Чувство избранности
Когда мне вчера в поликлинике психиатр сказал, что я - Наполеон, я
совсем не удивился. Я всегда это предчувствовал, лелеял и выращивал.
Знаете, это исполинское чувство - чувство, что я - не совсем такой,
как все - привязалось ко мне ещё в раннем детстве, ещё тогда, когда я
ходил в детский садик, а то и раньше.
Да, вы правы, это больное чувство, гнетущее, размашистое. Но в то
же время и тонкое, нежное, солнечное. Вспомните себя в юности, в
янтарное мартовское или сентябрьское утро - пять или шесть утра,
солнце только начинает показывать свой фильм, а ты уже весь трясёшься
от чувства неопределённости, уверенности в том, что ты живёшь, и в
том, что с тобой вот-вот случится что-то очень важное, главное,
настоящее, большое. На секунду ты понимаешь, что ты - малюсенькая,
малозначимая точечка в этом мире, но ты не успеваешь это усвоить,
и даже как следует обдумать, потому что ты вдруг обнаруживаешь,
что первые солнечные лучи искали именно тебя они проделали такой
огромный и стремительный путь от неба до твоей квартиры только
для того, чтобы обрадовать тебя. Ты открываешь форточку и - мир
бросается в твои объятья, он носится вокруг. А ты ему улыбаешься
в лицо. И он тебе улыбается в лицо.
И ты в который раз понимаешь, что всё это не зря, что ты должен
что-то сделать для этого мира, большое и хорошее, очень-очень
важное. Именно ты! И никто другой. Бывало у вас такое чувство?
Вот видите, бывало! А у меня оно не проходит.
Знаете, я всегда завидовал товарищам по детсаду. Они такие
весёлые, задорные, беззаботные. Я никогда не мог слиться с ними.
Я пробовал играть, но редко оставался в игре до конца. Очень
часто вдруг, откуда ни возьмись ко мне приходили мысли. Не могу
точно сказать, о чём были эти мысли, но они явно были о чём-то
важном. О самом главном. Эти мысли были лёгкие, прозрачные
и светлые, но ложились на меня таким грузом, что становилось
невыносимо. Меня часто дразнили и иногда били. Я поначалу
обижался, а потом понял, что всё ерунда - бьют или не бьют, какая
разница. Главное, что я должен сделать что-то огромное и хорошее.
Светлое и красивое. Только вот ведь в чём вопрос: что именно я
должен миру? Я не знаю. Я всегда в своих мечтаниях был страшно
близок к ответу - и всегда ответ куда-то вдруг исчезал или его
кто-то отпугивал.
В школе я часто плохо учился. Мне никогда не давали общественные
поручения типа написания стенгазеты или чего-то подобного.
Говорили: "Ты безответственный и ничего в жизни не умеешь.
Меня даже в команду КВН не взяли, хоть у меня рыжие торчащие
волосы, а это смешно.
- У тебя невыносимо грустный вид! - сказала мне классная. Хотя
классуха - единственный человек, который меня хоть как-то понимал.
Да, я действительно ничего не умею. Зато у меня есть Тайна,
которую я храню, обожаю и которой горжусь и стыжусь. Я хожу
с ней, как беременная женщина, осторожно, тяжело и трепетно.
Как и она, я со страхом понимаю, что самое главное - внутри
меня. От этого мир кажется шире, ужасней и открытей…
Знаете, как в детстве я представлял слово "Будущее"? Будущее -
это моя комната, а меня в ней нет. Все мои вещи на месте. Ко
мне приходят те, кто меня любит. Комната дышит, и солнце на
неё смотрит прищуренным глазом. А меня вроде бы нет, но я
тайно присутствую. Все говорят тихо, хотя никто не верит в
привидения по-честному. И только я знаю наверняка, что в
Вечности не умирают, и поэтому я не умер. А дальше, за
комнатой, - тоже будущее, но не моё, не комнатное, а холодное,
неуютное звёздное небо с россыпями чужих зеленоватых точек.
Я закончил школу. Теперь нужно окончить институт, жениться,
родить детей. В этом, говорят, смысл жизни. Вернее, её содержание.
Нужно ходить на работу, кормить детей. Да… Но самое главное, то,
что так тревожит меня, то, что я должен сделать - огромное,
прекрасное и большое. А вдруг на него не хватит времени? Ведь
оно отнимет всю жизнь - что тогда скажут люди? Они же этого мне
не простят. А вдруг они не простят мне, что я не сделаю для них
чего-то огромного и прекрасного? А вдруг они так же, как и я,
этого страстно ждут и для этого живут? Кто знает, может, это с
виду они так легко и весело ходят на скучную работу, свободно
женятся и разводятся, хохочут над тупыми анекдотами - а в
глубине души только и ждут этой Тайны, и сами так же мучаются
от непосильной её тяжести. Они тоже избранные, они тоже
призваны сделать что-то огромное и удивительное, и они тоже
приближаются в иные моменты к разгадке, но…
- Яшка!
Я не отзываюсь. Моя башка - самовар электрический. Отстаньте
все от меня.
- Яшка! Совсем с ума съехала, дура бестолковая! Никак не
поймёшь, что ты женщина, а не Наполеон!
Это муж разрывается. Ну и пусть. Он тоже называет меня
Наполеоном. И Яшкой. И "Муму бестолковое". Неважно у
меня ладится с домашним хозяйством. Что ни сделаю - всё
не так. И главное, не знаю - и о чём мечтаю. А зовут меня Яна,
вообще-то. Но в детстве я долго называла себя "он". Поэтому и
писала от мужского имени. В эмансипацию я слабо верю -
женщинам в Наполеоны всё-таки нельзя, муж с потрохами сьест.
- Мам! Ну дай слонёнка! Он на полке лежит!
- Яшка! Муму бестолковое! Ты суп наливаешь или нет?!
Ладно, пошла я. Слышите, муж зовёт. И не говорите ему, что я
ходила на приём к психиатру.
Ладно?