РАССКАЗ
«Очередь»
(зарисовка с натуры, или размышление на тему:
«Доходы населения
России в первом
полугодии 2001 г.
возросли на 5%»
Правительственное сообщение)
Как у вас дела с воображением? В порядке? Тогда давайте себе представим: Россия, Москва, 2001год, очередь. Так, ну смотрю, что даже те, кто с трудом знает за каким полярным кругом находится Россия и даже те, кто путает на какой из русских рек стоит эта Москва, то ли на Лубянке, то ли на Хуанхе, ну и скорее всего и те, кто после вчерашнего плохо соображает, какой именно сегодня на дворе год, с сомнением поморщат нос. Про очереди в Москве уже несколько лет не слыхали. Хорошо. Усложним задачу. Россия, Москва, 2001 г., очередь, спорткомплекс Лужники. Что опять не верится? Господи, ну откуда всему свету известно, что очередь в Лужники по части спорта уже давно не выстраивается, даже на игру «Спартака», которую и русские бразильцы спасти не могут. Хотя их из Бразилии похоже в свое время и выперли за то, что играют «по-русски», так что в «Спартаке» им самое и место, но очередь на них все равно не выстраивается!
Ладно, вас не проведешь, даю уточнение: Россия, Москва, 2001 г., очередь, спорткомплекс Лужники, продают колбасу.
Вы уже посматриваете на меня, как на сумашедшего и про себя думаете: откуда ж ты, милый, сбежал, уж не из российского ли Правительства? Это, мол, только там рассказывают иностранным инвесторам, что экономика России растет, а народ уже одурел от мыслей куда б это еще денег потратить? Где это видано, чтобы сегодня в России, если не на халяву, очередь за колбасой была? Колбаска сейчас в России стоит ох, как дорого! А у большинства зарплаты – ох, как дешевы! Так что каждого колбаскиного покупателя продавцы холют, лелеют и искренне желают ему дотянуть до следующей колбаскиной покупки.
Ну ладно, все, не лежал я в одной палате с Наполеоном! Я сам стоял в этой очереди. Просто в России, в Москве, в 2001 г. в спорткомплексе Лужники стояла очередь за вареной колбасой, которую Клинский мясомолочный комбинат в целях рекламной кампании продавал по 2.20 за советские рубли.
Ну, ихние рекламоделатели думали, что после советских времен уж почитай как 10 лет прошло, рубли эти советские меняли на российские переменяли, потом российские на российские меняли-переменяли. Ну откуда у людей после стольких финансовых катаклизмов и дефолтов останутся деньги, пахнущие павловской реформой и горбачевской перестройкой?!
Поэтому клинские бизнесмены разложили прямо в лужниковском парке столы-прилавки и повесили красивый плакат « Презентация клинской вареной колбасы. Торгуем за советские рубли. 1 кг - 2 руб.20 коп!»
Затем они выстроили в очередь с десяток своих сотрудников, заранее снабженных взятыми в долг в Центробанке советскими рублями. Эти рубли до сих пор дорезать не могут, столько понавыпускали для претворения в жизнь идей нового мы/ шления, как раз перед тем, как Союз навернулся. Вообщем, стали бизнесмены демонстрировать гуляющей публике широту своей бизнесменской души. Ну сколько, думали они, придет покупателей, 20,30,100? Это, как им казалось, вполне допустимый рекламный расход.
Но иного мнения были по этому поводу россияне. Конечно! У народа так долго этот ненужный бумажный хлам храниться не мог. Конечно не мог! Только не у россиян! К ужасу мясозаводчиков оказалось, что советских денег у наших граждан осталось еще до … Как бы это поприличнее при женщинах сказать…, ну вообщем этим самым женщинам как раз по пояс будет.
Кто-то застигнутый реформой, был не в силах от волнения вытащить из под кровати семипудовые чемоданы с коричневыми сотенными, освященными ленинской лысиной, да так их там и оставил. Кто-то складывал зеленые трешки от каждой пенсии в стеклянные банки и зарывал их в огороде, да так хорошо их от советской власти зарывал, что потом и вспомнить не смог, где лежат. Кто красными десятками в три слоя туалет обклеил, да так и оставил на память эту героическую летопись советского червонца в самом, так сказать, подходящем для него месте.
Слух о том, что в Лужниках вареную колбасу по 2.20 за советские дают пошел по Москве, нарушая все законы Доплера. Ну, это который про особенности звукоотражения от всяких преград писал. Так вот, слух про советскую колбасу, встречая на пути московские двери и окна, почему- то не отражался от них, а распространялся дальше, обгадив по пути и все световые теории Эйнштейна, поскольку распространялся со скоростью, близкой к скорости света, забыв о существовании какого-то там звукового барьера.
Наследники бывших завмагов и прочих цеховиков нашли откуда-то в себе силы вытянуть из под кроватей неподъемные чемоданы с коричневыми ленинами. Старушки, очнувшись от склероза, как от летаргического сна, разом повспоминали в каких углах у них были затисканы от советской власти последние сбережения и помчались с хрустом раскупоривать вожделенные банки.
Эстеты-художники и прочие декаденты с лезвиями в руках нежно, как лепестки роз, отскабливали со стен туалетов свои нумизматические экзерцисы.
Были и такие, кто хранил советские в одной шкатулке с комсомольским значком и партбилетом, свято веря в возвращение светлого прошлого. Однако колбасная реальность перевесила призрачные ожидания реставрации и партийно-комсомольские раритеты остались на дне шкатулок в гордом одиночестве.
Чтобы не обижать в конец законы физики, обратная волна от колбасного слуха вскоре все же пошла. Грозно нарастая, с незатихающим гулом, со всех прилегающих улиц к Лужникам ринулась людская толпа, по пути размахивающая уже подзабытыми авоськами и карточками покупателя москвича, доставшимися им от времен мэрства Гаврилы Попова: мало ли что, а вдруг колбасу будут давать только по прописке?
Одна тетка, стараясь бежать вровень с передовой волной наступающих, все время выкрикивала:
« Товарищи! Кто знает? По скоку в одни руки дают?»
На что задние из толпы враждебно отвечали: «Больше килограмма не давать!»
Конопатая тетка, добежав до вожделенного стола, стала отпихивать локтями конкурентов и орать на каждого: «Вас здесь не стояло! Я лично за этим гражданином занимала!» Лично стоять тетка была согласна только за здоровенным мужиком, уверенно занявшим лидирующее положение за прилавком с буржуйско-советской колбасой и всей своей необъятной спиной и шеей демонстрировавшим, что «его здесь стояло» и спорить с этим фактом лучше не стоит.
У меня с собой советских не оказалось, но, увлеченный толпой, я прибился к прилавку и сразу услышал, как одна старуха устроила скандал, требуя чтобы ей с 3 рублей дали сдачу, поскольку к тому моменту и вправду в одни руки стали отпускать только по килограмму.
«Бабка,- пытались вразумить ее продавцы, - зачем тебе сдача, куда ты ее тратить будешь?»
«А на другу перзентацу приду»,- яростно защищалась старуха.
«Бабка, у нас больше презентаций на советские не будет!»
«А может еще каки добрые люди устроють!», не уступала ветеранша.
Получив свою сдачу, бабка заняла очередь по новой, видимо здраво расценив: лучше 2 килограмма колбасы сегодня, чем ожидание, что «добрые люди устроють» еще что- либо подобное. При этом она мяла в руках советские бумажки и злобно бормотала: " Колбасой нас подкупат, капиталисты проклятые. Ничего, вот придет Зюганов, он вас всех пересодит!»
В это время еще довольно крепкий дедок, вступил в спор с продавцами, можно ли зачесть его карточки-трудодни, не отоваренные в 50-х годах в колхозе, как советские деньги. Толпа отреагировала на требования деда жестко: «Ты еще «керенки», дед, принеси! Охренел на старости лет! Не задерживай очередь! »
«Его здесь вообще не стояло!»,- истошно заверещала конопатая тетка, успевшая отстоять очередь уже по третьему разу.
«Вах!»- услышал я кавказский акцент у прилавка. Что придираешься, почему Ленин в кепке, почему десятка зеленый, а не красный! У нас на Кавказе, понимаешь, все в кепках ходили, все зеленое, все растет, понимаешь?! Слушай, дорогой, будь человеком, ты что, на эти советские доллары покупать будешь? У меня их знаешь сколько еще осталось, хоть колбасы на них дай! А пятьсот за килограмм? А тысячу? Все равно хочу взять приз, т.е. эту.., колбасу!»
За час очередь благополучно смела весь рекламный запас.
Продавцы, воспитанные уже в новых традициях, вежливо пытались объяснить волнующемуся морю покупателей, что товара больше нет, и презентация закончилась. Однако народ расходиться не захотел и стал требовать директора с жалобной книгой, а также показать, что у них там под прилавком припрятано. Учтивый менеджер, вызванный продавцами, долго рассказывал жаждущим, что прием советских денег закончился, но слушать его никто не хотел. Тогда отчаявшийся управленец размашистым почерком написал что-то на бумаге и выложил ее на стол. По толпе прокатился гул: « Так бы сразу и сказал, а то нет товара, нет товара...Товарищи! Они обещали еще привезти..! Только когда- неизвестно!» Напор любителей колбасы стал понемногу ослабевать и ради любопытства я протиснулся к столу. На нем красовалась до боли знакомая, но слегка подзабытая, табличка: «Товару нет! Уехали на базу!»
Балашиха. Июль 2001 г.