головою ядра и не склонного шутить.
– Что случилось, Павел? Уж не думаешь ли пойти по моим стопам? Тебя не простят, не то время, будь ты хоть трижды герой. Да и…
– Это из-за Таты, видишь ли.
Генерал никогда не мог заставить себя выговорить французскую кличку племянника. Лицо его стало совсем серым, он отставил рюмку в сторону. То же машинально сделал и Эжен, теперь и в нем исчез шутник, а появился человек, которому случалось отправлять на тот свет других людей на дуэлях. Зрачки его сузились, уши, как у породистой собаки, легли плотнее к начинающему лысение черепу.
*
Страница 3
– И что же? Кто-то что-то тебе сказал о ней? Ты понимаешь, что это немыслимо?
– Штильзе сказал…. Неважно что, ты понимаешь. Я, конечно, никоим образом не сомневаюсь в поведении моей жены, но… ты знаешь. Ты же у нас почти каждый день… почти с самого начала… ты знаешь, какая она. Но… Подкапываться под меня бесполезно, я в генеральном штабе давно уже не фигура… значит, что-то в этом было? Как думаешь? – заставил генерал себя закончить свою довольно, согласимся, бессвязную речь.
“Вот что тебя на деле беспокоит”, – подумал Эжен. – “И намного больше исхода дуэли. В чем мы сейчас и убедимся.”
– Не подставляй семью и погоны под удар, князь, – произнес он вслух. – Со Штильзе буду стреляться я. Я слишком уважаю твою жену и тебя. – Видя, что генерал уже открыл рот и округлил глаза в готовом возражении, Эжен не дал ему мгновения вставить слово. – Я настолько хорошо знаю, - он выделил это “знаю” тоном и движением тела вперед и снова на спинку кресла, – что твоя жена – безупречного поведения дама, что застрелю немца как кабанчика. А ты и не думай, тебе нельзя. Она, конечно, все твердит, что мечтает снова жить вдали от Петербурга… но я бы не стал из-за этого намеренно идти в ссылку. Они же этого и добиваются.
Генерал был видимо оглушен доводами племянника, а тот продолжал набрасывать дальше:
– С этим господином у меня старые счеты, знаю его страсть фискалить да пакостить. Завтра же я ему скажу одно только слово - и уже он побежит искать секундантов. Что ж до меня, то мне все равно пора снова в дорогу. Скучно тут с вами.
Князь решительно замотал головой, как бы опомнившись:
– Негоже мне за твою спину прятаться. Я тебе благодарен, конечно… но там должен быть я. Тем более что я уже вызвал его, завтра в восемь… уже будет что-то видно, полагаю. Место он мне назначит, тут мне все равно. Не утаишь.
– Но послушай… Радзиховский против Штильзе… это смешно. Это невозможно! Мне было бы пристойнее… потом, ты же знаешь, как я стреляю: не захочу, а попаду. – усмешка.
– Нет, милый, не говори ничего. Нельзя-с. Едешь со мной или мне Зарецкого просить?
Эжен взглянул генералу прямо в глаза:
– Я еду с тобой, Павел. Завтра с шести я буду готов. И помоги тебе Бог.
Князь поднялся.
*
Страница 4
Через полчаса княгине Радзиховской с черного хода была доставлена записка следующего содержания, написанная хорошим французским языком:
“Все совершается по нашему плану. Ш. выполнил сегодняшнюю часть задачи и завтра с утра ее закончит. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Сам Ш. будет молчать, поскольку и мы знаем о нем слишком много. Я заеду к тебе с соболезнованиями, когда все будет кончено и ты станешь наконец свободна. Тогда и обсудим наше будущее.
ЕО”
Собственно, здесь же нам можно и закончить. Мы увидели заветный вензель, знаем теперь все, что необходимо, и - как сказано - с героями надо уметь расстаться вовремя.