Сквозь страницы с отогнутыми краями, меж строк, через сухие схемы, несётся из пункта А в далёкий пункт Б велосипедист. Огибая на полях заметки, рожденные нерадивым учеником. Огибая его рисунки, сделанные карандашом. Созданные специально, дабы развеселить себя в часы непроглядной скуки, оставить о себе память: чтобы помнили будущие, такие несчастные четвероклассники, которым ещё предстоит штудировать эту книгу в будущем году – учебник по домашней математике. Осторожно, в школьной библиотеке следы карандаша могут заметить, и тогда придётся платить огромный штраф разгневанной тётке в очках с толстенными линзами, но велосипедисту всё нипочем, и он лишь сжимает покрепче в руках изогнутый блестящий руль.
За велосипедом тянется журавлиная стая, точь-в-точь, что на седьмой странице учебника по биологии; велосипед заправлен экологически безвредным топливом, который уже выдумали пытливые умы - весёлые узкоглазые учёные, за что им впоследствии обязательно вручат премию, ту самую, которой, возможно, и получилось бы оплатить штраф в библиотеке, но пытливые умы далеко отсюда, на соседнем материке, а это, наверное, ещё дальше, чем пункт Б. У велосипеда огромные колеса и серебристые спицы; а когда велосипед на высокой скорости, спицы образуют светящийся диск – их не видно по отдельности, они сливаются в единое целое. Высокая скорость: помнишь, параграф номер восемьдесят два, еле живой учебник по физике, истрепанный.., хотя, нет, брось заглядывать в книгу, лучше смотри, как мчится по дороге велосипедист. Ах, какой у него шлем. Ах, какая у него улыбка на лице. И едет он уже словно не на велосипеде, а на мягком и, само собой, волшебном ковре-самолете. Все детали смазаны ароматным маслом, но от этого запаха почему-то воротит нос мама – казалось бы, уж она-то многое повидала на своем веку, но она отворачивается, морщится и уходит на кухню делать пельмени на обед; а велосипедист всё рассчитал, и он должен успеть, должен, иначе вся учеба насмарку - целая вечность с мешочком второй обуви в руке, а мешочек хлопает при ходьбе ниже колена, но его некуда больше девать и ты терпишь.
Зачем так спешит велосипедист? «Вот не сиделось ему у себя в пункте А, помчался чёрт знает куда, проснувшись чуть свет, - ворчит твоя соседка по парте, - зачем ему туда надо? Поехал бы, скажем, в пункт В, или, того лучше, в пункт Н - видишь, он совсем рядом…» Соседка достает из портфеля, пропахшего бутербродами, карту мира, тычет пальцем, измазанным синей пастой, и говорит о том, что велосипедист едет туда зря, и его поездка не имеет ровным счетом никакого смысла, а бессмысленных вещей не должно быть. «Дура ты, ученица Юля, всё-то у тебя взвешенно и наделено каким-то смыслом, - восклицаешь ты, не выдержав. - Взгляни лучше, как прекрасна журавлиная стая, взгляни, как спортивно прогнулась спина велосипедиста, и как блестят его глаза. Если он так спешит туда, значит ему надо. Значит, это важно для него. Если ты чего-то не понимаешь, то это вовсе не значит, что этот предмет бессмысленный и никчемный. И убери свою карту мира; ишь ты, разложила на всю парту, зачем ты её вообще притащила – сегодня у нас не будет географии – Михаил Маклаевич заболел, он отравился мелом, и придёт лишь в субботу, впрочем, у меня и так дел хватает, разболтался я тут с тобой лишнего…»
Девчонки, что с них взять, они на велосипеде и удержаться-то толком не могут, какой уж здесь может идти разговор о заезде на такие многокилометровые и многостраничные дистанции…
Как ласково окутывает велосипедная цепь звезду, что вертится бешеным волчком меж колёс, как крепко она держится за её бесчисленное множество лучей – не пытайся сосчитать их, старательный ученик, успевай лишь перелистывать страницы, чтобы не потерять из виду велосипедиста и его всесильного механического коня. Металлическая цепь не отпустит звезду, не слетит, как это бывает у мальчишек во дворе, гонимых наперегонки желанием быть первым. Как мчится он, разгоняя тучи и нумерацию страниц – так мечтаешь ты помочь ему в этом важном соревновании…
Но что это!? Звонок! Зачем? Как же так, почему именно сейчас!? Пожилая учительница с предусмотрительно накинутой теплой шалью на свои плечи отпускает вас: «В следующий раз мы будем писать контрольную по всей теме, готовьтесь, готовьтесь и еще раз готовьтесь, списать не надейтесь, учить не ленитесь…» - и она вас отпускает, все с воплями разбегаются, а ты, всё так же, не отрывая взора с книги, сквозь которую уже не едет, а летит велосипедист, собираешь в сумку свои тетрадки-ручки-дневники и бежишь на задний двор школы; где целуются после уроков старшеклассники, где курят двоечники и где стоит директорский автомобиль с длиннющей антенной. Там ты находишь укромное местечко, где тебя никто не потревожит, никто не посмеет, никто не догадается. И, может быть, только одна живая душа – Верховная жрица всех транспортных средств, о которой беспокойно думает велосипедист, о которой в условии задачи даже и не сказано – она может изменить порядок вещей. Но, если к ней ласково, она способна помочь велосипедисту. Ко всему надо ласково, ко всему надо с добротой, думаешь ты и улыбаешься.
На семьдесят первой странице велосипедист начинает уставать; это заметно по его движениям – твои ладони сжаты от накала страстей; велосипедист жмёт на педали упрямо, но дыхание обрывисто, а его мысли слышны даже за обложкой учебника, где нарисована тобой красным фломастером маленькая роза ветров с чуть смазанным лучом. Решается вопрос задачи, вопрос жизни: успеет ли велосипедист доехать до пункта Б, при том условии, что:
а) погода портится
б) учебник устарел, и сейчас вообще так не учат.
в) расстояние велико, а времени так мало и…
г) самое главное: ведь не верит никто, что он способен на это, ведь даже самый главный отличник в классе, даже он отказался решать эту задачу, отказался помочь велосипедисту…
Спеши, дорогой мой объект задачи номер двадцать два. Спеши, я нарисую тебе на пятидесятой странице еще один велосипед, и будет у тебя их уже два, а если хочешь, нарисую целый автомобиль - как у нашего директора, такой же: с длиннющей антенной, с дворниками на стеклах, с выхлопной трубой…
…И сидит маленький четвероклассник на корточках, во дворе собственной школы, и, сморщив брови, старательно поддерживает велосипедиста. И решение у этой задачи есть, хоть и условие в чем-то ошибочно: автор учебника был неисправимым пьяницей, никогда не любил детей, и ему было решительно безразлично, доберется ли велосипедист вовремя, или останется не у дел, а увидев чей-то ответ «Не успеет», велосипедист будет долго-долго плакать, роняя тяжелые слезы на уставший велосипед.
Известно лишь одно: подъезжая к пункту Б, навстречу к запыхавшемуся велосипедисту, выедет навстречу другой велосипедист.
Она будет героиней задачи, загадочной и прекрасной. Она будет ехать не спеша, на ходу любуясь молочным лугом; будет вслушиваться в шелест ветра, глубоко вдыхая девственный воздух. Она увидит журавлиную стаю, увидит приближающийся ковер-самолет, его траекторию, суть которой изучают в старших классах, а четвероклассникам ещё рано; она сразу поймет, что вот он, её великолепный герой. Она поймет, что ради неё он готов пойти на всё, жертвуя собой, преодолевая самые опасные пути и препятствия…
А велосипедист – гляди, как ему тяжело сейчас, в эти последние минуты; для него эта дорога – это почти Млечный путь.., почему ты смеёшься? Каждый, запомни это, каждый имеет право на свой собственный… Млечный путь. Нет, об этом не указано в учебнике по астрономии, и вообще, астрономию ты будешь проходить в десятом классе. Не верится? Поверь, ты тоже будешь таким высоким, как те ребята, что никогда не стоят в столовой в очереди, а просто лезут, расталкивая младших по сторонам – ничего не поделаешь, они сильнее. Но ты не расстраивайся – это повторит тебе, отдышавшись, велосипедист. Ты тоже вырастешь. И это предусмотрено условием всех задач, что только существуют в нашем огромном прекрасном мире.
…А пути героев задачи номер двадцать два, на семнадцатой странице учебника с розой ветров на обложке, пересекаются в точке Ц и никогда более не расходятся. Но это уже совсем другая история…