Кошка умывается, давясь клочками собственной шерсти.
Ты не выдерживаешь и выходишь на улицу. Твои ладони тяжелые, словно камни. Ты стоишь у парадной, а на стене висит грустный телефон, по которому сегодня вызовут скорую помощь – они приедут на белой машине с красной полосой, а на крыше задыхается под колпаком синий огонек, и ты будешь долго на него глядеть, вспоминая, что же собой представляет открытый перелом. Белые люди выйдут из машины, хлопнув всепрощающей дверью. Начинается дождь. Ты звонишь домой, своей белоснежно чистой кошке, которой ты уже надоел. Она зовет тебя спать, и ты поднимаешься по лестнице наверх. Ты возвращаешься.
Кошка умывается, давясь клочками собственной шерсти. И снова перед тобой телефон…
Здравствуйте, простите, пожалуйста, мне срочно нужна помощь. Моя кошка задыхается: в ее легких шерсть, а дома не выключается телевизор, и я не знаю, когда это прекратится. Здравствуйте, простите, позовите хоть кого-нибудь, я сегодня забыл утром умыться, не смейтесь, это происходит нечасто, я забыл, где ванная комната, я оказался в зале, где разорваны когтями негодницы мои драгоценные полотна, на них бычья кожа натянута, словно играют на барабанах ладонями тяжелые песни, мои ладони словно из камня, нет ни мыла, ни теплой воды, что лаской своей питает темными ночами, когда в белой ванне; я забыл умыться, вы же знаете, это смертельно, от этого умирают, белая машина с красной полосой, кошка смеется, гадость, твои слова путаются, и бегают глаза в поисках неподвижного. Здравствуйте, говоришь ты, здравствуйте, простите, я не знаю, кто мне нужен, а у вас красивый голос, я люблю эту ноту, мне нравится, как вы ее держите, я не стану вам подпевать, я не сумею остановиться, хотя, вы это бросьте, кто же сейчас поет песни по телефону, это ненормально, прекратите. Кошка умывается, давясь клочками собственной смерти, внизу заело рояль, тот, кто играет это, должно быть, композитор, они часто переигрывают одно и то же, ах да, постойте, а какой у вас номер телефона; господи всевышний, что же это, я звоню вам вниз и это ваш рояль, очень странно, я не знал, что вы композитор, я не знал, что вы умеете играть на инструментах, надо же, но лучше прекратим этот разговор, он не доведет нас до добра.
До свидания, это еще долго будет звучать на твоих устах. Ах, как я буду скучать без вас, и диск телефона светится, подобно кругу на кухонной плите, он светится, не может остановиться, как хорошо, что круг вращается по своей оси, возле тебя суперзвезда – твой телевизор сломался, он не выключается – надо отнести его к мастеру, хотя, нет, ни в коем случае, это чревато последствиями: он потребует водки, а для этого нужно идти в магазин на углу дома, что был построен при Сталине, огромный, с окнами, страшными, никогда не заглядывай в них, иначе приедет за тобой черный ворон взмахнул крыльями и пролетел над твоей головой по пути к телемастеру. Суперзвезда улыбается, подмигивает, а справа появляется рассыпанное число: эту сумму ты можешь выиграть, если ответишь на вопросы, значение которых прячет ведущий на обрывке размалеванной бумажки. Что держит в своих руках ведущий программы? Что думает Сталин об этой программе? Что сделает с черным вороном кошка, умершая от разрыва кишок?.. Разрыва кишок? Ах ты, мерзкая тварь! Как же мой паркет? Я его укладывал сам!.. И последний вопрос: кто укладывал паркет? И ведущий программы улыбается, глядя на тебя с экрана, в ожидании твоих ответов. Звучит фонограмма, если вырезать которую, ты, может, и ответил бы на все эти вопросы, но зрачки твои расширяются, ты моментально забываешь про паркет, черт с ним, ведь рядом рассыпанные числа… простите, простите, вы бы не могли повторить последний вопрос, я невнимателен сегодня, я не мылся, в ванной комнате заперся композитор с нижнего этажа, буду вам очень признателен… И он задает свой вопрос заново. Вам какую водку? «Чистопольскую» или «Вечный зов»? Ты показываешь пальцем, протягиваешь деньги дрожащей рукой, хватаешь бутылку и, глядя в землю, уходишь быстрым шагом – подальше от этого сталинского дома, скорее, отдать водку монтеру, этому мастеру телевизионных дел, с крошечными, птичьими глазами, теперь-то он должен быть доволен, теперь-то он сделает так, чтобы телевизор прекратил свои круглосуточные монологи. На твоем лице промелькивает нервная ухмылка. А еще нужно помыть паркет, думаешь ты.
А еще нужно помыть паркет, думаешь ты.
Хотя, нет; нужно положить его заново. Основательней.
Или, нет, проще забетонировать пол – так, чтобы его вообще не было. Да. Не надо пола. И не будет слышно рояля снизу, из квартиры никчемного композитора, тычущего своими пальцами по сладкому рафинаду клавиш, чтоб не смел он более запираться в твоей священной ванной комнате.