«Стояли звери около двери.
В них стреляли –
Они умирали».
А. и Б. Стругацкие
«Жук в муравейнике»
Он проснулся сразу, словно от толчка. Открыл глаза, несколько минут разглядывал светлое, расплывающееся пятно потолка, растворяясь всем существом в ночной тишине спящей квартиры. Язык скользнул по пересохшим губам, человек осторожно поднялся и, натыкаясь в темноте на невидимые предметы, пошел к двери. Скрипнула половица, и уютный, привычный мир спальни остался за спиной уходящего. Дверь бесшумно закрылась.
Кухня оказалась несколько дальше, чем он предполагал, но в темноте, да еще спросонья, так легко потерять ориентацию, что он не придал этому никакого значения. Привычным движением руки коснулся выключателя и, зажмурив глаза от тусклого света желтой лампочки, шагнул в кухню.
Ему понадобилось минут пятнадцать ошарашенного стояния на пороге, пока до него, наконец, дошло, что вместо привычного уюта кухни, где все всегда стояло по своим местам, он видит голые, забрызганные чем-то стены темно-синего цвета, притаившуюся в углу замусоренную плиту и покренившийся столик на трех ногах с остатками давешней пьянки: бычками в грязной тарелке, засохшим хлебом, покрывшимися плесенью огурцами и наполовину пустой бутылки портвейна. Шторы на серых окнах отсутствовали тоже, из углов закопченного потолка свисала вниз паутина. Ничего не понимая, он подошел к столу и привычным движением, словно занимался этим всю жизнь, выпил из горлышка остатки портвейна. Поставил на стол пустую бутылку и через несколько секунд вспомнил свое имя, неотъемлемое от этого мира, как грязная посуда в разбитой раковине: Мастер Вельд.
Вся та жизнь, в ставшем вдруг так остро необходимом размеренном уюте, ушла куда-то далеко, как нереальная и никогда не бывшая. Стало страшно от осознания потери и дико захотелось обратно. Мастер Вельд повернулся и бросился назад, желая вернуться туда, откуда он пришел, и никогда здесь не быть. Но вместо зала кухня выходила куда-то в коридор, темный и пустой, без единой двери.
Он пошел по коридору, держась холодной рукой за стену, с единственным желанием отыскать ту свою дверь. Несколько поворотов беспорядочных и нелепых, и, наткнувшись рукой на дверную ручку, он с силой рванул дверь на себя. Ванная была под стать кухне, с нагромождением каких-то непонятных коробок, грязными стенами и заплеванным полом. Тускло горела одинокая лампочка, а в ванне, полной ржавой воды, плавал одетый человек. Мастер Вельд бросился к нему, вытащил из воды лохматую голову. Бесчувственное тело дернулось, глаза человека открылись, он что-то несвязно забормотал и, с невесть откуда взявшейся силой, попытался вырваться и нырнуть обратно.
- Ты что, спятил?! – прокричал Мастер Вельд, изо всех сил удерживая его над водой. Человек выплюнул воду и жадно глотнул сырой, пахнущий мокрой штукатуркой воздух, и заговорил торопливо, словно продолжая только что прерванный разговор:
- Нельзя же так! Не хочу я так больше! Ведь так любил ее, стерву! Неужели, действительно, ничего святого в этом мире?! Предала, подло, как последняя сволочь… Что делать-то теперь, что… Ничего не вижу, ничего… Жить не хочется…
- Ты кто? – перебил Вельд, вглядываясь в черты незнакомого лица.
- Что? – не понял человек. – А-а.., - он устало махнул рукой. – Гитарист.
И снова торопливо забормотал:
- Как жить-то теперь… Господи… Раздавили, растоптали, как таракана… Что делать…
- Вылезай, - сказал Вельд и вытер о штаны мокрые руки. – Это не выход.
- А где выход? В чем? – человек поднялся. С мокрой одежды хлынули вниз ржавые струи. – Больно, понимаешь, больно. Выть хочется, в стену лбом стучаться… Кругом одно дерьмо, куда не ткнись… Увидел светлое, лезешь, лезешь, добрался, руку протянул, а рука в дерьме, и носом тебя туда, носом!
Вельд достал сигареты и закурил, отстранено слушая. Человек вылез из ванной, оставляя на полу грязные лужи, и, не прекращая говорить, забрался на стиральную машину и начал привязывать к батарее веревку:
- Сам дерьмом не хочу быть, а ведь не вылезешь, не святой… Ничего нет, Господи, совсем ничего…
Человек сунул голову в петлю. Вельд вздрогнул, вернувшись из отстраненности, и быстро поднялся:
- Играть со мной будешь?
Человек, перебитый на полуслове, замолк и несколько секунд врубался в сказанное. Потом взгляд его прояснился:
- Играть?
- Ну, - кивнул Вельд. – Я как раз гитариста ищу.
- Буду, - обрадовался человек и снял с шеи петлю. – Только я играть не умею.
Вельд подумал и принял это как должное:
- Договорились.
Слушая этого странного человека, он вдруг понял, что тот его мир никогда не существовал, это – иллюзия, мечта, не больше. Он живет здесь, жил здесь всегда и никуда отсюда не денется. Только случилось что-то непонятное, и он теперь совсем ничего не знает о здесь, не помнит никого… Человек с ложной памятью, помнящий то, чего никогда не было. Но где-то там, далеко в подсознании, билась странная мысль: может, есть все-таки та дверь, из которой сегодня ночью он вошел сюда?..
- Так всегда бывает, - неожиданно нарушил молчание то, что называл себя гитаристом. – У врачей это называется.., черт, не помню, мудреное такое название… Ложная память, вобщем.
Вельд странно посмотрел на него:
- Давно?
- Да сколько тебя знаю. Ты не гасись, Мастер, херня это все.
Вельд машинально кивнул и поднялся.
Светлое пятно ванной осталось позади, темнота коридора обступила его со всех сторон, осторожно сжимая и душа. И снова обострилось чувство потери.
- Случайность? – вслух подумал он. – Как я попал сюда? Или, все же, ложная память…
Он почувствовал, что начинает медленно сходить с ума, разрываясь на две половинки, каждая из которых пытается доказать свое и затоптать другую.
Коридор неожиданно оборвался, окончившись распахнутой двойной дверью. В комнате царил полумрак, кое-где в засаленных блюдцах горели свечи, толстые и неуклюжие. Вельд нашарил рукой выключатель. Вспыхнул яркий электрический свет, обнажив оборванные обои, клочьями свисающие со стен, грязные тряпки на полу и странных людей, занятых каждый своим делом. Лампочка мигнула и погасла.
- Какая сволочь там со светом балуется? – раздался недовольный голос откуда-то из угла. Но Вельд уже увидел дверь в противоположной стороне комнаты и быстро двинулся туда, перешагивая через спящих и не спящих, пьяных и обкуренных, играющих в карты и просто застывших в нелепых причудливых позах. Около самой двери его остановил громкий звенящий шепот, несущийся откуда-то из угла:
- Стояли звери около двери,
В них стреляли, они умирали…
И откроются все двери…
И уйдет ночь…
И ждущим воздастся…
И не будут убивать больше…
Быстрее… Сильнее…
Стояли звери около двери.
В них стреляли, они умирали…
И откроются все двери…
Вельд всмотрелся, присел на корточки и наткнулся на два почти кошачьих, безумных черных глаза. Девушка смотрела на него и не видела, прижимая побелевшие кулаки к старому потрепанному свитеру. Он понял, что видел ее раньше. Когда? Где? В том мире или в этом? Он придвинулся к ней поближе и тронул за плечо. Девушка вздрогнула и зашептала еще быстрей, еще истовей:
- И ждущим воздастся…
И не станет боли…
И не будут убивать больше…
- Стояли звери около двери.., - негромко повторил Вельд.
Девушка замолчала и, точно слепая, коснулась его руки холодной ладонью:
- Еще один зверь. Ты тоже туда? Не ходи, там стреляют.
- Ты была там? – не удивился он.
- Много раз, - важно кивнула девушка. – И каждый раз меня убивали.
- Так не бывает.
- Бывает, – возразила она. – Только так и бывает. Ты твердо знаешь, что там, за ней?
- Для кого? – не понял Вельд.
- Что там, за ней, для тебя?
Вельд помолчал в раздумье и честно признался:
- Не уверен.
- Тогда не ходи. Убьют. Потом будет больно воскресать.
- Ты тоже этого не знала? – спросил он.
- А ты видел хоть одного, кто твердо знает это?
- Пожалуй, нет.
- Ну, вот и все. А теперь не мешай.
И она снова забормотала как заклинание:
- Стояли звери около двери,
В них стреляли, они умирали…
- Мастер, - позвал кто-то сзади. Вельд обернулся.
- Не трогай ее. Она сумасшедшая. На улицу не выгонишь – жалко. Замерзнет… - сказал длинноволосый человек с папиросой в зубах.
- Что там, за дверью? – спросил его Вельд.
- Не знаю, - пожал тот плечами. – Мне и тут неплохо. Нет ничего, наверное. Да и не нужно это.
Вельд встал, бросил последний взгляд на девушку и шагнул к двери.
- Подожди, - окликнула она. – Ты идешь становиться мишенью?
- Нет, я иду выжить.
- Я хочу тебя попросить… Если у тебя получится, вернись за мной.
- Пойдем вместе, - предложил Вельд.
- Нет, - замотала головой девушка. – Я же буду обузой, неужели ты не понимаешь? Для меня там сейчас еще одна смерть. Я уже не боюсь, но вдруг тебе повезет… Вдруг пощадят… Возьми, - она порылась в необъятном своем свитере и вытащила маленькую красную мишень на черном кожаном шнурке. – Повесь на шею, - устало улыбнулась. – Мой талисман. Вдруг поможет.
- Спасибо, - тихо сказал Вельд и надел мишень. – Я обязательно вернусь…
Он повернулся и под пристальным взглядом черных глаз открыл дверь.
Улица была серой и странной. Низкое свинцовое небо висело на голых ветках торчащих деревьев. Грязный снег напоминал слипшуюся кашу. Вельд растерянно оглянулся: двери сзади не было. Он стоял на перекрестке двух раскисших дорог под кровавым глазом светофора. И была ночь. Серая, промозглая, неуютная. Мимо него проходили прохожие со странными лицами, торопливо, словно боясь чего-то, пряча взгляд в воротниках пальто; ездили троллейбусы с нелепо торчащими в разные стороны рогами.
«Где я? – подумал Вельд. – Зачем?»
Люди обтекали его со всех сторон, быстро и упорядоченно передвигаясь по квадрату перекрестка. Было в этой упорядоченности и молчании что-то зловещее. Вельд поймал себя на том, что всматривается в лица прохожих, не то желая что-то понять, не то выискивая знакомых.
Через дорогу к нему под немигающим кровавым зрачком светофора двигалась кучка длинноволосых людей, явно виденных им ранее. Где-то там, в темных коридорах и комнатах его квартиры. Один из них отделился от остальных и подбежал к нему, держа в руках довольно объемистый сверток:
- Ну, наконец-то! Сколько можно ждать? Договорились же не опаздывать! Держи!
Он почти насильно сунул в руки Вельда сверток и так же быстро исчез, смешавшись с толпой.
Вельд ошарашено огляделся и понял, что это надо куда-то нести, причем как можно быстрее. Он не знал куда, но ноги сами пошли, мешая грязь. Он почти бежал по дороге, когда ровно посередине перекрестка, нога зацепилась за что-то торчащее и острое, Вельд дернулся, и сверток выпал из его рук, лопнула веревка, его связывающая, и на грязный серый снег покатились из разорванной бумаги глаза, кисти рук, кучи волос разного цвета и длины, и наполненные прозрачной жидкостью шприцы. Застыли троллейбусы, странные пассажиры прилипли к окнам, прохожие остановились, образовав созерцающую стену. Мир словно застыл на несколько минут.
Вельд лихорадочно принялся собирать все это обратно, мало что понимая, осознавая лишь то, что делает что-то запрещенное, за что полагается наказание. Люди молча смотрели, и ни одного проблеска не мелькнуло ни в чьем лице. Вельд собрал почти все, огляделся, и, нагнувшись, поднял черный, больной, широко открытый глаз. Его затрясло, и губы чуть слышно зашептали:
- Стояли звери около двери.
В них стреляли, они умирали…
Мертвую тишину улицы разорвал оглушительный троллейбусный гудок. Вельд вскинул голову и как-то отстраненно, словно сверху, увидел себя, одиноко стоящего посреди дороги и прижимающего к груди сверток, торопливо разбежавшихся безразличных людей и серую, почти черную громаду троллейбуса, несущегося прямо на него с мотающимися в разные стороны рогами без проводов.
Он проснулся сразу, точно от толчка. Несколько минут разглядывал светлое, расплывающееся пятно потолка, потом, все сразу вспомнив, резко вскочил весь в холодном поту и услышал мирное тиканье стареньких часов с кукушкой. Включил свет, дрожащей рукой вытащил из пачки сигарету и закурил, жадно глотая дым. Все вокруг было уютно и привычно, вещи стояли на своих местах, и только на груди его чуть светилась слабым холодным светом маленькая мишень на черном кожаном шнурке. И, не сделав и пары затяжек, он уже знал, что каждую ночь теперь обреченно будет искать дверь в тот мир, чтобы выжить, увести ее, помочь…
Слишком приторным и надуманным, обманчиво пустым стал этот уют, и захотелось обратно в странные коридоры, прокуренные комнаты, в черные глаза и холодные руки, туда, где он жил все это время, мечтая о размеренности и комфорте…
У врачей это называется… черт, не помню, мудреное такое название… ложная память, вобщем.