Весь этот бред, или ночь на субботу
Весёлые бывают ночи, правда, читатель? Кому, как не нам с тобой об этом знать! Особенно весёлыми они бывают, когда ты остаёшься на ночь в квартире один. Один и нет никого, кто бы тебя ограничил, приказал спать и выключить компьютер. Ты один, ты свободен, ты чист от маски, ты Бог и дела подождут… Прямо перед тобой зияющая пропасть экрана, необозримые просторы Сети и выделенный канал принадлежит тебе одному. И пусть компьютер старый, памяти отчаянно не хватает, а в комнате – бардак. Всё это неважно, всё может подождать.
На часах – 2.13 утра, город спит. Ты слушаешь «безлицых” и летишь в бездну электронной какофонии. Рассвет ещё и не думает заниматься. Вот ты снова перезагрузил компьютер – очистил стек. Девяносто пятые «окна» – это тебе не ЭнТи! И друзья уже ушли с «АйСикЮ» А время летит, а завтра будет тяжёлый день, а тебе всё равно. И ты знаешь, что завтра тебя здесь не будет – ты уедешь на пьянку к товарищу в Щербинку. И там снова будет ночь без сна. И чай стынет, и скоро заканчивается крепкая гуща, и чашка снова пуста, и Ворд глючит, автоматом показывая над словом «пьянка», что слово, дескать, с ярко выраженной эмоциональной окраской и не подходит к литературному стилю твоего повествования, и тебе всё равно…
А завтра последний на неделе рабочий день, а спать совсем не хочется, а самолёты падают, лодки тонут, дома взрываются, а ты всё летишь… Время отпадает, за ненадобностью откинутое твоим спокойствием… А мы становимся одним, поёт солист безлицых, мы с тобой, читатель, и вот ты уже сидишь здесь, передо мной, в тесной, заваленной тетрадями комнате, с двумя составленными под прямым углом стеллажами и двумя же огромными платяными шкафами. На стене всё так же, как всегда, висит довоенный машинный немецкий гобелен.
Всё так же безнадёжно спокойна на нём баварская пастораль с кирхой, тремя домиками – фахверками, озером, камышами на нём и брошенной невесть кем на берегу лодкой. Людей на гобеленчике по-прежнему не видно - они, видимо, зашли за громадный дуб или стоят молятся в кирхе. На часах 2.28 и время летит…
А подружка обещала позвонить, и то ли не смогла, то ли тебя в это время не было дома… да какая, наконец, разница! А завтра опять три пары, и опять контрольная по «аналу», а ты не готов. И опять будет картавить женщина – лектор, гнусаво восхваляя проклятый язык «паскаль». А тебе уже всё равно… А тетрадь по аналу ты искал сегодня весь вечер, да так и не нашёл… проходит ещё пять минут, но времени уже нет, оно исчезает, и японские божки всё так же раскосо пялятся со стеллажей в вечной добродушной улыбке. Ты свободен, абсолютно свободен, ничто тебя не беспокоит… Твоё дыхание замедляется и расслабляется, ты представляешь себе, как тонкая серебряная нить входит тебе в носоглотку на вдохе и выходит на выдохе… Входит на вдохе и выходит на выдохе… Дыхание расслабляется, сердце сбавляет ритм, начинает медленно - медленно бултыхаться в груди, как ложка в маминых руках, когда она накладывает тебе ещё студня… И ты закрываешь глаза, и серебряная нить всё так же равномерно движется в твоих легких, всё тело становится словно ватным, глаза сами собой смыкаются, веки тяжелеют, и ты уже отдаёшься пустоте, той самой, что освободила тебя от всех забот, той, что принесла тебе музыку, музыку, которая начинает играть где-то в глубине твоего сознания, становясь постепенно с едва слышной серебряной ниточки звуков какой-то удивительной дорогой, проходящей через твой мозг и дальше, в бесконечность, ту самую бесконечность, которой ты теперь безраздельно принадлежишь. А за окном ни капли рассвета… а на часах 2.46 и словно вечность прошла с предыдущего абзаца, и вот уже играет «чи маи» Эннио Морриконе, обволакивая тебя своим чудным, затейливым, словно сплетённым из золотых нитей, сюжетом… И ты летишь куда-то… или падаешь… в какую-то чёрную дыру, и мысли твои становятся бессвязными, и ночь умирает.
На часах 7.00, пора начинать собираться, а на компьютере висит, и, судя по всему, давно, старый любимый скринсейвер с картинами Дали... Время летит, и вот уже настало утро...
… весёлые бывают ночи!