Александръ Дунаенко
ПОРТВЕЙН С МЯТНЫМИ ПРЯНИКАМИ
С Куанышем мы знали друг друга с незапамятных времён. Когда-то он работал на областном телевидении, сделал там себе карьеру: комсомольский активист, член партии, секретарь комсомольской, а потом и партийной организации своего органа непечатной информации. Его заметили, появилось мнение, и Куаныш взлетел в инструкторы обкома партии. В этот период общение с ним сошло почти на нет. Новоиспечённый аппаратчик прохладно отвечал на приветствия, по телефону разговаривал сухо. Однажды прервал, заметил, что обращаться к нему желательно по имени-отчеству, и что отчество у него Рауажевич.
Наступила проклятая перестройка. Партию стали разваливать, и она сразу развалилась. Куаныш Рауажевич хотели наложить на себя руки. Прекрасные перспективы рухнули. Впереди были только мрак,
хаос и демократия. Но постепенно всё утряслось. Куаныш нашёл, неизвестно где, миллион и основал Фонд. Однако, перемены в общественной жизни на Куаныша всё-таки повлияли. Он стал сам звонить мне по телефону, при встречах первым протягивал руку и смущённо просил не называть себя Рауажевичем. Просто - Куаныш.
С ним, с простым, своим теперь в доску, Куанышем, мы сели как-то вспомнить молодые годы. Портвейн, мятные пряники. Моя тесная кухня. Разговор зашёл о Мишке Никитине, с ним Куаныш работал когда-то на телевидении. Мишка вёл молодёжную редакцию. Между делом писал короткие рассказы, которые не брался публиковать ни один приличный журнал, а неприличных тогда не было. Творения
свои прочитывал в редакции под неизбежный смешок сотрудников, а умненькая Клава Ким, вытирая слёзы и досмеиваясь, всякий раз спрашивала: "И зачем ты это пишешь? Всё равно никто не напечатает. Ещё посадят...".
Куаныш, всегда ожидая с нетерпением, что ещё прочитает свеженького легкомысленный Мишка, заранее его осуждал. Но вслух не высказывал. Только посмеивался. И никак нельзя было понять -понравилось ему, или он так, для приличия, растягивает рот и щурит заплывающие жиром глазки.
Пережив перестройку, Куаныш оставался внутренне принципиальным партийцем. Чистым, честным и целомудренным. За портвейном он пересказал мне, почти наизусть, одну неправдоподобную историю, которую как-то в редакции, на лестнице, почти на бегу прочитал ему Никитин.
Четверо молодых людей в парке им. Пушкина изнасиловали старую деву. Ну, очень старую. То ли 50 лет ей было, то ли все 70. Но насиловали как-то не в общепринятом понятии. Старались, чтобы и платьице-то ей не помять, и чтобы синячок где лишний не появился. Даже употребили всякие нежности. Но - наглецы - все четверо. Ни один не воздержался. Старуха пыталась кусаться и царапаться, но силы были явно не равными, да и годы не те.
С места происшествия джентльмены скрылись. В милицию бабка не пошла. Без синяков бы её оттуда, уже точно, не выпустили.
И вот прошло время. И потерпевшая стала замечать в себе странные перемены. Нет, она не забеременела - Боже упаси! Её стали волновать непривычные ощущения. Всю сознательную жизнь она воспринимала мужчин, как мерзких животных, сторонилась их, а тут, ни с того ни с сего вдруг и задерживался взгляд на каком-нибудь старом пердунчике. И они к ней, добрые, потянулись. В квартирке у девы-бабуси появились живые цветы и - о чудо! - она вышла замуж и стала счастлива! Она стала счастлива и вышла замуж...
- Ну, разве такое может быть? - спросил меня Куаныш, закончив пересказывать Мишкины фантазии. Я улыбнулся так, чтобы он не мог понять - соглашаюсь я с ним, или нет. А бывший инструктор обкома всё не мог успокоиться: Никитин уехал в Россию, увёз богатую библиотеку. Ведь был неглупый человек, а писал всякую ерунду!
Я молчал. Улыбался. У меня не было большой библиотеки, но я тоже пописывал, баловался короткими историями. И тоже собирался в Россию, где мне предложили должность редактора еженедельника "Российский маньяк". Надо будет разыскать этого Никитина. Это Куаныш выпихнул Мишку когда-то из редакции, заняв его место.
И я снова улыбнулся Куанышу так, что глаза его увлажнились: "Как ты меня понимаешь!"-выдохнул Президент Фонда, вконец расслабившись.
Ещё бы! Чему-то, да научил меня ваш Восток - моя родина.
И мы допили портвейн. И закусили мятными пряниками.
12.06.2000г.