Меня будит нежный голос из радиоприемника: "Мобильные телефоны МТС всего за… (не помню сколько) на Сокольнической площади". Таким голосом мама пела колыбельную. Закрываю глаза ненадолго и вижу простенький сон: лежу я в шезлонге на берегу Эгейского моря, рядом со мной сидит красотка с ладошкой, полной какого-то крема. В небе - самолет, выводящий инверсионным следом: "Сокольническая площадь".
Надеваю наушники, включаю плеер. "I"m only intruder" - поет Гэбриэл. Я лишь навязчивый, незваный гость…
Дудки! Видел я эту вашу Сокольническую площадь. Вдалеке, сквозь серый утренний снег, как вещь, извлеченную из кованого сундука. Нужно поставить ее аккуратно на свежую скатерть, оттереть от снежной пыли и постараться почувствовать заново. Я могу видеть след купеческой дочки Аглаи в полутора метрах под асфальтом возле вон того "Опеля"… Давайте же наберем полные легкие воздуха и подуем как следует на Сокольническую площадь, дабы увидеть ее такой, какова она есть.
У меня ничего не вышло - разлетелась ветхая тряпичная кукла. Глазурь с улыбки осыпалась - загрустил Петрушка. Ничего не осталось кроме горстки праха: проклятых монастырей, кирпича, серого октябрьского утра, серого снега.
Думая об этом, смотрю на Москву как чужак, как пришелец с Сатурна. Как эмигрант, свихнувшийся на почве ностальгии. Он продал свою квартиру и уехал. Однажды вернулся и обнаружил, что дверь квартиры по забывчивости новых хозяев осталась открытой. Пока нет никого, можно войти и немного побродить меж знакомых стен… Он не виноват, что остался жив - столица упустила в свое время его человеческую единицу (самая низкая оценка в школе, кстати) - не построила концлагерь, не отправила на БАМ, на урановый рудник.
Я смотрю на Сокольническую площадь как беспризорник, которому вся земля одинаково холодна, которого не накормить следом жирной московской купчихи. Я смотрю как варвар, как магаданский зек:
- Здравствуйте, мамаша. С десятки откинулся. Ну что, так и будем стоять на пороге?
Москва построена так, что любой другой город после нее кажется маленьким и убогим. Однажды пришлось бывать в Бежецке - ощущение, что город брошен: на домах таблички с названиями дореволюционных страховых обществ. Так что ж, настало время - я приехал за страховкой. Двигайтесь, мамаша, будем вместе обретаться…
Заехал к знакомым:
- О! Димочка, посмотри! Живой Серов приехал!
- Привет. Я ненадолго. Через два часа встреча в Гостином Дворе.
- За два часа ты не успеешь до Питера!
Не один я чужой в этом городе. Московская прописка не только испортила москвичей, но и запутала. Но чужаки все равно узнают друг друга.
Москва старается растянуть твое тело до размеров самой себя, растворить в себе, как в кислоте. Homo Moscovitus - новая форма существования человека в виде бульона, в виде мыслящего раствора. Я был съеден толпой у входа на эскалатор, затянут в чрево станции. Я видел непереваренного безумца, расхаживавшего по "Полежаевской" в костюме Нептуна. Слава Богу, у этого города всегда несварение желудка…
Москвичи не любят сидеть дома. Город страдает клаустрофобией, заболеванием, имеющим в своей основе боязнь рождения. Москвичам нужно быть в гостях, в театре, в магазине; бежать, пытаясь вырваться из метро. Одно неосторожное слово - и вы уже выходите из квартиры, чтобы куда-нибудь бежать. "Наша с ней основная задача - не застуканными быть на месте…" - успеваешь услышать из радиоприемника, пока не захлопнули дверь.
Есть города, которые торгуют, побуждают любить, нагоняют сон… Москва унижает. Хотя бы потому, что миновать ее невозможно. Велик был Веня Ерофеев так никогда и не видевший Кремля. Далеко мне до тебя, Веня…
Вот я иногда и приезжаю в Москву - покушать серого снега снега в Сокольниках, посмотреть как под высокими мостами никогда не замерзает вода. Видишь, город в ней мерцает разноцветными глазами? В каждом глазу - по хитрой азиатской роже с кривой саблей в зубах. Шайтан-Арбат.
А бедная Анна Андреевна больше не поедет в свое заброшенное имение: здесь тоже наливают теперь пьянящего напитка, густого и багрового как кровь.
Все дела закончены, пора уезжать. В купе поезда номер шестнадцать сидят две татарки и уплетают квашеную капусту.
-Жилясы киля. Есть хочу.
- Айда, парень, к нам!
Мне пододвигают миску с капустой. Я набираю полный рот и чувствую, что улыбаюсь до самых ушей… Еду. Смотрю как плывет над заснеженным полем половинка Луны и дышу, дышу свежим воздухом прямо через стекло.
28.10.2001
P.S. При написании этой заметки ни одного москвича не пострадало.