Многочисленные попытки ни к чему не приводят… нет такой станции по Дмитровскому направлению… Приснилось мне все, привиделось в бреду… И то, как ехала я на дачу к подруге, в очередной раз лечиться от сердечных неудач и болей, и то, как ты подсела вдруг, из ниоткуда… и заговорила, сама… И то, что смотрела я в тебя, как в зеркало, как на свое собственное отражение… и слушала тебя, как свой же голос… потому что мы были невероятно, потрясающе похожи… Как сейчас вижу тебя: разрез глаз, когда внешний уголок несколько выше внутреннего, чуть хриплый тембр – от перекуриваний, полный беспорядок не голове, неизменная жвачка во рту… стиль разговора, темп речи – от полусонного, спокойного, до бурного потока слов, сопровождаемого размахиванием рук и отдуванием челки с глаз. Ты заговорила со мной, словно продолжая какой-то свой внутренний диалог, с полфразы… тебя, казалось, ничуть не смущало наше фантастическое сходство, ты просто не обращала никакого внимания на это, в отличие от меня, чуть не вывихнувшей себе глаза. Ты рассказывала про свою любовь, про то, как надоели вам расстояния, про то, что скоро вы обе разоритесь на междугородных телефонных разговорах и придется вам угнать самолеты (по одному в аэропорту каждого города) и улететь куда-нибудь, где никто не будет трогать, где телефонистки не будут вмешиваться в многоминутные ночные беседы своим гнусавым «осталось меньше минуты, будете продлевать время?». Ты жаловалась, что тебя утомила вечная необходимость быть каждый день на работе, улыбаться, когда этого совершенно не хочется, ездить в институт и читать те книги, которые интересуют тебя меньше всего… ты говорила долго, и я уже начала думать, что ты мне просто мерещишься, а то, что я слышу – просто мои громко звучащие мысли, обо мне, про меня… но тут ты прервала сама себя на полуслове, судорожно схватила меня за руку и увлекла за собой сквозь вагон, потом еще через один, - к выходу. Я растерялась и не стала возражать. Мы вышли – одни из всей электрички… секунды уползали прочь, таща за собой хвост пыльного состава и растворяя его в пасмурном небе подмосковной осени. На маленькой платформе – только ты и я. Да и платформа какая-то странная – от силы из двух вагонов можно на нее сойти; из остальных пришлось бы прыгать прямо в траву… высокая она тут, с человеческий рост. Станция – Березы. Написано от руки прямо под нашими ногами… Замечаю еще одну особенность – даже обувь, фасончик и размерчик, у нас – одинаковая. Грубые солдатские ботинки примерно 35-го… Тишина такая, что звенит в голове, а в ушах еще долго звучат последние ноты уже давно исчезнувшей в повороте электрички. Мы молчим; я – потому что боюсь спугнуть эту тоненькую хрупкую тишину, а ты – не знаю… Да кто ты такая, откуда ты, почему мы здесь??? – наконец прорывает меня… я замечаю, что мы все еще держимся за руки, но почему-то пожатие не прекращаю. Чувствую себя хорошо, когда ты держишь меня так, даже чуть сильно сжимая пальцы. Что происходит? Что это за станция такая? Я первый раз ее вижу! Почему мы так похожи? – вопросы льются потоком до того момента, когда ты молча прикладываешь свободную ладонь к моим губам: «Тихо». Я послушно умолкаю. «Пойдем», - говоришь ты, глянув мне в глаза. Мы спрыгиваем с платформы и углубляемся в траву. Через минут двадцать ходьбы в быстром темпе, мы оказываемся на вершине холма… уже спускаются сумерки, и небо, без того не радовавшее изобилием красок, все больше наливается серым… опускается все ниже. Мы одни. Ты по-прежнему держишь меня за руку. Садимся на какое-то трухлявое бревно, все так же, молча. Закипает во мне такое чувство… особенное… точнее – предчувствие, что неспроста все это, не просто так я тебя встретила, не случайно… Хочется спросить, какого черта, но я молчу. Послушная, черт возьми! Бросает в жар… я расстегиваю «косуху» и, сняв, кладу рядом. Закуриваю и молча протягиваю пачку тебе. Ты отказываешься. Поворачиваешься и долго, долго смотришь мне в лицо. «Да, это ты», - произносишь, наконец. «Что?» – не понимаю я. «Это ты. Я нашла тебя», - просто произносишь ты и снова замолкаешь. Замолкаешь так, что у меня не возникает даже маленького желания что-то спрашивать и уточнять… Ну, нашла и нашла… хорошо, когда удается все же найти то, что искал, думаю я. Молчим.
Сколько мы сидели так, я не знаю… время… оно то неуловимо-быстро, то непостижимо-медленно; так что толку облекать его в минуты, запихивать в часы или сутки?
…Ночь уже вступила в свои права, когда ты сжала мой локоть и тихо сказала: «Пора». Я встрепенулась: «Что…пора?» Ты не ответила опять, поднялась и повела меня за собой.
…Мы стояли на стороне холма, отвесно спускающейся к лесу и реке. «Смотри», - твой голос. «Куда?» – не поняла я. Не видно же ничего, ни огонька, ни дымка… «Куда смотреть?» – настойчиво вопрошала я. «Смотри же!» - с нажимом ответила ты и еще крепче сжала руку. И я увидела…
…Мириады звезд глазели на нас сверху, смеясь. Тысячи солнц, больших и малых, с интересом подмигивали нам, желая знать больше. Воздух обрел форму и тонкими голубоватыми языками обнимал то, что окружало нас, - деревья, опавшие листья, былинки… и мы, мы тоже не были им забыты, - две одинокие фигурки, держащиеся за руки, стоящие над обрывом. …Но это было далеко не все, что открылось мне. Вечерний или ночной город. Ты уезжаешь… от меня… и не собираешься возвращаться, я знаю это. Мне страшно. Я вижу будущее. Стой! Куда же ты! Не надо! Я асфальтом лягу под подошвы твоих ботинок, с шипением брошусь под колеса твоего байка. Но мой цвет – серый. Я хочу расцветить твои будни, перекрасить твои трудные дни, но… не могу. Мой цвет – серый. Я стенами домов буду направлять тебя, выводить тебя к дому, туда, где до утра горит свет, туда, где ждут. Ты не заметишь меня. Мой цвет – серый. Слившись с экстазе с синей чернотой неба, я звездами обозначу твое имя. Ты грустна. Ты не увидишь моих звезд, и они сгинут утром, ненужные… Я веткой постараюсь схватить тебя за руку, не дать уйти, не позволить сделать непоправимое, - ты не поймешь меня, отмахнешься… Сереет, качается веточка в ночи. Я перебегу тебе дорогу кошкой, вдруг ты суеверна, вдруг – передумаешь, вернешься! Но – нет. Ночью все кошки – серые, тебе все равно. …Бешеный звон трамвая на повороте… ты останавливаешься… раздумье… звонок по мобильному… Лисенок, встречаемся… жду.
Я иду тебе навстречу в своем человеческом обличье. Я волнуюсь. Я переживаю за тебя. Ночь становится серым утром. Хмуро… но ты – улыбаешься… - У тебя красивые глаза, - говоришь. – Серые… с голубым.
Асфальт снова утекает под колеса. Он – просто асфальт. Мы едем в никуда, только бы не быть на одном месте, только бы двигаться… Мы едем, и красный всполох твоего мотоцикла оживляет серую дымку утра… Взбесившиеся фонари, темные переулки, кружащиеся в пляске святого Витта, феерия… Вместе в ночи… Снова… Ветер и скорость, капли воды от раздавленных луж превращаются в искры неба, в слезы на щеках, в росу на сонных еще с утра травинках… ладони тянутся, чуть подрагивают, не совсем свежий маникюр, колечко на большом пальце левой... хватают пустоту и не находят ничего… Внезапно роскошная картина сворачивается. А я понимаю, что стою одна на краю обрыва, вокруг – непроглядная чернота ночи, а ладонь – пуста… пальцы сжались… разжались… пусто… Все исчезло.
***
Ровно год спустя, тем же ноябрьским днем я тряслась, уже на своем байке, по тому же маршруту. На дачу. Никаких волнений в душе, никаких предчувствий.
…Несколько недель после той ночи я потратила на то, чтобы осознать случившееся, понять, КАК такое могло произойти… моталась в сторону дачи по 3-4 раза в неделю, - все напрасно, нет такой станции. «Нет такой станции», - многократно твердили мне тетки в справочной вокзала и смотрели, как на ненормальную. Да я и была – одержима… поисками той, или себя? Потом заставила себя не думать больше об этом, сделать вид, что все это просто мне приснилось… Вдруг я внезапно стала лунатиком и вышла чёрти где из поезда, - ведь станцию Березы я не нашла даже в ту ночь… пришлось тащиться до Вербилок… В общем, эпизод был старательно вынут из жизни, признан никогда не существовавшим и законсервирован в самом дальнем углу памяти.
Так что, когда я увидела на дороге подросткообразную фигурку, ни одной мысли о случившемся год назад не пронеслось. Останавливаюсь… и только когда ты заговорила, я поняла… «Поедем?» - хриплый голос. ТОТ голос. «Ты?..» – только и хватило меня на это, выдохнутое облачком пара. «Ты подбросишь меня?» – настаивала ты. «Да… да… только ты, уж, покажи, пожалуйста, дорогу», - съязвила я из последних сил. Ты впервые улыбнулась: «Зачем? Ты же сама ее знаешь!..» – и уселась, крепко обвив меня руками и коленами. «Знаешь, знаешь, едем. У нас мало времени!» И я поняла, что действительно знаю. И что надо торопиться – скоро спустятся сумерки…