Когда-нибудь...

    
     письмо
(публикуется впервые)


Никогда, никто, кто был там, не скажет вам, точно, что для него значит это слово – Афганистан.
Там мы оставили свои души.
Многие - жизни.
Когда-нибудь я расскажу всю правду своим детям.
Когда-нибудь позже, когда там не останется ни одного нашего парня, кроме тех, кто остался там навсегда.
Я расскажу вам, не видавшим войны, о вещах, от которых нормальный человек содрогнется.
Найдутся такие, кто скажет: «Такого не могло быть!».
«Могло, - скажу я, - и не дай Бог, чтобы это повторилось еще когда-нибудь».
Было страшно? Да, было.
Но не в бою, там было не до страха.    
Было лишь желание выполнить приказ.   
    
Страшно было другое…
    
Когда ты, бессилен что-либо сделать, и на твоих руках умирает товарищ, час тому назад дремавший на твоем плече, укачанный мерным гулом бэтээра, а сейчас кровавая пена пузырится на его бледнеющих губах.
Что нужно успеть спуститься вниз к трассе, туда, где горят «наливники», туда, где в голове колонны медицина – сейчас они для тебя боги, они могут все.
Ты так думаешь.
Ты веришь этому...
      
Даже тогда, когда рядом разрывается граната, и тебя отбрасывает горячей упругой волной, ты не бросаешь его; падаешь вместе с ним на острые камни.
Ты поднимаешься, поднимаешь отлетевший автомат, вешаешь его на шею, где уже висит твой верный, испытанный АКС. Взваливаешь тело, облаченное в теперь уже ненужный, пробитый английской пулей бронежилет, который начинает тяжелеть и сползать с плеч.      
И ты, обливаясь потом и кровью уже мертвого друга, продолжаешь тащить его на себе, не ощущая тела, веса бронежилетов, автоматов – бросить оружие нельзя – ты принимал присягу и этим сказано все!    
Видишь, как в каком-то тумане к тебе навстречу бегут ребята, твои ребята.
Спотыкаешься о камень и падаешь плашмя лицом в красновато-марсианскую пыль чужой страны, придавленный грузом мертвого тела.
Ты уже плохо соображаешь: начинается шок.
Тебя поднимают под руки, и ты как заклинание твердишь скороговоркой «…капельницу ему, капельницу ему, капельницу…»
    
Потом срываешься на крик и орешь до хрипоты, до боли в голосовых связках, и горное эхо, зажатое ущельем, далеко разносит это странное, необычное для этих диких мест слово.
Только капельница ему уже не нужна…
Ты узнаешь об этом позже, там, в госпитале, в Кабуле.
Она нужна тебе, потому что твое бедро сплошная кровоточащая рана.    
Тебя уже тащат к бэтээру по бетонке, залитой соляркой, рассыпанной мукой и кровавый след чертит липко-белую целину как за подранком, уходящим от охотника.
Когда-нибудь позже, я расскажу своим детям всю правду.

Когда-нибудь...
    
               
               



Май 1985 г.
Москва,
госпиталь имени Бурденко