Это можно читать как отдельный мистический рассказ, а можно как – ПО КРАЮ ТЬМЫ (2)
Copyright © Аайус – 2000 – 2001 гг.
*
Я уже подходил к дверям метро, как вдруг внезапно стемнело. Через несколько секунд стало ясно, что уличное освещение тут не при чём. Не в порядке был я сам: кружилась голова, я слабел, и начал медленно приседать. Я успел подумать, что хорошо бы не оказаться на проезжей части. Потом память стала улетучиваться, и вскоре я даже забыл, кто я такой. Я чувствовал себя беспомощным среди расползающегося в стороны дымного пространства. В голове переливался тонкий колокольный звон...
Мне казалось, я уже потерял над собой контроль, как вдруг понял, что светает. Солнце только начинало подниматься, но уже слепило глаза. Всё вокруг выглядело таким ярким, будто я только сейчас обрёл чувства. Я ощущал дыхание земли, слышал мелодии голосов птиц и животных. Слева, отбрасывая длинные тени, высились полуразрушенные постройки. Они казались мне живыми стражами местности. Перед ними разлагалась смердящая груда отходов. В ней с разных сторон копошились грязные кошки и голуби. Перебирая гнилые объедки, они хищно посматривали друг на друга.
Тут я заметил, что сижу по-турецки на маленькой ковровой подстилке. Справа на большом кубе-камне располагался седой длинноволосый старикан. Его морщинистый лик и оголённый жилистый торс были раскрашены красными и синими знаками. На ногах – широкие брюки из оленьей кожи, с бахромой из скальпов по бокам. Старик елозил моё лицо хитрым взглядом прищуренных глаз, и покачивал в воздухе могучим булыжником.
- За всё приходит расплата, - прокряхтел он, - Но, за концом всегда следует новое начало. И так повторяется до тех пор, пока мы не поймём, что в этом – главное наказание. Синяки на совести не притягивают смерти, но раскрывают нам наше несовершенство. Уязвимость толкает нас на злость, а, значит, и на жизнь. Злой борется с неприятностями жизни, а, значит, верит в своё будущее. Именно недовольство, неудовлетворённость содержат тягу к существованию. Это я вижу и в тебе. А твоё безразличие – поверхностное, – старик медленно разворачивал передо мной каменюку, из которой отовсюду выступали заострённые края, покрытые запёкшейся кровью, – Приготовься встретиться с судьбой. Это – не просто камень. Он – твой палач, - увидев блеск в моих глазах, дед усмехнулся, – Не надейся – ты у него не единственный, - он медленно посмотрел по сторонам, будто чего-то ожидая, - Думаю, передав тебя ему, я не сильно отягощу свою душу.
Седовласый пошевелил булыжником – и я непроизвольно сжался. Пристально посмотрев на меня, старик подбросил камень на ладони. Заблестев в сиянии предутреннего солнца, камень будто застыл в воздухе. Я был так заворожен блеском, что, позабыв о страхе, не мог отвести взгляда…
Вдруг мне показалось, что камень сам смотрит на меня. Будто невидимый глаз сквозь толщу минерала сверлил меня своей назойливостью. В животе что-то болезненно скрутилось. Дед усмехнулся, и приблизил ко мне своё дряхлое лицо.
- Мы всегда отвечаем за содеянное – перед миром, в котором живём, - при этом он заглянул мне глубоко в глаза. - А ты ответить готов? – я вздрогнул, но продолжал, не мигая, смотреть на него. – Каждый момент нужно быть готовым ответить. Жизнь – экзамен. От наших ответов зависит наше бытие ...На сей раз я договорился с палачом, - и он подбросил убийственный булыжник вверх, - Пойдём.
Дед встал и расслабленной походкой двинулся к холмам. Тут же забыв о камне, я последовал за ним. Разукрашенная плоть седовласого была сухой. По мне же градом катился пот. Старик шёл мягкой поступью, а я то и дело спотыкался. Моя рваная накидка свисала почти до пят, и путалась в ногах. Через несколько минут я совершенно устал. Глядя расплывающимся взглядом на движущуюся впереди спину, я не мог сообразить, приближается она или отдаляется. Я стал присматриваться, и мне показалось, что это – не просто спина, а ещё одно – заднее – лицо старика. Замедляя от ужаса дыхание, я приостановился, и стал вглядываться в него пристальнее. Но, дед внезапно обернулся и уставился на меня с недовольством. Невесть откуда налетевший ветер стал развивать его длинные спутанные волосы. Они всё удлинялись, и с разных сторон тянулись ко мне. Не в силах оторвать взгляда от жуткого зрелища, я не знал, что и делать. Лицо старика, увеличиваясь, приближалось ко мне, хотя тело оставалось на месте. Наконец, красно-синий нос величиной с локоть остановился прямо передо мной. Я отшатнулся от неожиданности, а мучитель откинул голову назад, сильно втянув воздух ртом. Казалось, ещё немного, и он вдохнул бы меня в свой страшный ротище. Раздался пронзительный свист, от чего у меня крупно задрожало тело и зазвенело в ушах. Воздух вокруг стал расходиться волнами, и я невольно присел…
В себя я пришёл от громких стуков по земле. Открыв глаза, я увидел прыгающий вокруг меня камень, который с каждый взлётом менял форму. От свистящего воздуха я сжался и наблюдал, как он с каждым прыжком становился всё больше, постепенно достигая размеров человека. Наконец, булыжник превратился в громадного краснокожего верзилу. Всю его одежду составляла чёрная волчья шкура вокруг пояса и красно-чёрные кедровые браслеты на руках. Толстые чёрные толстые волосы извивались и шипели как змеи.
- Знакомься, - старик указывал на страшное человекоподобное, - Сааха – твой хозяин. И, действительно твой палач.
Я с едва скрываемым ужасом смотрел на того, кого ещё недавно считал камнем.
- Прежде чем взять нового раба, Сааха просматривает его, - с удовольствием объяснял седовласый, - Кого попало он не берёт. Отдавая тебя, я избавляюсь от долга. Однажды взяв на себя ответственность за человека, я попал в кабалу, не зная, что тот был в желудке Саахи. Имей в виду: желудок его больше, чем можно представить.
Сзади меня что-то кольнуло, и я обернулся, а, когда повернулся обратно – старика уже не было. Это меня так обескуражило, что я забыл о своём новом хозяине. Но, тут же я наткнулся на него взглядом и вздрогнул. Дикарь наблюдал за мной сквозь приспущенные веки. Каким-то образом он цепко меня держал – казалось, что за сами внутренности – и это ощущение мне не нравилось.
- У нас впереди долгая совместная жизнь – какой бы короткой на данном этапе она ни оказалась, - произнёс он скрипящим шёпотом, едва размыкая губы, - Я буду помогать твоему отупевшему разуму расширять свои границы, и ты будешь трезветь, пьянея. Сознание начнёт впускать в себя то, чего прежде не замечало. Ты станешь по-настоящему обогащаться опытом. Хотя, где ты окажешься в итоге… - помолчав, великан сверкнул глазами, - Этот буддхи вечно в сетях майи и смена паука ничего не изменит.
На душе было тяжело, и я подумал, что хочу умереть.
- Жизнь быстрее приводит к результату, - сразу прошептал Сааха.
- Смотря к какому, - чуть слышно ответил я.
- Хоть каждый и мнит, что идёт к своему концу – суть его у всех одна. Хеламас почти сказал тебе это.
Только он произнёс это имя – кошки пронзительно завизжали, и голуби громким воркованием тут же поддержали их. Дикарь, как бы выкручиваясь, повёл шеей – и животные с птицами пали замертво. Со всех отверстий у них полилась кровь. От его движения и меня всего передёрнуло.
- Будешь жить по-моему – твоего эгоизма поубавится, - процедил он, глядя на меня в упор из-под набухших век. На жёсткой коже лица выделялся крупный нос, а сжатые губы выдавали сильную волю.
- Что я буду делать? – вымолвил я, стараясь не смотреть в его жуткие глаза.
- То, что я скажу! – рявкнул Сааха, и с силой топнул ногой. Земля сотряслась – и в один миг он стал в три раза выше. Потом опустил ко мне красное, будто обваренное лицо.
- Что, боишься лапы в крови испачкать? – тихо прошипел он, - Я-то думал, Джив, что ты – зверь. Хочешь забыть голос природы? - он выставил передо мной свои жилистые предплечья, сплошь унизанные красно-чёрными браслетами, сплетёнными из древесных жгутов, - Это память о тех, кто пытался улизнуть от судьбы. А ты разве не так поступал?
От этих слов в моей голове замутилось, и я ясно увидел, как моё сердце кровоточит, и разламывается, выпуская наружу образы людей и животных. Выпрыгивая, они приземлялись, и старались быстрее разойтись в стороны, и лишь некоторые осмеливались заглядывать мне в глаза. Но, даже их короткие взгляды были невыносимы. Они казались мне знакомыми... И тут моё дыхание стало углубляться, а лицо – вытягиваться вперёд, превращаясь в волчью морду. Оскалив пасть, я вышел из себя, и начал брызгать слюной. Жертвы дрогнули, и бросились оббегать меня по флангам. Я кинулся на них, но те резво запрыгнули в меня со спины. Чудом я не схватил последнего из них. Зарычав от негодования, я почувствовать в себе их пробуждающиеся страхи.
- Мы – мёртвые сознания, рождённые убивать, - проскрипел Сааха, - Этот мир – кладбище. Его песни – стоны. Все тут спят и едят на трупах, не желая возвыситься над этим.
Я в ужасе схватился за голову, которая снова становилась человеческой. Тело пробивала сильнейшая дрожь. Сердце снова закрывалось…
- С этим покончено, - с трудом овладевая собой, сказал я, - Если нельзя иначе, то...
Но, Сааха как-то особенно посмотрел на меня – и внутри шелохнулось едва уловимое ощущение – одно из тех, что когда-то были мне дороги. На миг мне показалось, что я сижу напротив близкого мне человека – мужчины преклонных лет с сияющим лицом. Я почти вспомнил этого старца, как вдруг видение пропало, будто споткнувшись о пустоту. Я почувствовал, что должен жить – ради чего-то прекрасного, чего я пока не мог осознать.
- То-то же, - проворчал Сааха, – А убивать не придётся – я использую тебя лучшим образом, - с этими словами дикарь распахнул свою громадную пасть и, пока я не успел опомниться, проглотил меня.
*
… Очнулся я в вагоне метро – на конечной остановке своей линии. Я сидел и дрожал от страха, и долго не мог понять, что же является реальным – эти сонные люди, медленно выплывающие из дверей, или запугавший меня краснокожий верзила. Пустые выражения тусклых лиц отталкивали, а полный зловещей таинственности образ Саахи висел перед лицом и притягивал. Казалось, мир в любой момент может измениться, и то, что прежде было материальным, окажется видением, а видения материализуются.
…Ещё сутки я просуществовал на дрожащих нервах. На работе на меня смотрели как на призрака. Стараясь поменьше общаться, я делал вид, что очень занят. Я понимал, что, если не найду помощи сегодня же вечером, то могу окончательно потерять рассудок. Тем более, что ночью у меня был очередной кошмар с вращением на бревне, после чего мне всегда становилось хуже. Этот сон повторялся уже раз в десятый. Я стоял в центре разукрашенного красными и синими знаками бревна. Два голых дикаря с разных сторон толкали его, шагая по пояс в воде. Смоляная верёвка сдавливала талию, плотными кольцами спускалась по ногам, и обвивала дерево. За водный горизонт опускалось солнечное око, замыкая кольцо полыхающего в воде огня. Сознание заполнялось ощущением ужасного предчувствия…
Из этого кошмара я всегда выходил через рвоту. В три часа ночи, зажав рот, я понёсся в ванную, и больше засыпать не рискнул. Я сидел там с зажжённым светом, и то и дело умывался холодной водой.
...С работы я увильнул пораньше. Выйдя на улицу, я огляделся, и решил идти медленно, осознавая каждый свой шаг, чтоб не провалиться ни в какое видение. На меня время от времени косо посматривали, к тому же, некоторые физиономии были явно не человеческими. Но, я не давал сбить себя с толку. Мне казалось, что я постоянно был бдительным. Но, передвигался я почему-то как на автопилоте. Ум не участвовал в выборе направлений движения. Я едва заметил, как переходил в метро на другую линию, и ехал до нужной станции. Наверное, до нужной – ведь, там я почему-то вышел. Из последних сил удерживая над собой контроль, я двинулся вперёд как робот. Железную дверь подъезда передо мной отворили, и я уверенно подошёл к неприметной двери на площадке первого этажа…