6. ПОСЛЕ СЛУЖБЫ
Марина Космовская опять вышла на первый план моих проблем. Но, придя из армии, я прежде всего вознамерился отдыхать. Я рассчитывал беззаботно провести три положенных месяца, а там будет видно, что делать.
Но однажды живущий напротив сосед Николай Бердышов подозвал меня.
- Здорово, сосед. Пойдем, посидим, погуторим.
- Что там разговаривать, если не нальешь.
- Да пошли, дело есть. Может и обсудим.
Я перешел через дорожную колею, сел рядом с ним на бревна, заготовленные на сруб. Закурили.
- Слушай, Костя, тут мы с мужиками собираемся на одно дело. Если есть желание, можешь к нам подключиться.
- Да не, Бердыш, отдохнуть охота. Я, пожалуй, пас.
- Подумай, Костя, тебе ведь деньжата понадобятся. Приодеться надо будет. Не станешь же в солдатских брюках всю жизнь ходить. А то, может, вдруг жениться вздумаешь. Никогда лишними не будут.
Черный кучерявый Бердыш соседом был хорошим, веселым и добрым.
- И что вы собираетесь делать?
- Заготовка пушнины. - многозначительно осведомил меня Бердыш. - Я уже третий сезон катаюсь в командировку.
- И много зашибаете?
- Ну как сказать? Когда как. Но потихоньку обстраиваюсь. Баньку вот уже рублю.
Я задумался. В нашем безлесном краю рубить деревянную баньку считалось шиком.
- И кто идет?
- Да вот Михал, кроме нас с тобой. И еще один парень с Елховки, он у нас старшим будет. Короче все свои. Небольшая артелька. Не боись.
- Ну тогда лады, - согласился я. - Но после того, как отдохну.
* * *
Отдыхая, я продолжал бесцельно шляться в своих ушитых солдатских брюках по весенней улице, беседовал с мужиками. Вдруг сердце во мне екнуло и задрожали коленки. По трассе шла не кто иная, как Марина Космовская!
Я еле совладал с собой. Благоговейный страх, который всегда она внушала, снова вернулся ко мне. Восьмой класс как будто и не уходил. Какой там восьмой! Робость шестиклассника вернулась ко мне! Я испугался, не дай бог, кто нас сейчас увидит вместе.
- Кого я вижу? Здравствуйте, многоуважаемая Марина Сергеевна! - не показывая, какой на самом деле эффект произвела она на меня, поздоровался я.
При этом даже не вытащил руки из карманов. У меня хватило силы воли овладеть собой.
- Здравствуй, Костя. Отслужил? - бесстрастно поздоровалась она.
И продолжала идти дальше. Боже, как она была прекрасна!
- Как видите, Марина Сергеевна, - продолжал я совсем не по-солдатски паясничать. - Отслужили, как же. Честно, как верные сыны своего народа, отдали воинский долг родине.
Она продолжала идти, не тронутая моим обидным тоном. Я старался, чтобы она заметила, что я “специально” имитирую радость, чтобы она видела, что мне все равно, кто она такая. Так себе, рядовая знакомая, простая одноклассница.
Я ее сопровождал, обдумывая как бы теперь достойно с ней расстаться. Не будешь же на виду у всех старушек, пригревшихся на завалинках, через все село провожать ее до родного крыльца. Действительно, я отвык от своей бесшабашности.
- А вы какими судьбами навестили нас? - спросил я.
- У меня небольшой перерыв перед сессией.
- Часто я вас, однако, вспоминал, Марина Сергеевна. Многое было, - по прежнему не допуская серьезности в голосе, прикоснулся я к давно наболевшему.
- А что между нами было?
Я едва не зашел в тупик. Огорчился и обиделся; мою любовь она ни за что не считала. Для нее между нами ничего не было. Как для большинства моих знакомых девиц, для которых под значимым “что-то было” имелось в виду то, что ты переспал с ними. А чувства для них - это второстепенное, не настоящее. Между нами с Мариной ничего не было, даже если львиная доля моей деятельности, моих поступков, действия ума и трепеты души, были посвящены ей или связаны с ней! Перед другими я боялся засветиться с ней в одном кадре, но в ее душе мне хотелось оставить неизгладимые следы. Хотелось, чтобы она помнила меня. Пусть даже болезненной незаживающей раной. Но только не ничтожеством! И я нашел, что ответить Марине:
- Действительно, что между нами было такого? Да что там! Даже интимная близость еще не считается поводом для знакомства.
Вырвавшейся скабрезностью, которую услышал, еще учась в техникуме, я точно передал то, что хотел выразить. Марина уловила смысл моего ответа. Она слегка покраснела.
- Не надо меня дальше провожать, Галушкин. До свидания.
- До свиданьица, Марина Сергеевна, - с деланным равнодушием попрощался я, так и не вытащив руки из карманов.
Как всегда, мы испортили друг другу настроение. А ведь сколько я ждал этой встречи! Такие расстройства я переживал тяжело. Проклинал себя за несдержанность, за то, что ляпнул опять черт знает что. Словно не по своей воле я переставал контролировать себя. Разве так я хотел встретиться с ней?
Снова все вернулось на круги своя. Встречаясь с кем-либо, отношения начинаются с той точки, на котором они были завершены. И хотя они способны резко меняться, в зависимости от пережитого опыта и внешних изменений в человеке, но точка нового соприкосновения остается такой же, как и расставание. Ко мне вернулась старая жизнь. Марина опять превратилась в кошмарно-прекрасную явь. Армия, где я, как там казалось, пробыл всю жизнь, и где Марина, в свою очередь, была сном, ушла в прошлое.
* * *
К конце мая по Полевому пролетела ужасная весть - Марина выходит замуж! Любовь свою нашла там, в городе. Выходит за бизнесмена. А тогда, когда я ее встретил, она как раз собиралась сообщить об этом своим родителям и уже приглашала родственников на свадьбу.
Я был ошарашен и срочно засобирался в гости к сестре. (За два года, пока я “тащил службу”, у нас в семье случилось изменение - Светлана уехала также после восьмого класса учиться в профессионально-техническое училище на кондитера, и едва ей исполнилось семнадцать лет, выскочила замуж за городского Виталика, работающего водителем троллейбуса). Я сказал, что соскучился по ненаглядной сестрице Светлане, по возлюбленному зятю Виталию. Мать тут же засуетилась, собираясь послать им гостинцы. Чтобы не раскрыть истинную цель своей поездки, от гостинцев я отказаться не посмел.
Пока красный “Икарус” вез меня до города, в голове возникали и вращались все возможные и невозможные сценарии отмщения. Я собирался если уж не расстроить свадьбу Марины, то, по меньшей мере, сделать так, чтобы эта свадьба им запомнилась навечно. Про себя я грозился похитить невесту, перебить всю посуду, хотел физиономию жениха с размаху залепить самым большим тортом, было простое деревенское желание набить ему морду. И даже возникала старомодная идея вызвать его на дуэль. Правда, я не знал, на чем бы мы стрелялись или кололись.
Я был ошеломлен. Как только она посмела! Как же так? Наша всеклассная любовь, наш председатель совета отряда, председатель совета дружины и вечный комсорг Марина любит бизнесмена! Я мечтал ради нее стать кем угодно, но никогда не думал что надо быть богатым! Помещая ее в иконное обрамление, я забыл о том, что она также является человеком, и не мог простить ей этого престижного выбора. Только сейчас я понял, что допустил досадную оплошность, глупый просчет, который состоял в том, что привлекательность мужчин пропорциональна толщине его кошелька. Я не прислушивался к мнению бывалых мудрых людей. Будучи “совком”, тем не менее я плохо усваивал у основоположников марксизма-ленинизма роль денег в обществе. А ведь борода лопатой Карл Маркс говорил (напрягая свою хорошую память, но рискуя дословностью, процитирую), что “пусть я хромой, но если я богат, то у меня четыре ноги резвых скакунов, пусть я стар, но меня будут любить все девушки...” (курсив мой - К.Г.). Да что там Карл Маркс! Все выдающиеся люди разных интересов и сословий, все великаны, видимые на историческом горизонте, еще до “Капитала”, начиная от Аристотеля, которого меня заставлял штудировать Егор, и до Шекспира, говорили о золоте, о деньгах. Я плохо учил историю. Пропустил мимо ушей, за что старого царя Давида по ночам согревали молоденькие девушки. Престиж человека очень зависит от того, что он имеет в кармане. Деньги - это все. Это власть, слава, любовь. И я - лопух! - постиг эту простую мудрость только на двадцать первом году своей жизни! Не угадал я Маринин идеал. Ради нее мне хотелось быть всем, но никогда не возникало желания стать миллионером. А ведь Вовка Борзунов пользовался громадным успехом у девочек в нашем поселке лишь за то, что у него был мотоцикл “Восход”. Даже из этого нужно было делать выводы. С помощью транспорта девчонки завлекаются гораздо легче. Какой джигит ворует невесту без коня? Сейчас быть без автомобиля, все равно как безлошадному крестьянину раньше. Можно, конечно, угнать машину, но угон - явление уголовно наказуемое и неприемлемое в моем случае. Да, все абстрактные классики и окружающие борзуновы учат, что деньги, достаток - это прежде всего. Но я, как известно, в школе учился не очень хорошо, и поэтому Карла Маркса и иже с ним остальных классиков помню с грехом пополам.
Когда через шесть часов автобус остановился на городском вокзале, я вышел, покрутился по асфальту областной столицы и, бросив деревенские гостинцы в ближайшую урну для мусора, взял обратный билет домой. В самый последний момент, когда, выходя из автобуса, я вдохнул майский воздух, пришло горькое осознание - я ее упустил, Марина Космовская не моя. После базара руками не машут. А базар уже прошел, пусть даже свадьба послезавтра. Как монголо-татарское иго, я сдался без боя, зная, что потерплю неизбежное поражение. И был бы смешон со своими попытками сорвать свадебное торжество.
Когда ехал обратно, во мне снова просыпалась решительность. И я уже клял себя за робость, в решительный момент одолевшую меня. Все-таки надо было заявиться на маринину свадьбу и показать всем кузькину мать.
* * *
Чаяние завладеть Мариной, покинув было меня, скоро вернулось обратно. Меня свадьбой не напугать. Хотя мучительно, болезненно переживал, представляя, как сейчас проходит медовый месяц у Марины, не со мной. Через две недели я снова поехал в город, чтобы встретиться с ней. Скрываясь за знакомым сиреневым кустом, я полдня провел в ожидании около пединститута, и вышел оттуда, лишь когда она, наконец, появилась у выхода.
Заметив меня, Марина недовольно сморщилась, замедлилась было, но снова пошла быстрым шагом.
Мы шли молча. Для разрядки возникшей напряженности я хотел пошутить, как протекает у молодоженов медовый месяц, не мучают ли их какие-нибудь проблемы, но хватило ума попридержать язык. Она шагала так быстро, что мне пришлось ее приостановить:
- Постой, Марин. Не гони слишком, поговорить надо.
- О чем?
- О твоем браке, вернее, о другом.
- Что, хочешь поздравить с днем свадьбы? - издевалась она.
- Марин, выйди за меня замуж.
- С ума сошел! Я уже вышла, за Станислава.
Ее ответ отдался едва выносимой сердечной болью.
- Это который был с тобой в компании? - я вспомнил положительного пацана с красивым до женственности лицом.
- Да, тот самый.
- И что это за тип? Чем он занимается? - для формальности спросил я, в общем, и так зная, кто ее избранник.
- Он не тип. Он мой муж. Бизнесмен, между прочим. Коммерсант.
- Ладно, - оборвал я ее, сделав вид, что к разговору это не имеет важного отношения, и поэтому не стоит придавать личности ее мужа должного значения. С трезвым опасением я оценил, что сравнение меня и Оляпкина не идет в мою пользу.
Я продолжал ее уговаривать отказаться от ошибочного выбора. Был как будто в горячечной лихорадке и страстен до профессионального артистизма. Огненную влюбленность уже не скрывал за прохладную маску равнодушия. В свою очередь, все мои доводы и предложения Марина парировала по эмоциональной возрастающей.
- Ладно, прости мне все, - прежде всего извинился я перед ней.
- За что ты просишь прощенья? - удивилась она. - Ты, вроде, ни в чем не провинился.
- За все. Хотя бы за последнюю встречу.
- А я уже ничего не помню. Надеюсь, это все, что ты хотел мне сказать?
- Нет. Брось его!
- Кого? - удивилась она.
- За кого замуж вышла только что.
- Ты представляешь, что говоришь? Подумай немножко, прежде чем что-то сказать.
- Я не могу жить без тебя! - с пересохшим ртом честно признался я.
- Нет, ты вообще думаешь, что болтаешь? - она было уже доведена до нервного хохота.
- Ничего еще не потеряно. Подай на развод, - уговаривал я ее.
- Нет, ты хотя немного подумай. И как мы будем жить?
- У тебя будет все, - обещал я ей.
- Мне ничего от тебя не надо. Понимаешь? Ни-че-го!
- Чем, чем он тебе понравился? Как могут такие люди сравниться с тобой.
- А ты его видел?
Я его не видел, но отговаривал ее, угрожал ей, накаркивал:.
- Смотри, как бы потом не пожалела, будешь локотки кусать, да поздно будет.
- Пусть, что будет, то будет. Поздно уже.
Я играл ва-банк:
- Даже если у вас уже что-то завязалось, то с ребенком тебя возьму.
Она отказалась:
- Спасибо, мне такие жертвы от тебя не нужны, Костя.
- Пойдем со мной! Ты уверена, что он любит тебя? Думаешь, он достойный человек? - опять старался бросить в ее душу зерно сомнения.
Она отвечала:
- Да!
Я клялся:
- Будь моей! Ты не пожалеешь никогда об этом.
Она отвечала:
- Нет!
Я пророчествовал:
- Брось его! Ты все равно будешь моей.
- Этого не будет никогда!
- Сама приползешь на коленях! Но будет уже поздно!
- Слишком много о себе воображаешь, Галушкин!
Вспомнив кое-что, я только хватанул ртом воздух.
Оправившись через несколько секунд, я снова упорствовал, Марина начинала возмущаться. Она стала отчитывать меня едва ли не учительским тоном, который, видимо, вырабатывала в институте.
- Какое право ты имеешь вмешиваться в мою личную жизнь? Как тебе не стыдно, Галушкин?
- Значит ваше решение, Марина Сергеевна, окончательно и бесповоротно? - надломился я, сделал первый шаг к собственной капитуляции.
- Да!
- Хорошо, Марина, ты еще пожалеешь об этом, - мрачно пообещал я. - Никогда этого не прощу.
- А в чем я перед тобой провинилась? - Марина рассердилась.
Глаза ее засверкали в благородном гневе. Холодные голубые молнии гнева пронизали меня.
- Неважно, - сейчас главное нужно было достойно уйти, “бросить” ее первым, показать свою “независимость”. - Подумаешь, катастрофа случилась! Я тоже обойдусь без тебя. Желаю вам счастливого супружества. Всех благ вам, - неискренне пожелал я. И перед расставанием бросил трагически просоленное:
- Прощай!
* * *
На самом деле я бы порадовался их семейному несчастью. Это сделало бы Марину сговорчивей. Чтоб ее муж сквозь землю провалился. Без нее действительно моя жизнь теряла смысл. Я решил пожить в городе у сестры до начала командировки, но, не найдя себе места в городе, через неделю уехал обратно к родителям в Полевое.
Только после ее свадьбы я стал допускать, что Марина, оказывается, тоже может быть влюблена в кого-то. И не обязательно в меня.
А если так, то надо превзойти всех ее любимых, в которых она влюблялась, влюблена, и, возможно, будет влюблена. Во всех областях жизни утереть им носы. Хотелось, чтобы она пожалела о том, что не стала моей. Снова активизировалось чувство соперничества. Мне опять захотелось стать кем угодно: Александром Македонским, космонавтом, полярником, “битлом” или нынче популярным Борисом Ельциным. И еще самым богатым на свете человеком.
Я живо представлял себе, как Гражданин Вселенной Константин Сергеевич Галушкин, совершив какой-нибудь доблестный подвиг по спасению всего человечества, лучезарно улыбаясь во всю диагональ цветного телевизора, на фоне беснующегося народа, машет ручкой и делает вид, что как будто не замечает Марину и ее супруга, Станислава Оляпкина, сидящих на диване в своей квартире, по ту, внешнюю, сторону экрана. Как будто он их знать не знает. Марина безотрывно смотрит на прекрасное лицо Константина и лишь иногда бросает с нескрываемым презрением взгляды на Оляпкина, который сжался в уголке дивана после робкой попытки выключить телевизор. Справедливость восторжествовала: Марина жалеет о том, что ее нет здесь, рядом со мной, внутри экрана. Она пролетела, просчиталась, ошиблась в выборе.
Я понял, что атаковать прямо Марину бесполезно, что мне надо прежде всего сделать из себя личность, достойную ее.
* * *
Полтора послеармейских месяца оказались самым настоящим адом. В моих набухших мозгах была только Марина. Невозможно было преступить моральные устои, нельзя вмешиваться во внутреннюю жизнь чужой семьи, Марину вернуть невозможно, и я варился в собственном соку. Самое большое количество моих бесценных нейронов головного мозга сгорело во имя ее.
И только увидев своего соседа Кольку Бердыша, я вспомнил, что у меня есть еще шанс.