Copyright © Аайус 2000 – 2001 гг.
*
Я с замиранием дыхания кивнул и приготовился выслушать самое страшное, а хозяин с удовольствием потянулся и, расхаживая барской походкой по комнате, начал свою речь:
- Мне предстоит рассказать вам не столько о себе, сколько о вас самих. Не думайте, что вы всё о себе знаете. Моё имя связано с вашим – как и, вообще, с именем каждого. То, что я буду говорить, касается любого, слышащего, читающего или воспринимающего любым иным образом это объяснение или даже мнение о нём. Это относится не только к людям, а, вообще к кому угодно – в том числе, к той маленькой мушке, что появилась здесь с вашим приходом, - и он показал на неё, мирно сидящую на стене, - Любого из нас можно назвать как угодно, поэтому имена в принципе можно считать перепутанными и несущественными. Однако, имя – код индивидуальности, вербальный аспект самости, проявленный для опоры в общении. Поэтому, на самом деле перепутаны наши самости – осознавания нами опыта как своей кармической собственности – перепутаны у тех, кто ещё физически не родился, а у родившихся они, по мере их роста сплетаются в единый, бесконечный по сложности узел. Все мы питаемся из разных участков одной и той же земной плоти, поэтому, связь есть и между нашими телами. Иначе было бы невозможно никакое физическое воздействие одного человека на другого, не передавались бы вирусы и мы были бы друг для друга физически недоступны. Мало того: цивилизация настолько всё обобщает и приземляет, с такой силой прививает общие безвкусные вкусы и интересы, что возможности восприятия всех людей с одинаковой силой стремятся к сужению. Мало того, что все мы пользуемся органами чувств Земли, т.е., едиными, так эти чувственные возможности ещё и обедняются, кастрируются. Нас приучают быть узкими и примитивными, послушными и предсказуемыми, то есть, по возможности, дебильными. Вот, в результате, и получается: что – вы, что – я, что – кто-либо ещё, – безразлично. Есть лишь ни на чём не основанная уверенность, что каждый из нас отличается от остальных.
Замолчав, он вытянул ко мне лысую голову и захлопал веками – совсем как птица. Я интуитивно отстранился назад, продолжая напряжённо думать об услышанном. Вдруг я понял, что мне обязательно нужно возразить – чтоб не подпасть под эти опасные непонятные чары:
- Всё, что вы говорите, соответствует истине только с определённой точки зрения, - я почти заикался, - Вообще, я мало что понял из того, что вы на меня вывалили. Над каждой фразой месяц надо думать… - но, вот я уже сообразил, о чём должен спросить, - А, как насчёт индивидуальности каждого существа? По-вашему выходит, что её нет.
- Она есть, но запугана общественным сознанием и спряталась столь глубоко, что нормальному человеку требуются годы специального напряжённого труда, чтобы её раскрыть, а испорченному привязанностями не хватит и жизни. Многие современные невежды искренне полагают, что индивидуальность спрятана под одеждой и спешат сбросить с себя манатки, чтоб её раскрыть.
- Ну, в теле она тоже проявляется… - начал было я.
- Да?.. – подняв от изумления брови, он по-женски загримасничал и стал жеманно снимать через верх свой свитер.
- Что вы делаете?! – вскрикнул я в ужасе.
- Вдруг под одеждой затаилась моя индивидуальность?
- Нет, нет!
- Ну, хорошо, - и он вернул свитер на место, - а, вообще, возражения есть?
- Есть! Вы сказали, что имя – код индивидуальности или что-то в этом роде. А, раз всё перепутано, то какой же это код?
- Вы правы, коллега! Имя – код внешней индивидуальности, связанной всего лишь с памятью.
- Всего лишь?..
- Конечно, - сказал он вкрадчиво, - Ведь, память – это та часть мира, которую принимаешь за свою.
Я хотел возразить, но спохватился, что сам в последнее время путаюсь в том, что в моих воспоминаниях моё, а что – вовсе нет.
- Выходит, память действительно может быть внушена? – робко спросил я в надежде получить отрицательный ответ.
- А, другой памяти и не бывает. В нашем же общем с вами случае внушено и то и другое, только вот одно – исконно моё – внушённое, можно сказать, законно, а другое – исконно чужое – незаконно.
- Я что-то совсем в ваших построениях путаюсь. Что значат эти “законно” и “незаконно”? И, почему и тот и другой случаи по-вашему плохи, если я вас правильно понял?
- Вы меня правильно поняли, коллега. А, вопросов слишком много задаёте за один раз. Успеете ли вы переварить ответы, если их получите? Или у вас желудок как у Саахи? – я подпрыгнул на месте, но он жестом усадил меня на место, - Успокойтесь, - и улыбнулся, - Все случаи плохи – и “законные” и “не очень”. В любой памяти нет ничего хорошего… кроме опыта. А он есть неведение. Но, оно суть энергия. И тэ дэ, и тэ пэ – единство и борьба начала и конца. Поэтому, имя – очень важно. Оно аккумулирует качества своего прежнего владельца. Раньше имена были длинны и индивидуальны. С развитием общения между племенами люди стали выбирать качества, что им нравились у других – и брать себе их имена. Заодно имена стали упрощаться, а качества, заключённые в них, разумеется, ослабляться. Если же имя до тебя носило множество людей, то в тебе скапливается тяга ко всему мусору их сознаний. Поэтому, если имя массовое – не важно, какое оно. А, с другой стороны, всё равно очень важно, потому что имя всё-таки влияет, притом, по-разному и сильно. Но, если человек духовно развивается – его оковы постепенно таят – те, что связаны с временем и датой рождения, паспортными данными, привитыми воспитанием привычками… Поэтому, тут есть о чём думать, но, думать об этом бесполезно, а не думать – нельзя, ибо имя, хоть и связано всего лишь с памятью, но память, в своём глубоком аспекте принадлежит всё-таки духу. Вот так-то, коллега.
Этим многосложным каламбуром он совсем замутил мне голову. Дух, память, имя… - всё это летало вокруг и никак не ухватывалось рассудком. Но, прежде всего, мне хотелось разобраться с его панибратством.
- Почему, собственно, коллега? – робко возмутился я, - Мы с вами вместе не работаем.
- Мы вместе страдаем – и вместе хотим с этим покончить. Или вы не желаете, чтобы эти жуткие видения прекратились? – В моих глазах вспыхнул едва скрытый ужас, а он, хитро прищурившись, подытожил, - Вот мы и работаем над этим, - и вляпал с размаху свою мощную ладонь в ковёр.
- Простите, но какое ко всему этому имеет отношение ваше имя? – мне не нравились такие его непредсказуемые движения и я рискнул осмелеть, - Что-то вы слишком далеко ушли в сторону от знакомства!
- Зачем тебе имя? – ответил он в такт мне, - Ты считаешь, что мы с тобой настолько разные, что нам для общения требуются имена?
Его резкий переход на “ты” был столь неожиданным, что я не успел отреагировать. Мне было важно успеть задать волнующий вопрос:
- Да, я считаю, что каждый из нас индивидуален, - в ответ он снова приподнял край свитера, - Не надо раздеваться, я не это имею в виду! Да вы что, голубой или ненормальный в самом деле, что ли?
- Я же говорил вам, что люди могут так нас воспринимать, - и уже совершенно спокойным тоном, - А ориентации у меня вообще никакой нет. Она мне ни к чему, - и, вздохнув, - Знаешь, что? Мне надоело твоё командование – может, мне жарко! Имею я право у себя дома снять этот душащий меня свитер? – и он его стянул – уже без жеманничанья. Под ним ещё, слава Богу, была рубашка с коротким рукавом.
Теперь было очевидно, что его тыканье – сознательное.
- Если бы… - с дрожью в голосе отвечал я ему, - Если бы мне действительно не стало легче с этим проклятым вращением на бревне, то моей ноги бы уже здесь не было! Хотя, как знать, может это облегчение – случайное.
- Ладно, дорогой мой, не расстраивайтесь, - вдруг стал он совсем кротким, - Извините, порой на меня находит, - при этом изменилась и его мимика. Было видно, что он переживает.
Усевшись на большой камень напротив меня, он глубоко и медленно дышал, морща лоб и массируя руками голову и, похоже, пытался сообразить, как ему исправить положение. Мне стало неудобно – казалось, что именно я что-то сделал не так. Наступило неловкое молчание, в тишине которого постепенно стал проявляться знакомый звук. Я обернулся на него – и увидел куранты. Это было воистину чудо человеческого гения. Мало того, что стрелка двигалась с приятным уху жужжанием, так это ещё и сопровождалось какими-то движениями на всём корпусе, неуловимыми во мраке комнаты. Часы казались живым человеком со светлым лицом, в нарядной, вышитой золотом, тёмной одежде, монотонно, но, по-актёрски галантно пританцовывающим и перекладывающим что-то из руки в руку. Было в этом что-то притягивающее и щемяще-родное. Я внезапно позабыл о своём дурном настроении.
- Почему эти часы ходят в обратную сторону? – спросил я, чувствуя, что снова подпадаю под чары секундной стрелки – нежной, тонкой, изумрудно-зелёной.
- Они-то как раз ходят в нужную сторону, а вот все остальные – в обратную.
- Как так? – искренне удивился я.
- Так. Земля куда вращается? – я пожал плечами – и он ответил сам, - Против часовой стрелки, или влево – если смотреть сверху, со стороны нашего, Северного полушария. Это легко проверить по направлениям восхода и захода солнца. Так что эти часы – реальные, они идут в ту же сторону, куда и всё пространство – куда направляет Он, - и хозяин поднял глаза и ладони к небу, - Туда же и мы должны вращаться, если хотим двигаться внутри Его потока, чтобы пользоваться Его силой, а не напрягаться впустую, сопротивляясь естественному движению вещей и теряя энергию.
Максимально напрягая ум, я пытался осмыслить то, что слышал… – и мне стало казаться, что я приподымаюсь над полом. Хозяин в тот же миг подпрыгнул ко мне и впечатал мне пятерню в солнечное сплетение – плавно, но твёрдо. Я сразу пришёл в себя и тут же услышал в ухе его проникновенный тёплый голос:
- Мы с вами – единое целое, но выглядит оно как палка о двух концах или медаль с двумя сторонами и потому наша общая суть – в центре тяжести, а остальное – от лукавого. Любое иное мнение лишь подтверждает сказанное. Доказать, что мы разные – невозможно, потому что индивидуальность неуловима обычными чувствами и, даже когда при своём пробуждении она проявляется во всём, что мы делаем – это всего лишь одна из сторон монеты, коих существует несметное число.
Я плавно сел и почувствовал, что уже вполне адекватно могу воспринимать его слова.
- Так всё-таки две стороны или несметное число? – спросил я, снова обретя ориентацию в пространстве.
- Когда нас двое, то две. Сколько существ, столько и сторон. Если передо мной одна сторона медали, то не известно, что именно на другой её стороне. Перевернёшь – и там может оказаться что угодно. Мне известна лишь моя сторона. И так у каждого.
Я задумался, но через минуту опомнился и понял, что он уводит меня в сторону от главного. Встряхнув головой, я жёстко уставился на собеседника:
- Ближе к теме, а то я уже забываю, о чём речь! Представьтесь!
- Вот это мне в вас нравится! Это – индивидуальность! Или, нет, вообще-то, это копирование известного типа поведения. Ну да ладно – ближе, так ближе. Итак, я представлюсь. Спрашивается: зачем? Отвечу: затем, чтобы как-то обозначать иллюзорную разницу между нами в этой огромной железной миске абсолютно одинаковых шурупов.
У меня уже не было сил ругаться – и я поднялся, чтобы уходить. А он как ни в чём не бывало продолжал:
- И потому я решил наречь себя – ИМЯ.
- Как, как? – я подумал, что не расслышал.
- Что “как”?
- Я услышал что-то об имени, но, какое именно, не расслышал, - нехотя разъяснил я, - Можно повторить?
- Конечно! ИМЯ!
Мне пришлось снова опуститься на пол. Точнее, я почти что рухнул.
- Я вас правильно понял? – произнёс я пересохшими губами.
- Вы меня правильно расслышали и правильно поняли, что ещё раз подтверждает наше единство, - проворковал он каким-то хищным птичьим тоном, насупившись и приподымая в стороны руки-крылья.
У меня задрожало в животе и, не владея собой, я выкрикнул:
- Ну хватит уже о единстве! Я не хочу так вас называть! Скажите мне нормальное имя! К чему весь этот цирк?!
- А вот к чему! – перешёл он на более человеческий, хотя и шипящий тон, - Вам предстоит многое понять, а для этого следует прежде всего осознать нашу сильнейшую связь. Связь не только между нами двумя, но и между всеми, кто когда-либо узнает об этой беседе, прочтёт о ней, будет говорить, слышать, писать, задумываться об этом, иметь в виду, намекать, подавать и воспринимать об этом знаки! Если бы не было этой связи между людьми – невозможно было бы развиваться и исцеляться, постигать и преодолевать, не передавались бы мысли и настроения, болезни и несчастья, нельзя было ничего достичь совместно, да и просто общаться друг с другом! Люди часто позволяют этой связи вредить им, но редко разрешают помогать! С помощью общего в нас кошмары восприятия перешли от меня к вам и с помощью него же вы можете от этого избавиться!
Пока я переваривал эту обрушившуюся на меня тираду, он отошёл в другой конец комнаты, взял невесть откуда канделябр с тремя свечами и стал аккуратно их зажигать. Я сразу почувствовал себя одиноким и незащищённым. Серая тьма начала обволакивать меня и прямо передо мной появилось абсолютно реальное зловещее лицо Саахи. Он закричал мне в лицо: “ Запомни, козырной червяк…” – тут я вскрикнул и образ грозного дикаря испарился. Серость расступилась, хотя, полностью и не исчезла. В бессилии я смотрел на хозяина, а, он с участием, с другого конца залы – на меня.
- Скажи, что тебе надо, - послышался его тихий голос, - Но, только обратись по имени.
Я не стал долго раздумывать:
- Имя, помоги, - это был практически стон.
В ответ он улыбнулся и стал вычищать клювом свои перистые крылья. А я просто сидел и дрожал. Почистившись с полминуты, хозяин взял с пола канделябр и знаком подозвал меня к себе. Я подошёл на ватных ногах к нему. Имя посветил мне на стену позади себя. Там было что-то написано и, когда я попытался это читать, из стены высунулась крючковатая жилистая рука и схватила меня за шкирку. Я отпрянул, но Имя мягко положил свою ладонь на ту, что меня держала – и она растворилась в воздухе. Почувствовав облегчение, я повторил попытку. Я не только видел текст, но он ещё и звучал в моей голове – голосом неуловимого пола и переливающегося тембра:
“УСЛЫШЬ МЯ – Я УТРОБНЫЙ ГЛАС ТВОЙ. ТЫ – МОЯ ЖИЗТЬ, А Я – ТВОЯ. ОТВОРИ СЛУХ, ИБО ДУХ ТВОЙ СТУЧИТСЯ И МНОЮ ГЛАШАЕТ. В ПОСТИЖЕНИИ ЛЮБОВИ КО МНЕ – СМЫСЛ БЫТИЯ ТВОГО. НЕ ИЗБЕГАЙ ВСТРЕТ СО МНОЮ. Я НЕ МОГУ ЖЕЛАТЬ ТЕ ДУРНОГО, ИБО НЕ СПОСОБЕН ЛЮБИТЬ ТЯ СИЛЬНЕЙ АЛИ СЛАБЖЕ. К ТЕБЕ КАК ЛИЧНОСТИ Я НИКАК НЕ ОТНОШУСЬ – НАСТРОЕНЬЯ ПОВЕРХНОСТЕЙ МЯ НЕ ТРОГАЮТ. Я ЛИШЬ ГЛАГОЛЮ В ТЕБЕ, А ТЫ ПРИ СЁМ ВОСПРИНИМАЕШЬ ИСТИННОГО СЕБЯ – ТОГО, КТО ГЛУБОКО У НУТРИ.
НЕ ДИВНО, КОЛИ ТЫ МЯ НЕ ПОМНИШЬ – ГЛАВНОЕ, ЧТО Я ПОМНЮ ТЯ. ЕЖЕЛИ ТЕБЕ ТРУДНО УРАЗУМЕТЬ, КТО Я – МОЖЕШЬ ПОЧИТАТЬ МЯ ЗА ПЛОТЬ СВОЕЙ СОВЕСТИ – ТВОЮ ПАМЯТЬ. ЧТО БЫ С НАМИ НИ СЛУЧИЛОСЬ – Я ПРИСНО БЫЛА И БУДУ С ТОБОЙ. НАШИ ОТНОШЕНЬЯ ВСПЫХНУЛИ ЗАДОЛГО ДО СЕГО РОЖДЕНЬЯ И ГРОБНОЙ ДЩИЦЕ НЕ ЗАТУШИТЬ ИХ. КОЛИ БУДЕШЬ ТОКОМОЧНО СОСРЕДОТОЧЕН НА МНЕ – С ЧУЖОЙ ПАМЯТЬЮ МЯ НЕ СПУТАЕШЬ.
ПРИМИ МЯ ЯКО СЕБЯ. РАСКРОЙСЯ САМ ПРЕД СОБОЮ. ДОЗНАЙСЯ, ЧТО СУЩЕЕ ДЛЯ ТЕБЯ И ЧТО – НЕТ, И ДОВЕРЯЙ ТОКМО СЕМУ ЗНАНЬЮ. НЕ ПРЕДАВАЙ ЕГО, ДАБЫ НЕ ПРИНИЗИТЬ СЯ, А ВОЗВЫСИТЬ. МЕЖ НАМИ НЕТ РАЗНОСТИ, КАК НЕТ ПРОСТОРА. ТЫ – ДУХ, Я – ДУША, ТЫ – КОСТЬ, Я – ПЛОТЬ, ТЫ – НОЖ, Я – ЛЕЗВИЕ, ТЫ – СЕРДЦЕ, Я – КРОВЬ, ТЫ – ВЫДОХ, Я – ВДОХ, ТЫ – ВРЕМЯ – Я МГНОВЕНЬЯ, ТЫ – ВЕЧНОСТЬ, Я – ТВОЯ ПРОТЯЖНОСТЬ.
НАШИ ОСНОВЫ НЕДЕЛИМЫ И МЫ ОЩУЩАЕМ ИХ ПРОПИТЫВАНЬЕ СОБОЮ ВСЕГО И ПОТОМУ ТВОЁ-МОЁ ПОНИМАНЬЕ РАСШИРЯЕТСЯ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ ВОЗМОЖНЫХ ТАКОВОСТЕЙ – ЕЁ, ЕГО, ИХ, ЭТИХ, ТЕХ, ЧЬИХ-ТО ЕЩЁ И ЕЩЁ – И КАК ТОКМА ОСОЗНАВАНЬЕ СИЕ ВСПЫХИВАЕТ В ПРОСТОРЕ РАЗУМЕНЬЯ НАШЕГО – РУШАТСЯ ПРЕЖНИЕ ПОНЯТЬЯ, ПАМЯТЬ И ЧУВСТВА РАЗНЫХ “Я” СМЕШИВАЮТСЯ – И ТЫ УЖЪ НЕ РАЗЛИЧАЕШЬ, КТО ТЫ – ОНА, ОН, ОНИ, ЛИБО ТЫ-Я ВО ВСЕХ НИХ-НАС ЛИБО МЫ ВСЕ В ТЕБЕ-МНЕ БЕСКОНЕЧНОМ”.
Уже с первых слов их необузданный глубинный смысл стал раздувать моё внутреннее пространство, а после нескольких предложений я почувствовал, что раздваиваюсь, а после – расстраиваюсь, расчетверяюсь и так далее, и так далее... Ближе к середине чтения я уже не был уверен в том, кем являюсь – этим лысым с канделябром или этим раздутым читателем с вылупленными глазами, или самой стеной, или рукой, спрятавшейся в ней, или Влешкой, которую я видел где-то выше – сидящей и пристально глядящей на этого зачитавшегося, или своей женой, резко разговаривавшей в своём офисе с какими-то людьми, или дочерью, сидящей за партой и с волнением всматривающейся в учебник, или ещё многими и многими, в которых я уже стал запутываться… Бесконечное число этих “я” казалось, вот-вот разорвёт рамки моего сознания, не способного к такому нереальному расширению. Весь мой необъяснимый мир распирало во все стороны – и тут я почувствовал, что задыхаюсь и схожу с ума...
Позднее я осознал, что в те минуты я пережил множество впечатлений. Дышать было практически нечем, потому что горло стремилось расшириться в растущую на глазах бесконечность, но не было на это способно. Понять происходящее было невозможно, ибо нельзя было ничего выделить – всё было главным и число его росло даже не с каждым новым мгновением, а независимо от них. Я находился одновременно во всё большем числе личностей, которые плодились быстрее, чем я успевал это осознать. Помнить своё “я” в этом состоянии было просто нереально – у меня не было на это даже сомнительных шансов. Способности осмысливания там абсолютно не могло быть – для него там не было ни причины, ни пространства разума, хотя и разума там тоже не было…
Как бы то ни было, а когда-то я начал приходить в себя. Я ещё ощущал себя во всём и во всех, но, в какой-то степени уже начинал понимать, что этот лежащий и считается тем самым "я", который пришёл сюда и здесь, как положено, сходил с ума или считал, что это с ним происходило, понимая, что ум – один на всех и сойти-то с него некуда, а, если действительно сойдёшь, то это будет очень даже не плохо. В голове моей стучало: "ТЫ – ДУХ, Я – ДУША, ТЫ – КОСТЬ, Я – ПЛОТЬ, ТЫ – НОЖ, Я – ЛЕЗВИЕ, ТЫ – СЕРДЦЕ, Я – КРОВЬ"…