ПЯТЁРКА ТРЕФ
Полёт с крутого обрыва бывает таким радостным и счастливым, что это видно даже со стороны. И, когда созерцаешь это чудо, и видишь эту раскрывающуюся ветру свободу… чувствуешь себя непередаваемо. Так красиво парит гарпия – самый редкий в мире орёл. Огромными крыльями он будто гладит пространство своего наслаждения. Мощным узким клювом режет просторы как ледокол. А перед этим был разбег, толчок и широкие лохматые рукава быстро наполнились воздухом. Спасибо, что есть куда лететь! Дух пронизывает чистейший горный ветер! Шустрые птицы кричат, увиваясь следом. За такое переживание можно и жизнь отдать…
*
- Конкуренции меж нами нет и быть не может. Ты пока не способен этого понять. Но, я мог бы тебе помочь…
- Ты – мне? – такой самоуверенности он от меня не ожидал.
- Да… Я помогу тебе, вот увидишь.
- Я увижу, - хмыкнул он, - А что конкретно я не способен понять?
- Каждый человек для чего-то нужен, как и каждое дело, - говорил я, посматривая искоса на него, и перебирая карты в руках.
- Если бы так действительно было – разве мог бы я убивать? Это в принципе не было бы возможным, – он покачал головой, переложив тяжёлый пистолет из одной руки в другую, - Раз я это делаю, значит, кто-то наверху мне это позволяет. Вот и выходит, что не каждый важен, и по большому счёту никто здесь не нужен. Вот, чикну я тебя – и мир не погаснет.
- Что ж ты меня до сиг пор не чикнул? – осторожно спросил я.
- Интересен ты мне, - парень улыбнулся. Он был среднего роста, мускулистый, стройный, с короткой стрижкой, и, явно, с хорошей реакцией, - А тебе-то что? Живёшь, пока – и радуйся.
- Я-то радуюсь, - не весело усмехнулся я, - Но, живу я не благодаря тебе. Как и умру.
- Ах, вот ты о чём, - король-блондин прищурился, шрам под правым глазом углубился в плоть, - Я – грамотный, знаю, куда ты клонишь. Пусть живёшь ты не благодаря мне, но вот благодаря кому умрёшь – вопрос спорный…
- Умрём мы все. А конкурентами мы с тобой не станем.
- Что, никто не сможет твоей науки освоить? – скривился он.
- Сможет, но, я не об этом. Я – о тебе, и только о тебе, - достав из колоды пятёрку треф, я положил её рубашкой вверх на большой плоский камень, завертел её волчком и отстранился. Мужчина почти сразу шлёпнул руку на карту и перевернул её в сторону. Ножкой она была повёрнута ко мне.
- Видишь – для тебя она – перевёрнута, - объяснил я, - Что это значит? То, что попытка твоя – гиблая.
Он в ответ посмотрел на меня взглядом “давай, давай, чеши язык” – а я продолжал:
- Смерть не страшна. Страшно перед смертью не быть уверенным в своей правоте и не суметь, глядя ей в глаза, объяснить, зачем жил.
- Красиво. Только, мало кто сможет это объяснить, - похоже, его это задело, - А, к чему ты мне пятёрочку показал?
- Пять треф – неприятное напряжение в дружеских связях, в подобных по целям или по действиям делах, борьба за место, время, причину, которых не хватает на всех.
- Соперничество, конкуренция, соревнование… - продолжил он мои слова.
- Во-во. Вплоть до карьеризма. Не по мне это. Возбуждает раджас.
- Чего? – нахмурился он.
- Активность, болезненную нервозность, волнительность. Доходит до того, что цена уже не важна, о ней не думают – только вперёд, к заоблачной победе!
Он прищурился:
- А ты разве не побед добиваешься?
- Только не путём конкуренции, - ответил я, - В ней – или “пять с плюсом” или, в перевёрнутом виде “два с плюсом”. Мне такие перепады ни к чему.
- А что тебе к “чему”?
- Мне сам процесс приятен. Я чувствую, что нужное дело делаю, - я вздохнул, - За него, кстати, готов и умереть, - я стиснул зубы, а он насторожился и взял пушку крепче, но я этого будто не заметил, - Если Богу будет угодно – он не даст мне прекратить то, что я начал.
- Если тебе дело твоё важно, то работаешь ты ради результата, то есть, ради победы, – процедил мужчина, вытирая вспотевшую кисть о свитер.
- Победа победе рознь. Суворов победил шестьдесят раз не потому, что славы победителя жаждал. А шестьдесят рецептов коктейлей создали не для того, чтоб за Суворовым угнаться. Кумекаешь, о чём я?
- Голову мне замудрить хочешь? - хмыкнул он, - Как насчёт твоего раджаса?
- А что?
- Если люди его сами хотят – что с ними делать?
- Ничего не делать, - вздохнул я, - Раз так бывает, значит, так и должно быть.
- Хитрец ты, - сплюнул он в сторону, - Со всем согласишься. Так и сказал бы, что раздражать меня не хочешь.
- Да я помочь тебе хочу, - и, глядя в сторону, чуть тише добавил, - Тебе ж недолго осталось.
- Что?! – он приподнялся и тряхнул пистолетом, - Да, если б я захотел… - и, отойдя подальше, не сводя с меня взгляда, сел на дальний камень, и стал искоса рассматривать раскрытую перед ним доску для Игры в Жизнь. Размером она была с небольшой стол, а очертаниями напоминала карточную пику.
…
Часа три мы уже с этим "конкурентом" беседовали. Знал ли он сам, чего хотел? Я был на расстоянии полёта пули от своей смерти. Единственный шанс – разговорить его. Причина нашей встречи – в его интересе. Это мне и нужно было использовать. Нашёл ведь, где меня остановить – на горном перевале. На переломе жизненного пути, на сцене во время антракта.
Мы сидели в просторной пещере. Вечерело. Было почти темно, и совсем не весело. Каково будет на рассвете?..
*
… Уже с неделю я чувствовал, что за мной следили, но, не мог их засечь. Вскоре я узнал, что охотился за мной профессиональный убийца. По скудным данным становилось ясно, что человек был не глуп, и хотел выяснить, почему люди обращаются именно ко мне. Ему любопытно было посмотреть на того, кто, как он считал, перехватил его последнего клиента. Значит, на его интересе я должен был сыграть. Мой шанс был в его мозгах.
…
Подходя к подъезду, я заметил, что в моих окнах горит свет. Ах, да, валет треф! Я и забыл, что назначил с ним встречу. У него был свой ключ, как и у многих моих людей. Я поспешил домой, и вошёл как раз вовремя. Сидя за столом, он что-то пил.
- Два пальца в рот – и рвоту! – скомандовал я.
Он и сам почуял, что дело неладно, и тут же послушался. Вскоре оказались заляпанными и стол, и стул, и пол. Выпить он успел не много, так что, можно сказать, пронесло. Однако, мы промыли ему желудок вторично – уже с марганцем.
- Ну, что, голодный был? – спросил я – он кивнул, - Теперь – не голодный? – он помотал головой.
Когда он пришёл в себя, мы вошли в ванную, и я показал ему застывшее тело моего полосатого кота. Парня от увиденного вновь замутило.
- Отравлен, - объяснил я, - Он нас защитил – всё на себя взял.
- Так что же он здесь… И – это… - он перевёл взгляд на кухню.
- Экспертиза. Специалист скоро будет. О яде нужно узнать как можно точнее.
- Что это всё – война?
- Чепуха это, а не война. Семь пик плюс пять треф.
- От кого?
- От того, кто считает себя бубновым королём, - я вдруг кое-что вспомнил, - Помнишь, я тебе говорил, что слежку чувствовал?
- Ну, да… - и, вздохнув, - И что теперь делать?
- Во-первых, собираешь всех, и сегодня же вечером уходите вот сюда, - и я дал ему листок с адресом, - И, пока я вас сам не разыщу – оттуда ни шагу. Впрочем, через десять дней можете быть свободными – ситуация уже в любом случае разрешится.
- Это, что – четыре червей? – он при любом удобном случае оттачивал своё знание карточных значений.
- Нет, это не самопожертвование. Это – восемь червей – приятное общество.
- Что-то мне это общество червивым кажется, - он вздохнул, - Может, и мы поучаствуем?
- Надо будет – приглашу, - почти отрубил я, - Теперь всё. Уходи.
Он выглядел кислым, ерошил волосы, потирал лоб, и уходить не торопился. Но, у меня не было времени.
- Парень, ты кто? – строго спросил я, жёстко взглянув на него.
- Ну, зачем так…
- Кто ты?! – применил я железный тон.
- В нашей колоде – валет треф, - сказал он официально и немного обиженно.
- Так вот иди, валет треф, забирай остальных, и чтоб через час вами в городе не пахло.
- А как же всё закончится? – с волнением спросил он.
- Закончится так, как там сочтут нужным, - и я кольнул пальцем в небо, - Если потребуется – оттуда мне и помогут. А если нет – и суетиться нечего...
*
Филиппинский гарпия бесподобен в полёте. Для него обезьяну поймать – нечего делать. А чуб лохматый чего стоит! Летит, вихрастый, как самолёт – и воздух пред ним расступается. Чтоб так лететь, нужно оттолкнуться самозабвенно, с жаждой солнца, с пониманием своей чистоты и завершённости пути…
А, в конкуренции главное – выйти из неё как можно быстрее, не позволив себе втянуться. Можно сделать вид, что проявил слабость, в какой-то мере действительно испугаться, не испугавшись глубоко внутри. Чтобы тот, кто считает тебя противником, поверил, что может легко на тебя наступить. И тогда он нечаянно откроет своё слабое место, по которому и надо будет ударить.
Вообще-то, пятёрки делают валетов. А, из них, как известно, вырастают дамы и короли. Поэтому, осознанно пережить конкуренцию нужно хотя бы единожды. А, тем, кто втянулся в неё, кому эта лихость болезненная понравилась – тому в этой тяге до самого костного мозга разобраться нужно…
…
Убийца поджидал меня за большими валунами, встретив как раз перед тем, как я должен был спускаться. Он преградил мне путь с улыбкой – как балерина, выходящая на реверанс перед публикой. Я ещё подумал: "Ну, наконец-то". Он удивился моему самообладанию, но виду не подал и, сдерживая дыхание, подчёркнуто любезно предложил пройти в пещеру. Перед самым входом я успел схватить взглядом его лицо. Меня тогда сразу что-то насторожило, хоть я и не смог понять точно, что именно. Надо было это распознать, чтобы ухватиться.
Парень был хорош. Движения плавные и точные – ничего лишнего. Руки настороже, ноги сильные и гибкие. Иногда едва заметно проявлялось внутреннее напряжение, и тело его при этом как будто слегка сжималось – где-то внутри…
Так… что нам даёт лицо? Едва уловимый желтоватый оттенок, не природный, похоже… Нос большой и острый. Глаза прищуренные. Зрачки не ходят – местность уже изведал. Губы шевелятся сами по себе – варианты проговаривает. Ясно: уверенности не хватает, работает один. Сознание в ушах – только и вслушивается. Смотрит и на меня, и ушами в стороны одновременно. Над правой бровью – характерная морщина, под глазом – глубокий шрам. Рот справа открывается при разговоре чуть меньше. Ах, вот оно что – правая радужка, ну, конечно! Углубление снаружи внизу… Но, спешить не надо, сперва – проверить по полной. Ошибка в таких делах смертельна.
- Ну, что ты хотел бы сказать перед смертью? – улыбался он уголками губ.
Что я мог ему сказать? Разве его я хотел бы видеть перед смертью?
- То, что тебе обязательно понадобится, - с трудом нашёлся я, - Ты итак это знаешь, но, если бы придерживался – со мной бы не встретился.
- Встречи с тобой, говорят, полезны? А, раз так, то хорошо, что я этого не придерживался, - и смеётся мне в лицо своими хитрыми глазами.
- Не волнуйся, пользы хватит на всю жизнь, - успокоил я его, но, он в ответ тяжело посмотрел на меня грязно-синими глазами из под нежных соломенных бровей, и я не стал продолжать.
Пришлось выложить, что у меня было. Карманный компьютер, складная доска для Игры в Жизнь, пять колод пластиковых карт, и всякая мелочь. Конечно, это – не всё, что было, но, всё, что он нашёл.
- Ну, так что же мне очень понадобится – так и не скажешь? – спросил он после обыска.
- Отчего ж не сказать? Только, чур, слушать внимательно, - он кивнул, не спуская с меня глаз, а я произнёс отчётливо, чуть ли не по слогам – Тебе надо не обращать внимания на не важное.
Он, похоже, задумался – такого я не ожидал.
- Не важное?.. – через минуту спросил он, - Тебе в твоём положении важно моё не важное?
Ему, видимо, показалось, что я над ним издеваюсь. Но, раз уж я начал мысль – нужно было довести её до конца.
- Тебе оно должно быть важно. ТЕБЕ, а не мне. Думай о СЕБЕ, а не обо мне, - он слушал, сжимая зубы, но я продолжил, - Я не знаю, когда ты последний вдох сделаешь, но в этот миг тебе очень понадобится ЧИСТАЯ совесть – как и всем остальным. Без неё этот вдох страшно тяжёлым будет, а он умирающему ох каким важным кажется!
Он сильно напрягся где-то в сердце и глазах, задышал глубоко, но, всё же сдержался. Представляю, каких усилий это ему стоило. Было заметно, что терпел он мою речь лишь потому, что сам уже не раз о подобном думал. Своими словами я, явно, резанул его в больное место. Желваки заходили на его скулах, и я решил пока помолчать – пусть переварит. А, заодно, прикрыл глаза и снова попробовал понять, что же я чувствую… В пещере стемнело, но, он видел меня отчётливо – заходящее солнце светило через каменный входной проём прямо на меня…
Вдруг он решил перейти в наступление – наверное, хотел утвердить своё моральное положение, чтоб показать, что не дал слабину:
- А я тебя легко выследил. Немножко оборудования, немножко смекалки… - и молчит – реакцию высматривает. Зря он об этом начал.
- Знаю я твоё допотопное оборудование, - парировал я, - Прослушка лазерным лучом через вибрацию стёкол? – Этим ещё двадцать лет назад занимались. С новыми приборами и шёпот сквозь стену можно улавливать. Прокачка телефонного кабеля? – Детские шалости. Сейчас можно позвонить, и, пока трубу снимать будут, проскользнуть особым сигналом. Он, соединясь с другим – тем, что с улицы идёт, создаёт такой резонанс, что кардиограмму с энцефаллограммой на расстоянии снимать можно, - он слушал и не знал, верить ему или нет, а я продолжал, - А, что лично мне нравится – портативный компьютер с карманную библию, что раскладывается до полноценного ноутбука. Главная его особенность – разворачивающийся монитор. Ты об этом лет через десять мог бы услышать, но, вряд ли до этого времени доживёшь, - я перевёл дух, – хотя бы по ОДНОЙ причине...
- По какой? – тяжело дыша, спросил он.
Это был мой звёздный момент. И, я уже был уверен.
- У тебя нет желчного пузыря, а главное, печень гниёт от ранения.
Он весь напрягся. Заметно было, что очень хочет спросить: "Откуда знаешь?", но осёкся – сдержался. Слава Богу, получилось – ура. "Спокойно, парень, - говорю я себе, - поменьше эмоций. Держи себя в руках, радоваться рано". Теперь я уже совершенно ясно ощутил конкретную боль в его печени. Можно было работать с ним дальше...
С мутнеющим взглядом он приподнял пистолет – и мне пришлось тут же отреагировать:
- Помнишь? – вкрадчиво, но, с внутренней дрожью спросил я, - Обращать внимание только на важное. ВАЖНОЕ ДЛЯ ТЕБЯ.
- Что?.. – проскрипел он.
- Стать ЧИСТЫМ перед тем, как УЙТИ.
- ТЫ можешь уйти ГРЯЗНЫМ, - процедил он, с трудом сдерживая бушующее дыхание, но в его словах уже не было былой уверенности. Он не знал, что делать а, не подавать виду не очень-то получалось. У него даже слегка задёргался правый глаз.
Для меня наступило время сделать следующий ход. Я должен был его дожать!
- Моя слабость в том, что я под твоим прицелом, а твоя – в том, что мы в абсолютно безлюдном месте, - снапряжением произнёс я.
- Это всё – ТВОИ слабости, - почти прошептал он.
- Вторая – ТВОЯ. Мои друзья сейчас сжимают кольцо. Когда-то тебе придётся выйти из укрытия. А, значит, тебя возьмут. И, ВСЕХ, кто тебе дорог, - я вздохнул, подняв брови, - Как это ни прискорбно.
Он ответил тихо и не сразу, а после того, как с трудом сглотнул:
- Врёшь…
Пора было идти ва-банк. Тем более, что он был на грани. Ему требовалась от меня последняя капля.
- Хорошо, - с замиранием дыхания произнёс я и взялся ногтём за толстый шов на плече куртки, вытащив оттуда головку миниатюрной булавки. Мой голос прозвучал хрипло и негромко, но, явно слышно для собеседника, - Ребята, дайте залп.
С полминуты мы напряжённо смотрели друг на друга. Не знаю, кто из нас переживал больше.
Громыхнул залп. Парень дёрнулся, как от удара током, побледнел, прекратил дышать, и обречённо уронил пистолет. Зашатавшись, он присел на корточки, обхватил голову руками, продолжая смотреть в мою сторону.
*
Зал рукоплещет. Прима-балерина делает реверанс. Только что она летала как гарпия, но уже опускается. Душа ещё парит, воздух пронизан очарованием полёта. На сегодня это – последний поклон. Другие птицы ждут своей очереди выпорхнуть на прощание с публикой.
В ухе – снова серьга. Она уже никуда не торопится и раскрывает перед зрителями размахом рук своё одинокое сердце. Мы смотрим на танцовщицу сверху, но, кажется, что она летит нам навстречу в своём ослепительном, прозрачном оперении.
Приму догоняет ярко-рыжее пламя. Может, это – рота военных с пищалями под предводительством капитана выступает на обход улиц? Если так, то они будут искать её, не ведая, что она ещё даже не родилась...
…
Медленно подойдя к убийце, я тронул его за плечо:
- Я – тот, кого ты не ждал, а ты – тот, кого я искал, - произнёс я одеревенелыми губами.
- Гарпи, - машинально представился он.
Надо было что-то говорить, чтоб закрепить своё новое положение.
- Одни люди заказывают тебе других, и ты выполняешь их волю... А я делаю то, что велит сердце. Ты сводишь людей со смертью, а я – с их душой. Какая тут конкуренция?.. – осторожно осмотревшись, я продолжил, - Похоже, ты сам решил на меня выйти?
- Да… - проскрипел он.
- Правильное решение, - и, вздохнув, - Кота жалко. А, человеческая кровь на тебе есть?
- Есть… - прошептал он едва слышно.
- «Кровью, которую ты пролил, ты сделал себя виновным», - тихо сказал я ему, - Книга пророка Иезекииля, глава 22.
Я собрал его оружие – по паре пистолетов и ножей, вынес из пещеры и спрятал... Потом я объяснил ему, что доска для Игры в Жизнь состоит из 54-х клеток, и по очертанию обычно напоминают масть, к которой в большей степени относятся грехи игрока.
В последнюю неделю я носил с собой заведомо непроходную доску, но, в этот день взял нормальную. Однако, существенной роли это не сыграло – первые сутки он всё равно постоянно сбивался – и, именно на пиках. Пятёрку треф он проскакивал легко, какая там конкуренция – как убийца он был вне её!
Жизнь – самая азартная игра, начав её, не остановишься, будешь цепляться за неё, покуда не доведёшь до конца. Мы говорили, пока не засыпали на ходу. Просыпаясь, снова говорили, и – снова засыпали… Сколько рассказов о убийствах мне довелось выслушать! Стоявшие перед глазами окровавленные тела заставляли страдать мою совесть так сильно, будто я сам их умертвил …
Благо, рядом был источник – мы обильно пили, особенно он. По ходу каждого рассказа его тянуло на рвоту – и он выбегал на свежий воздух. Под конец я стал опасаться, что это вывернет его наизнанку. Но, мы продвигались – и ему становилось легче, его кожа светлела на глазах...
Сама природа пробуждалась от своего мрачного состояния. Осенний воздух наполнялся небывалой свежестью. Птицы постепенно смелели, всё охотнее залетали в пещеру, всё чаще и громче показывали свои чудные голоса. Внимая их пению, Гарпи плакал.
… Неведомо, сколько прошло суток, но, вот, наконец, всё закончилось. Мы оба вымотались и исхудали.
- А, где же твои друзья? – будто очнулся он.
- Бог – мой друг, - улыбнулся я, - Главное, чтобы ОН всегда был рядом.
- А как же залп?..
- Какой залп?.. Может, то был раскат грома?
Сперва он смотрел настороженно, но, потом широко улыбнулся:
- Понимаю: это не то, что для меня сейчас важно, - и ясными синими глазами взглянул в небо, - Я хочу полететь к свободе, пока чист.
- Лети, - искренне радуясь за него, ответил я.
Он обнял меня, захохотал, и на всех порах помчался к обрыву. Сильный толчок – и ветер понёс его навстречу судьбе, раздувая широкие рукава его лохматой куртки. Редчайший в мире орёл не смог бы парить столь легко. Красота открывала ему всё новые свои грани, увлекая в манящую бесконечность...
Copyright © Лаварэс – 2001 г. (19 – 20, 22, 29 октября), 2002 г. (26 октября).
ПРИМЕЧАНИЯ
^^^ Использована картина Дега – «Прима» (другое название «Балерина. Реверанс»), 1876 - 1877 гг., бумага, пастель, 58х42, музей Д”Орсэ (Париж). Автор применил собственное изобретение – технику монотипии – гравировку на листе металла или стекла с последующим снятием единственного экземпляра оттиска.
Эдгар Дега – французский живописец, график и скульптор, мастер пастели (которой особенно увлёкся из-за проблем со здоровьем, в том числе – со зрением), родился в 19 июля 1834 г., умер 27 сентября 1917 г.