ГЛАВА 3. ЗАСАДА
Колонна шла уже часа полтора…
Обычный челночный рейс: туда сопровождение с грузом, до определенного километра, там занимали позиции, пока встречная броня принимала и уводила дальше по трассе колонну, а они – домой, в полк. Как ни всматривались они в красноватую осыпь, серые, нависавшие над бетонкой склоны – все равно проглядели: выстрелы из гранатометов и хлесткий автоматный веер ударил по колонне неожиданно. "Духи" действовали по одной схеме, это уже потом начали менять тактику, приноравливаться к противодействиям с нашей стороны. На этот раз как по учебнику: выстрел по головной и замыкающей машинам, и методический расстрел растянувшейся более чем на километр колонны.
Он заметил, как из-под машины, идущей впереди их БээМПэ выплес-нулся султан дыма, перевитый жгутом прозрачного на солнце пламени. По броне застучали, зацокали, высекая бледные искры, пули. Они скатились с бортов, залегли возле гусениц, в облаке седой пыли. Над головой звонко щелкала пушка: он приподнял голову, верх гряды клубился от взрывов.
Но, видимо, много хлопот доставлял духам» огонь их БээМПэ. Первый разрыв гранаты в суматохе боя почти не воспринял. После второго, когда взрывом разметало моторное отделение, и тяжелые жалюзи, искореженные, помятые, свесились над его головой, и кто-то, из экипажа грузно спрыгнув рядом с ним, он услышал сквозь прерывистое дыхание: "Все. Каюк коломбине, товарищ старший лейтенант, движок раздолбали. Башню еще раньше гранатой заклинило. Так, что пехоте прибыло. Товарищ старший лейтенант, во, еле потушил, - боец показал на карман, - представляете, была заначка – «Ф-1» – выпала. У вас случаем лишней нет? А то неуютно как-то без «НЗ»». Он привалился к катку плечом, расстегнул кармашек нагрудного лифчика, достал запал, гранату, не оборачиваясь, протянул руку назад: "На, держи, безлошадный ты наш…"
Ответа Володя не услышал. Рядом рванула мина, каменная крошка, словно град, застучала по броне. Оглянувшись, он посмотрел на бойца: тот лежал на спине, широко раскинув ноги, одна рука, неестественно выгнутая, сжимала пустой автоматный магазин, вторая прикрывала прожженный насквозь карман хэбэ.
Вся его поза словно говорила: «Смотрите, я безоружен,– у меня ничего нет, ни патронов, ни даже гранаты, той последней, что оставляют себе парни просто так, на всякий непредвиденный случай». А таких моментов в жизни тех, кто оказался волею судеб здесь, на войне, - было предостаточно.
Он снял шлем, затертый местами до блеска, и осторожно, словно боясь разбудить спящего, накрыл им лицо.
Как ему показалось, накрыл даже несколько поспешно, чтобы как можно видеть и ровное черное отверстие под правым глазом, который от удара выбило вверх, от, этого взгляд убитого был какой-то удивленно-вопросительный, и извилистую дорожку крови, стекающую по загоревшей, словно обтянутой пергаментом скуле.
Он не знал, как другие. Ему приходилось видеть все это, наверное, намного чаще, как командиру, но он помнил, как и в первый раз, так и сегодня в двенадцатый, впрочем, сколько бы раз это ни повторялось, ротный помнил глаза всех своих мальчишек, которых он не уберег, пусть и не всегда он был повинен в их смертях. Только на мгновение он задумался об этом, и вот опять действительность вернула его в реальный мир, с взрывами, криками, дымом и афганским солнцем.
Оно стояло высоко, почти отвесно, и жгло спину, раскаляло металл бронежилета, по-предательски стыло, добавляя ада, которого было предостаточно даже, не покажись огненный диск вообще на небосклоне.
Приподнявшись, короткими перебежками, несколько раз спотыкаясь и падая, обдирая в кровь руки, оставляя кровавые отпечатки на кровавой щебенке, он пересек дорогу и завалился на бок на обочине, возле обгоревшего колеса БэТээРа.
Горящий «наливник», объезжая подбитую БээМПэшку, заглох, загородив дорогу. Водитель попытался открыть капот и стал, как в замедленной съемке, заваливаться назад, и прежде чем он упал на серую, пыльную обочину в подтеках разлившегося масла и ореолах копоти, он успел заметить, как бурыми пятнами на спине солдата расплываются страшные бурые бутоны крови, означающие только одно – смерть.
Откуда-то справа потянуло бурым дымом, постепенно его клубы опутали горящую технику. "Дымовая завеса. Наши отходят". Он приподнялся посмотреть, как там дела в хвосте колонны.
Хлесткая автоматная очередь, прощелкав по камням, все же краем, самым краешком, одной пулей, но задела-таки его. "Надо же угодить прямо в бок, не защищенный титановыми пластинами бронежилета", - промелькнуло у него в голове.
"Хотя", - он прикинул расстояние: слишком близко, мог бы и прошить бронежилет. " Только бы не потерять сознание, только не отрубиться, только не плен", - думал он, корчась от дикой всераздирающей боли.
Не сразу сообразил: кровь хлещет и хлещет, как из поросенка – надо перевязать. Куртка, весь бок, из светло выгоревшего стали кирпично-бурыми.
"Все-таки есть она, интуиция". Это он подумал чуть позже, а до этого, подняв голову, увидел, как по каменистой осыпи, прямо напротив него, вниз спускается «дух», опираясь на винтовку, словно на посох. Превозмогая боль, он отполз немного в сторону, к обочине, поросшей барбарисом. Чувствуя, что сердце замедляет свой бой и, возможно, он сейчас потеряет сознание, почти не целясь, нажал на спусковой крючок и повел стволом автомата из стороны в сторону, словно из лейки поливая цветы.
Как моджахед ткнулся лицом, выпустив винтовку, и она медленно поползла по красноватой осыпи, он уже не видел.