Bечером я ужинаю с родителями в "Гишпанском гранде". Такое стильное местечко, шумное, правда, очень. Зато модное. Обожаю паэлью! Папа поглощает ассорти из кальмаров, креветок и прочей непресноводной живности под мрачным названием "Титаник" и ничего не говорит. В Лондон он сегодня не полетел: аккурат за пять минут до того, как он собрался зарегистрироваться, в Шереметьево обнаружили бомбу. Третировали всех пассажиров часа четыре, потом заявили, что рейс на Лондон отменяется в связи с изменившимися обстоятельствами.
- Такая паника началась, - рассказывал папа, усаживаясь за руль, - эти англичанки визжали как ненормальные: "Ау-оу! Это революция?!! Или вы нас держите в заложниках?!!!" И на всех подряд бросались, включая ментов.
- Да, и что менты? - поинтересовалась я.
- А что менты... - он резко вырулил влево, и подлокотник впился мне под ребро. - Им все по фигу, как всегда... Вообще, ты зря их не уважаешь, серьезные ребята, между прочим.
- Я не уважаю? - уточнила я.
- Ну, не я же.
Мурза нарядилась как на бал: розовые брюки, огромный развевающийся серебристый кардиган, волосы заколола сбоку моей шпилькой с серебряным же бантом. Босоножки такие замечательные где-то откопала, надо будет у нее стащить, когда куда-нибудь пойду... Когда я теперь куда-нибудь пойду! Бедная Мурза...
- Так ты согласилась, дочь? - в который раз спрашивает она. Ей никак не удается поверить в то, что я в свои двадцать два года, без намека на высшее образование стану не кем-нибудь, а управляющим филиала солидной фирмы...
- Нет еще, - отпиваю глоток пива; по-моему, лучше, чем "Miller", еще ничего не изобрели. За что мне нравятся "гишпанцы": что закажешь, то и принесут. Хоть овсянку на воде. Папа один раз решил их испытать и заказал пачку "Беломора". Толстенький Гильермо даже не удивился. Просто сбегал к метро и принес. Мы все так смеялись... Теперь у них в баре рядом с "Parliament" "Беломор" красуется. Прикольно.
Сказать им или нет, что, если я соглашусь, мне придется уехать из Москвы за полторы тысячи километров? Бородка вчера так чудно меня упрашивал: делал вид, что ему этого очень не хочется.
- Вы такой прекрасный секретарь, Анна, - мурлыкал он, просверливая во мне дырки своими гладко-серыми глазами. - Я не представляю себе наш офис без ва-ас.
- Да? - спокойно сказала я. - А зачем тогда повышение предлагаете ?
Тут он нахмурился. Ни один начальник не любит, чтобы подчиненные демонстрировали свое интеллектуальное превосходство. Преимущество Бородки перед другими начальниками в том, что эмоции по любому поводу он держит при себе. Даже с такими нахалками, как я.
- Долг, Анна, - вздохнул он, - мой святой долг старшего товарища, который не позволяет мне зарывать в землю ваш светлый талант менеджера. Как знать, ка-ак зна-ать... Быть может, пройдет год-два, и вы, - он подчеркнул это "вы" и сделал паузу, - вы будете сидеть в этом кресле.
В каком же тогда будет сидеть он, хотела бы я знать... Однако пора было на что-то решаться, и я спросила:
- Я могу подумать или должна ответить немедленно?
- Выйти замуж на третий день знакомства, - процитировал Бородка, сдвигая брови точно как Гоша-Баталов, - верх легкомыслия. Надо все хорошенько обдумать.
- Дней пять, - радостно подхватила я.
- Нет, - возразил Бородка, - у вас времени поменьше. Сегодня вторник, значит... Минуту, пожалуйста.
Это одно из его фирменных выражений. Как только не находит, что сказать - тут же берет тайм-аут. И что интересно, собеседник - любой, даже Паньшин! - терпеливо ждет, пока Пал Николаич подготовит свою следующую мысль и приступит к ее изложению.
- Я даю вам время до четверга, - сказал он наконец. - Этого должно хватить для принятия решения. Окончательного решения, Ан-нна.
- Но почему... этот... как его... Тьфу, господи, забыла, - сердится мама.
- Крыжополь, - нарочито меланхолично вставляет отец, забавляясь последующим выражением ее лица и негодующим вскриком: "Вов!!"
- Ну, ты что, - говорит она затем уже тише, - нарочно, что ли...
- Конечно! - смеется он. - А что, нельзя? Уже нельзя подразнить собственную жену?
Мурза издает звук, напоминающий урчание мишки коала за едой. Глаза у нее при этом приобретают томный вид... кажется, это и называется "с поволокой". Прелесть!
- Город называется Терск, - вполне серьезно говорит папа, - это на Кавказе между Новороссийском и Сочи. Раньше туда детей отправляли в пионерлагеря.
- Ой, так далеко! - пугается она, но тут же деловито спрашивает:
- Это где "Артек"?
- Нет, Машенька, "Артек" не в России, а в Крыму.
- Ах да, ведь Крым не наш, - немного невпопад и огорченно вздыхает мама, - никак не могу к этому привыкнуть! А Кавказ, значит, наш?
- Частично, - папа презрительно усмехается. - Скоро и его отнимут.
- Да, - соглашается мама, - пала империя.
- Империи все падают, - говорю я, - им по статусу положено.
Папа смеется; видно, что доволен. А мама переходит в наступление:
- Так почему тебя решили послать на Кавказ? Никого другого не нашлось?
- Ты не так ставишь вопрос, ма, - начинаю объяснять я, - речь шла о моем карьерном росте, а вовсе не о том, чтобы заткнуть дырку. И потом...
- Но тебе надо учиться! - восклицает она на весь зал.
- Маша...
- Тебе надо закончить институт, - продолжает она, не слушая отца, предостерегающе приподнявшего ладонь, - получить диплом, а потом уже думать об этом самом... карьерном росте!
- Ну, ма, ты отсталая. Учиться я могу и там.
- И что это будет за учеба?
- Дистанционная, - пожимаю я плечами. - Или, как говорили раньше, заочная. Теперь все так учатся...
- Все?! - язвительно перебивает она меня.
- Мурза, дай договорить, пожалуйста.
- Посмотри, посмори, как у нее глаза сверкают! - хохочет отец. - Сейчас, Маша, от тебя останутся рожки да ножки...
Мама улыбается. Я молча негодую: ну что за свинство - перебивать человека! Папа подзывает Гильермо.
- Еще пива, пожалуйста. Синьорине "Миллер", мне "Хайнекен".
- Спасибо, па, - говорю я. - Так вот, Мурза, хоть ты меня и перебила... Все, кто уезжает работать в другой город, переводятся на дистанционное обучение. Ничего особенного в этом нет. Получаешь задания по электронной почте, высылаешь контрольные. Приезжаешь в конце года сдать два-три экзамена - и все.
- Ну, это не учеба, - фыркает Мурза. - И ты поступи сначала! А потом уже переводись.
- Приеду летом и поступлю.
- Вообще, Маша, она молодец, - неожиданно говорит папа. - Я в ее возрасте такого лодыря гонял, скажу тебе честно.
- Извините! - восклицает мама. - В ее возрасте ты на мне женился!
- Ну, вот я же и говорю...
Следующие четверть часа они выясняют отношения. Сумасброды! Я в этих нанайских играх не участвую принципиально; предпочитаю посидеть у барной стойки и поглазеть на местных завсегдатаев.
Испанцы сюда почти не приходят почему-то. Говорят, у них другие грибные места... Я бы, наверное, тоже не пошла на их месте - хотя бы из за названия! Но перуанцев, мексиканцев много, наших, соответственно, тоже.
- Педро, ты давно в России? - спрашиваю я худенького парнишку за стойкой.
- Ррасия - дос... два год, - он старательно выговаривает слова и так же старательно улыбается.
- Нравится?
- Нрравица! Нрравица! - воодушевленно отвечает он. - Ррасия - богатый, много богатый! Мой семья бедный, теперр - богатый: я в Ррасия поехаль рработать!
- Надо же, - качаю я головой, - слышали бы тебя наши пенсионеры...
В этот момент подходит папа.
- Ну что, госпожа управляющая, - посмеивается он, - ведете антибуржуазную пропаганду?
- Да уж, - отвечаю, - проведешь тут. Вот Педро говорит, что у нас страна очень богатая.
- Конечно, богатая, - пожимает плечами отец. - Другое дело, чья...
В этот момент звонит мой мобильный.
- Анечка, ты дома? - спрашивает чей-то, кажется, знакомый голос.
- Нет, - говорю я удивленно, - в "Гишпа..." ну, в общем, с родителями я, а кто это?
- В "Гишпанском гранде"?! - восторженно несется в ответ. - Это же рядом со мной! Анечка, мне так надо с тобой поговорить, мы не могли бы встретиться через 10 минут у входа?
"Можно-то оно можно, но зачемҐ" - думаю я, набрасывая на плечи вишневую накидку с помпонами и направляясь к выходу.