Дворнягиниана elaboration, reprise and coda

Sergey Bulavin
ELABORATION


САЛЬВАДОРА в это время была ВДАЛИ.

Вернее, не то, чтобы совсем уж в дали, а чуть ближе. Точнее, — около пустыря (см. часть 1-ю).

Она ужасно стеснялась и опасалась двух вещей: огласки своего положения, и того, чтоб какой-нибудь маньяк не спутал её с Галой и не скинул с горных вершин в пропасть. Второе следует из первого (это пояснение для читателя в сатиновых трусах — прим. авт.)

Дело было, как вы понимаете, зимой, и Леночка берегла левое ухо: иначе бы у неё отмёрзла серьга, а если бы у неё отмёрзла левая серьга, то пришлось бы где-нибудь искать распиловщика-ювелира и распиливать на две части правую серьгу, а если распиливать правую серьгу, то пришлось бы вместе с ней отпиливать и ухо (только не надо возмущаться и недоумевать — у нас ведь не Испания, и не Голландия: у нас всё тут «тяп-ляп»). А уподоблять себя Ван Гогу Сальвадора не намеревалась. Ни в дали, ни в близи, ни вообще никогда. Она это презирала, — что греха таить, — даже ещё яростнее, чем существование бомжей. Но делала вид, что ничего не происходит.

И вот как раз в то время, когда Сальвадора, в самом расцвете сил, находилась в дали прикрывая от зАморози левое ухо, — вдруг наступило лето. Ап! — и сразу.

Не успев и матюгнуться от неожиданности, Сальвадора почувствовала себя уже не в дали, а на зелёном лугу.

Она и впрямь испугалась, ущипнула себя за правое ухо (т.к. левое, с серьгой, берегла) и придирчиво осмотрелась вокруг.

Так и есть: это был самый настоящий луг. Знаете, какого цвета он был? Зелё-оного… И между его травками изредка прыгали всякие там полезные букашки. Мало того, — то тут то там по лугу были разбросаны чем-то обиженные (так показалось Сальвадоре) девочки, которые собирали землянику. Солнце пекло сверху как пылающий жираф, несмотря на то, что он (жираф) тоже был в дали. «Да ну его в баню, этого Дали!» — смекнула Сальвадора. А вот вблизи (по ту сторону обиженных земляничных девочек) была лесополоса, отделяющая зелёный луг от окраины города. И вот в этой-самой лесополосе, — за крайним деревом, — какой-то, прости-господи, идиот паршивый (так показалось Сальвадоре) беспардонно раздевался до сатиновых трусов в застиранный горошек.

Вид идиота сзади Сальвадору отнюдь не воодушевил. Тем более Сальвадора (если вы помните, она была ещё в дали) перепугалась и решила, что это бомж, от которого можно чем-нибудь заразиться.

Не мудрствуя лукаво, она достала из бюстового укрытия пистолет и уж было хотела в него стрелять.

Бомж всё-таки… (так показалось Сальвадоре).

Но так как она была ещё в дали, то решила не рисковать и подойти к жертве в близь.

Бедная Сальвадора ужасно разволновалась (не каждый же день приходится стрелять, правда?!) — серьга в её левом ухе нестерпимо раскалилась, а пистолет увлажнился и набух в знойной длани.

Пытаясь обернуть серьгу в лоскутик бактерицидного лейкопластыря (чтобы хоть как-то заизолировать своё ухо и кожу шеи от ожога серьгой), она отвлеклась, и в это время бомж куда-то сгинул (так показалось Сальвадоре), оставив после себя небольшую кучку зимней одежды.

«Ну и зря, — разобиделась Сальвадора, засовывая пистолет обратно. — Тебе же лучше б было!»

Хоть Сальвадора не слыла от природы любопытной (так казалось Сальвадоре), всё же ей не терпелось у кого-нибудь спросить — отчего бы вдруг лето-то, блин?!

Она пошла к девочкам, но те были настолько обижены сбором земляники, что проигнорировали сальвадорино любопытство буквально на корнЮ, — только одна из девочек, что поприличнее (так показалось Сальвадоре) скудо буркнула в ответ:

— Вот такое вот фигОвое лето…

Сальвадора не стала в них стрелять из пистолета (так показалось Сальвадоре), — к тому же ей было в лом его извлекать обратно на свет из налёжанного укрома.

И пошла она по зелёной травке в город, на ходу собирая клеверный букет.

Поднимаясь по косогору к лесополосе и старому серому забору с дыркой, за которым начинался жилой массив, она увидела компанию из двух людей. Один был мальчик, другой — молодая женщина. Они расстелили большой ковёр прямо на траве, водрузили на него банки с абрикосовым вареньем, ломти чёрного хлеба, и пили чай. Мальчик был счастлив.

— А кофе какого рода? — спрашивал тем временем он у женщины.

— Лучше всего бразильского, — улыбалась женщина, отгоняя мух от кружки с чайной заваркой.

«Ч-чёрт, где же я их раньше видела?..» — так показалось Сальвадоре…

— А кофе делают кривоногие?

— Иногда и криворукие, — женщина продолжала улыбаться и отгонять мух от заварки.

— А это обязательно? — допытывался мальчуган. — Чтоб криворукие?..

— Нет, не обязательно, у них нет такого пункта в резюме, — отвечала женщина, вдруг изо всех сил шлёпнув скрученной газеткой прямо по чайнику и выудив из-под него за лапку муху-озорницу (дохлую, разумеется).

«Какая идиллия!» — умилилась Сальвадора и смущённо кашлянула, чтоб привлечь к себе внимание.

— А! Милости просим к столу! — увидев Сальвадору, сказала молодая женщина. — Давайте знакомиться. Вас как зовут?

— Ну, Лена, а что? — Сальвадора насупилась и потянулась к груди за пистолетом.

— А меня — Кай! — сказал Дворнягин.

— А Вы? — хмуро спросила Сальвадора женщину, уперев руку в бок. — ФАМИЛИЯ!!!

— Ну… э-э-э… Федоренко… А что такое? В чём дело-то?..

— Ну так с этого и надо начинать… — сразу успокоилась Сальвадора (так ей показалось) и, скрестив ноги по-восточному, заземлилась на ковёр.

Федоренко налила ей чаю, аккуратно вытянув за крылышко очередную муху, волнующую поверхностное натяжение чайной жидкости, и протянула Сальвадоре (имеется в виду кружка с чаем) вместе с ломтем чёрного хлеба и абрикосовым вареньем.

— Кушайте, пожалуйста! — улыбнулся Кай доверчивой детской улыбкой. — Чем богаты, тем и…

— Спасибо, — смущённо перебила Сальвадора (вообще-то она никогда никого не перебивала, а тут вдруг растерялась что-то совсем). — Кстати, у меня тут тоже кое-что есть, к столу… — и, сняв со спины дорожный рюкзак, извлекла оттуда свежайший вафельный торт, купленный пару часов назад в кафе при Интернет-кафе (где она выслеживала «Падлу», и где торгуют не только интернетом, но и тортиками… когда «Падлы» нет рядом, — т.е. из-под полы).

— ВЫ ЧТО, СОВСЕМ С УМА СОШЛИ???!!!

Все трое резко обернулись на истошный вопль. Из-за кустов, в состоянии полной прострации, выбежал взмыленный человек в застиранных горошечно-сатиновых трусах до колен, подскочил к Сальвадоре и, схватив её за грудкИ, начал бешено трясти:

— ДА Я… ДА Я… ДА Я…

Сальвадора охнула: декольте её платья треснуло и оттуда выпорхнул влажный, тёпленький ещё пистолет.

В бешенстве схватив его в руки, человек в сатиновых трусах заорал благим матом, как каратист перед ударом своей жертвы, и вдруг выпустил целую обойму пуль прямо Сальвадоре в висок (так показалось Сальвадоре в последний момент).

Бедняжка Леночка, не успев и матюгнуться, замертво осела на луговую траву, спугнув пчёлку с клеверного цветочка…

Земляничные девочки, услышав выстрелы, сразу же забыли об обиде и в панике припустились прочь, на ходу рассыпая землянику из своих туесков…

…Сальвадора бездыханно лежала, распростершись, серьгой в траву. Лужица крови тончайшей струйкой сочилась из её виска и постепенно подбиралась к краешку ковра, у которого только что стояла сама Сальвадора (когда была ещё жива).

Летняя королева брезгливо замахала газетой, производя какие-то немыслимо гигантские взмахи, чтобы отогнать озверевших мух (сами понимаете).

В воздухе пахло Иван-чаем, мужскими трусами и немножко порохом.

— Так, ну и что теперь? — поджав губы, тихо спросила мужика Федоренко. — НАфиг это делать-то было, а? Совсем, что ли, офонарел? На солнышке перегрелся? Я тебе что, такое указание давала? Что за самодеятельность?!

— Ну-у… дык…

— Я тебе покажу «ДЫК»!!! Это что ещё за выражения?!! — Федоренко, по-моему, всерьёз разгневалась, а мальчик Кай, оправившись от потрясения, горько расплакался.

— Ну ведь… так сказать… я хотел как лучше… как нужнее… — убийца наклонился к плачущему Каю и начал гладить его по голове. — ОН ЖЕ НЕ ЛЮБИТ ВАФЕЛЬНЫХ ТОРТИКОВ… Я и стрелял… поэтому… Нельзя же так… ребёнка травмировать… вафельными-то тортиками… ведь…

Кай хотел сказать мужику, что он не настолько уж не любит вафельных тортиков, чтоб из за этого жизни человека решать, но не смог произнести ни слова, ибо плакал.

— А смерть?! Что это ещё такое, а?! Тебе же было известно, что Дворнягин не любит летальных исходов! И что мы тут теперь с трупом делать будем? Чай с ним пить? Окровавленный, да? С мухами!!! Ну спасибо тебе, браток, удружил!

Мужик окончательно вспотел от горя:

— Матушка-владычица, воскресите её, сделайте милость… Ну пожа-а-а-алуйста-а-а-а… — захныкал он, как дитя малое, размазывая сопли по щекам.

— ВОН ОТСЮДА! ВОН!!! — рявкнула Федоренко. — СЧИТАЮ ДО ТРЁХ: РАЗ…

На «два» мужика уже не было в обозримом пространстве.

Кай продолжал тихо рыдать.

— Ну всё, всё, всё. Успокойся… Давайте уже закрывать эту тему. Не хнычь. Поди-ка выкинь вафельный тортик на помойку, а потом садись допивать чай. А я мух поотгоню пока…

— А Сальвадо-о-ора? — шмыгая носом, протянул Кай, стараясь не глядеть на убитую, чтоб не расплакаться ещё сильнее.

— Выбрось торт и пей чай, кому сказала?! — отчеканила Летняя королева. — И не задавай дурацких вопросов. Оживёт сейчас твоя Сальвадора, не дрейфь.

«Уф-ф, пора уже, наверное, заканчивать этот раздел» — раздался скорбный шёпот мужика в горошечных трусах, откуда-то с чердака зазаборного дома, где жил Кай. — «Иначе у меня самогО разорвётся сердце…»

И Кай покорно пошёл выкидывать вафельный тортик на помойку. Думается, воскресшая Сальвадора ничего против этого бы не возразила. Надо — так надо…



REPRISE & CODA



— Слушай, давайте уж лучше зиму назад, а? — умоляюще попросил Кай у Летней королевы. — А то какое-то лето нехорошее получилось. Мухи, убийства, убийцы…

— Разве тебе не понравилось Лето? — удивилась королева. — А впрочем, я понимаю. Тебе же не нравится, когда убивают, когда пахнет порохом, кровь и смерть вокруг…

— Не-а, не нравится… Правда… — Кай замотал головой. — Только пообещай мне, что с Леной больше ничего не случится! Ну пожалуйста!

— Хорошо-хорошо, моё дитя. Я сделаю так, чтобы она забыла всё это лето.

— Ага. Как здОрово! — возликовал Кай.  — ПРОЩАЙ, ОРУЖИЕ!!!

— Ну что ж, мой друг, зажимай уши и закрывай глаза.

Кай с готовностью повиновался.

Открыв глаза и опустив руки, он вдруг почувствовал, что опять наступила зима. Снежная королева стояла с палкой в руках, ковёр висел на турнике, а лайковая перчатка была в руках у Кая.

— Скажи, а ты злая или добрая волшебница? — спросил Кай, покорно возвращая королеве перчатку.

— Злая, — с доброй улыбкой ответила королева, — поэтому моя сила очень ограничена.

Это ещё больше удивило Кая. Ведь то, что делала королева, мало походило на действия злых волшебниц. Кай представлял себе их в виде каких-то скрюченных старух с клыками, уродливыми лицами и горящими глазами. А перед ним стояла улыбчивая молодая женщина, которая хоть и не была одета как сказочная принцесса, но и вурдалака тоже не напоминала.

— Неправда, — отрицательно покачал головой Кай. — Злые волшебницы не такие.

— А откуда ты знаешь? Тоже Андрюшка Сердюков рассказал?

Кай готов был расплакаться.

— Я тебя чем-то обидела? — печально, по-зимнему улыбнулась королева. — Прости меня, пожалуйста. Хочешь, я покатаю тебя за ноги по снегу?

— Хочу, — успокоившись, ответил мальчуган, до сих пор не утративший доверия этой женщине, хоть она и назвала себя злой.

Снежная королева схватила его за ноги и потащила по снегу. Каю было совсем не больно, а очень даже весело. Его хрупкое тельце рассекало снежные равнины, как лодка воду. Снег, летевший в лицо Кая, заискрился разноцветным огнём. Целый поток оранжевых, красных, жёлтых, синих, зелёных и фиолетово-лазурных снежинок проносился у него перед глазами. Было так хорошо, что Кай даже зажмурился от удовольствия и наблюдал этот калейдоскоп через сеточку своих ресниц.

— Уф! — сказала королева, останавливаясь и отпуская Кая. — Ну что, доволен? Не хочешь больше плакать?

— Нет, — рассмеялся Кай. — А может… А можно сделать так, чтобы слетать вместе с тобой к Сальвадоре и осыпать её разноцветными снежинками? Можно?

— Отчего же нельзя, — пожала плечом королева. — Только давай чуть попозже…

— Ну почему?

— Потому что потому, и кончается на «у».

— Нет, ну правда, а?

— Сальвадора сейчас кушает ВАФЕЛЬНЫЙ ТОРТ! — недовольно сказала королева.

— Ну и что? Ну почему ты… такая… Ну почему ты думаешь, что я так уж ненавижу вафельные торты? Ну нет же, нет… Просто…

— Просто потому, что потом жизнь преподнесёт тебе цепь отрицательных эмоций в связи с этими тортами… — грустно сказала королева. — Но увы, я ничего не могу поделать. Так оно, наверное, и будет. Это — Судьба. Знаешь такое слово?

— Нет, но, может быть, да… — попытался вникнуть в её слова Кай. — Наверное, когда я сегодня вышел на улицу и увидел тебя — это тоже была Судьба. Так?

— Ну, наверное, так, — рассмеялась королева. — Хочешь горячего кофе, Кай?

— Конечно хочу.

— Держи. Только не обожгись, — королева вдруг выудила откуда-то из рукава кружку горячего кофе. — Бразильский. Настоящий. Только кофеина я тебе туда не добавляла: ни к чему это.

— Кофе? Мужского рода?

Королева помолчала:

— Я не отвечу тебе на этот вопрос, Кай. Ты скоро узнаешь об этом, и даже напишешь!

— Что, правда?

— Ты же знаешь, что я не вру. — Королева строго посмотрела мальчику в глаза. — Как и ты. Иначе я тебе никакого Лета бы не устроила. И земляничных девочек тоже.

— А почему ты говоришь, что ты злая? — не унимался Кай. — Ты что, действительно из сказки Андерсена?

— Да брось ты, ну какой там Андерсен! — Королева даже топнула ногой. — Функции той королевы не входят в обязанности злых волшебников! Мы строим зАмки, пишем сказки, сражаемся с теми, кто творит бессмысленное насилие…

— Но тогда ты ДОБРАЯ волшебница! — уверенно сказал Кай.

— Нет, злая, — возразила королева. — Добрые волшебники во всём видят добро, а мы во всём видим зло. Ну, не во всём, а в том, что является нашей работой. Мы бьёмся с теми, кто бессмысленно убивает людей и животных, кто разрушает их счастье, зверски отнимает у них силу или с теми, кто всё это делает ради своих интересов. И мы совершаем над ними насилие, а в некоторых случаях даже уничтожаем. Разве это не зло?

Кай молчал.

— Так вот, — продолжала королева, — имя всему этому — Зло. А всякому другому насилию иное имя. И имя это — Пустота.

Кай поднял глаза и посмотрел в лицо этой «злой» волшебнице. Неужели она действительно — Зло? Но почему же тогда Артефакт не искусал её? Так же не может быть…

— А что это у тебя на руке? — он вдруг заметил тоненький металлический ободок на мизинце королевы.

— Это? Ах, да, это — волшебное кольцо, — спокойно произнесла королева. — Если хочешь, возьми его себе. Оно исполнит твоё самое большое желание. Но ты его загадаешь не сейчас, а когда подрастёшь и станешь совсем взрослым. А пока можешь носить на нём ключи: они у тебя никогда не потеряются.

Королева сняла с мизинца колечко и протянула Каю. Потом стянула с турника свой ковёр, помахала мальчику рукой на прощанье и растворилась в снежном потоке…

…Когда Кай очнулся, рядом с ним никого не было. Он сиротливо оглянулся по сторонам, но увидел только следы на снегу, которые обрывались у находившегося чуть поодаль сугроба. Но ведь чашка бразильского кофе, которая осталась у него в руках, и это тоненькое колечко говорили, что всё это было в действительности.

Резкий порыв ветра неожиданно ударил Каю в лицо. А через несколько минут разразилась настоящая снежная пурга. Ветер, который всё утро и половину дня где-то шлялся, сейчас взорвался с такой силой, что снежинки лихо закружились в бешеном танце, а солнце и вовсе куда-то исчезло.

Кай побежал домой. И у подъезда встретил… Артефакта. Тот одиноко стоял возле двери и ждал, когда его кто-нибудь впустит в подъезд.

— Артефакт, милый! — Кай так обрадовался своему другу. — Ну что же ты тут мёрзнешь, — пойдём, я тебя накормлю колбасой. Слышишь, Артефакт, — колбасой!

Артефакт и так уже всё понял, без повторений, и радостно стал переминаться с ноги на ногу, выражая предстоящее удовольствие.

Тигрёнок съел кусок колбасы, затем второй, затем подошёл к Каю и с благодарностью ткнулся ему в руку.

— Смотри, Артефакт! — шепнул Кай. — Это — кольцо. Оно волшебное.

И протянул ему металлическое колечко.

Кай искал правды: он почему-то подумал, что если Снежная королева — действительно ЗЛАЯ волшебница, то тигрёнок злобно зарычит.

К удивлению Кая, тигрёнок не только спокойно обнюхал кольцо, но даже с удовольствием потёрся об него.

Нет сомнений: Артефакт узнал этот запах. Значит, он доверял его обладателю.

«Ну, нет, — подумал Кай. — Ты, королева, не могла быть злой. Или я что-то не понимаю…»

И он решил показать это колечко Андрюше Сердюкову.

— Обычное металлическое кольцо для ключей, — рассудительно пожал плечами Андрей. — У меня такое есть, да и у всех, кто носит ключи на брелке. А про волшебников, Кай, — это ты зря. Это всё выдумки. Доказанный научный факт.

Кай был склонен верить своему старшему товарищу во всём, поэтому совсем растерялся. Кому доверять-то? Кто прав?..

Мальчик потупил взор и, не сказав Андрюше ни слова, отправился домой.

Он настолько устал, что, едва дойдя до своей кровати, заснул мёртвым сном.



CODA



Время неумолимо приближалось к ночи.

— Папа, папа! — дочка ворвалась в комнату к папе Каю и доверчиво прижалась к его рукам.

Папа Кай поднял девчушку, посадил её к себе на плечи и закружил по комнате.

— Папочка, постой! Постой же! — сказала дочь, внезапно прекратив смеяться. — Я хочу тебе что-то сказать. И не только сказать… Папа, только дай слово, что — никому никогда! Обещаешь?

— Что, такой большой секрет? — шутливо сказал папа Кай. — Ну хорошо-хорошо. Обещаю.

— Тогда — смотри… Только — тс-с-с…

И осторожно разжала ручонку.

На ладони девочки поблёскивало металлическое колечко — брелок от ключей.

— Вот… это он — прошептала она.

— И ЧТО это? — удивился папа Кай. — По-моему, колечко. Обыкновенное колечко. На него обычно ключи вешают. Ты хочешь что-то повесить на это колечко?

— Тс-с… Не кричи… Ну как ты не понимаешь?! — горячо зашептала девочка. — Это ведь не простое колечко. Оно волшебное. Самое настоящее волшебное!..

— С чего ты это взяла? — улыбнулся папа Кай. — Кто тебе сказал?

— Потому что я знаю. Знаю, понимаешь?

— Ну хорошо, допустим, — папа Кай потрепал дочку по щеке. — Пусть будет так. А теперь тебе нужно идти умыться и ложиться спать. Уже поздно.

— Папа…

— Дочь, мы с тобой уже договорились об этом. Помнишь своё обещание?

— …угу… Спокойной ночи, папочка… — печально ответила она и, опустив голову, тихо пошла в ванную.

Вечером, когда дочь уже заснула, мама и папа Кай, сидя на кухне, вполголоса разговаривали между собой:

— С ребёнком что-то происходит, — говорила мама. — И это ужасно, я так волнуюсь... Я уже знаю об этом дурацком колечке. Сегодня она мне показывала его и говорила про какую-то уличную волшебницу… Она общалась с нашей дочерью где-то во дворе. Наверное, алкоголичка какая-нибудь… Кошмар… Я стала внушать ей, что волшебства на свете нет, и тогда она расплакалась. Кое-как успокоила её, но, по-моему, она мне совсем не поверила. Она шмыгала носом весь вечер и тихо сидела одна в комнате. Что происходит с ребёнком, никак понять не могу. Может, её врачу показать?

Папа Кай молчал. Он не любил лжи, поэтому не возражал маме: молчать — так молчать. Тайна — так тайна.

— Наверное, завтра я поговорю на эту тему с воспитательницей, — не унималась мама. — Мне кажется, она не уделяет нашим детям внимания. Вот они и рассказывают друг другу какую-то чушь, обмениваются колечками от ключей, внушают друг другу этот вздор про каких-то волшебниц. А потом дочь заснуть не может, всю ночь ворочается. Сегодня еле уложила её. Беда прямо… Может, она книжек каких начиталась?

— По-моему, ей просто скучно, — ответил папа Кай, пожимая плечами. — Мы целыми днями на работе, в выходные — то по гостям, то за телевизором. О ребёнке совсем забыли. Вот и сегодня: воскресенье прошло, а мы её даже и не видели. Она сама по себе, а мы — сами. Вот она и сочиняет, со скуки. А девочка, между прочим, растёт: летом ей уже в школу.

— Да, Тёмушка, мы тоже стали скучными, — печально покачала головой мама. — Я знаю, что ты меня любишь. Но раньше ты играл мне на гитаре, я пела. Сколько песен ведь знали! Сколько музыки вместе переслушали! А теперь? Помнишь, мы раньше устраивали игру: кто назовёт больше групп на букву «S»? Ты всегда побеждал меня: причём, без зазрения совести. А мог бы и уступить, хоть раз… — мама засмеялась. — Помнишь, ты посвятил мне песню? КАК мы живём, Тёмушка, — я не представляю. В КОГО мы превратились?.. Неужели мы с тобой такие старые, а?..

— Фантазии у неё, надо сказать, не очень-то детские, — задумчиво произнёс папа Кай. — Ты забываешь, что она едва научилась читать по слогам. Она не могла начитаться таких книг сама. Может, кто-то ей это внушил? Может быть, действительно воспитательница? Или эта нянечка у них, Марьивановна… Не очень-то она мне нравится, признаться… какая-то не от мира сего. И девочка набирается у неё этих всяких страшилок, а потом впечатления перерастают в эту вот больную фантазию. Странно, странно... Даже не знаю, что и сказать… Ведь так, наверное, старенькие старушонки безграмотные могут рассуждать, рассказывать… Но маленький ребёнок…

Папа Кай посмотрел в глаза мамы.

Кажется, она даже поняла его. Но на их губах застыло молчание. Слова оказались лишними: за ними не было понимания: ни себя, ни своего ребёнка.

— А помнишь, Тёмушка, ты мне когда-то рассказывал, что, когда ты был маленьким, у вас во дворе жил настоящий тигрёнок? Как же его звали?… Не помню… Артишок? Артемон? Помнишь?..

— Честно говоря… м-м-м… Да-а, было, по-моему, что-то такое… Ну и память же у тебя!.. Ну зачем ты всё это помнишь? Надо выкидывать это из головы, как старый ненужный хлам. А то, кстати, учти: у тебя будет прогрессировать склероз… Возьми-ка вон газетку, почитай, что специалисты говорят, по поводу склеротических изменений в мозговых сосудах. А ведь это из за того, что наша память доверху забита ненужным хламом. Почитай-почитай: это очень полезная статья.

…за окном падал тихий снег… Очередное воскресенье подходило к концу…

© Sergey Bulavin; 11 Oct., 2001