МИР
- Дай закурить, – попросил рыжий пацан с нашивками сержанта.
Рука нащупала кисет в глубоком кармане шинели.
- Давно сержантом?
- Три недели – ответил сквозь зубы, в которых была приготовленная папироса сержант - меня и еще пару парней отметили. Мы были единственными, кто тогда выжил.
Было видно, что парню не очень приятно вспоминать обстоятельства, но приняв мой участливый взгляд, за интерес требующий более подробной истории, собеседник продолжил:
- Стояли против восьми танков, и высокоразрядной установки. Нашу танковую бригаду, раздолбали за десять минут. Пехота, в состав которой назначили и меня, должна была их прикрывать, но ты ведь знаешь, как это бывает; назначают одних в охранение, других в ударные силы, а потом, в реальной обстановке все наоборот. Вот так и у нас, американеры ударили первые, и вопреки прогнозам, именно по нам, оставив танки поначалу не тронутыми. Именно танкисты и помогли нам, но противник доставшийся на нашу долю был опытнее, и уже участвовал в боях. Поэтому одолеть его было очень не просто. – сержант глубоко затянулся, а потом после короткой паузы продолжил - в первые минуты полегло больше половины наших ребят. Если бы ты видел эту возню! Такие жернова, что и не видишь уже ни какой надежды уцелеть, стреляешь только в врага, впрочем особо не целясь, потому как некогда целиться. Так и смотришь при этом, как бы самому не угодить под чужую очередь, а уж от снарядов и вовсе, укрываться дело безнадежное. В то время когда месили наши позиции, «мамонты» нам здорово помогли, танкисты делали свое дело четко и слажено. Несколько человек думаю, были достойны претендовать на повышение, но нападавшие, сообразив что при такой тактике они потеряют весь свой авангард, переключились на нашу технику. Вот тут-то, мы и начали действовать по плану, а именно: прикрывать их. Только, солдаты наши были к тому моменту, порядком дезаориентированы, изранены и контужены. Да и в живых осталось не больше дюжины. Сам понимаешь, прикрытие из нас не очень хорошим было. Все наши танки, не смотря отчаянное сопротивление, все же выбили, но и у американеров осталось всего два искореженных «гризли». Добили мы их сравнительно легко, но обратно на базу, вернуться смогли только четверо наших бойцов. Мне посчастливилось оказаться среди них. И вот теперь, после представления в сержанты, направили сюда – в госпиталь. А ты, сам-то я вижу; тоже давно воюешь, почему до сих пор в ефрейторах?
- Да, вот так уж получилось, – ответил я несколько смущенно - в истребительный отряд попал, почти с самого начала, как мы закрепились на этой карте. Кто-то ведь, должен был прикрывать с воздуха…
- Да, да я знаю, – сержант сразу сделался серьезней, – вам тут ой как не сладко пришлось… Нам на позициях постоянно говорили, что базу еле сил удерживают, но все не так уж и безнадежно.
Я отставил «беркута», и тоже, принялся, не спеша набивать папиросу.
- Нашу часть разместили здесь у госпиталя, восьмого сентября. От предыдущего отряда осталась несчастная горстка израненных солдат, еще один налет, и они отправились бы в Неизвестность. На счастье, техники к тому времени постарались, и мы прибыли им на смену уже в БТР-ах, с противовоздушными установками. Американеры прессовали нас тут не меньше чем на базе, хотя там ребятам все же пришлось потяжелее…
- Да уж, базу удержать было практически невозможно, обстановку спасло, поистине чудо – поддержал мой собеседник.
- Чем ближе мы подбираемся к вествудуским лесам, тем яростнее становиться сопротивление. Скажу по правде, я даже подозревал, что нас все же выбьют с этой карты…
- Да, все шло к тому. – по мере продвижения, их сопротивление все яростнее, это ты верно подметил. А если бы выбили, то… Надеюсь, о последствиях объяснять не стоит?
- Конечно сержант.
- Давай не будем по званиям, – отмахнулся рукой парень - меня Сергеем зовут.
- Дежурный генетик назвал меня Алексеем, – представился в ответ я.
- Ну вот, и познакомились, – на лице сержанта на миг промелькнула улыбка.
Глубоко затянув в легкие едкий дым кубинского табака, я посмотрел вверх:
- Похоже, налетов больше не будет.
- Да, американеры уже потеряли свой последний аэропорт. У нас в палате только что объявили по радио.
- Это хорошо. В таком случае, вряд ли нас отсюда, куда либо перебросят в ближайшие недели. Впрочем, и на базе говорят, сейчас уже и народу и техники больше чем достаточно, и фабрики работают на полную мощность.
- Да, похоже, нас уже не побеспокоят ни свои, ни чужие.
Сергей по товарищески хлопнул меня по плечу:
- Представить только, сколько враг потрепал нам сил, и нервов! Особенно, американеры любят диверсионные отряды, пользуются случае когда у нас мало на базе сил, или не работают тесло-станции и выкидывают десант.
- Вернее любили, - поправляю я.
- Вернее любили, – соглашается сержант - а еще, их излюбленная тактика это, танковый удар под прикрытием высокоразрядных передвижных установок. Нас как раз тогда так, чуть и не уделали, хорошо, что танкисты с ними успели справиться.
- Ну, теперь уж вряд ли на этом направлении у них осталось много таких машин…
- Думаю, что уже и не осталось, – в голосе сержанта слышится торжественность момента, – мы уже перекрыли все рудники, средств у противника, почти нет, если не считать пару тройку консервационных дамб. Наши танки уже не встречают серьезного сопротивления.
- А, правда, что ракетчики осаждают северную базу? У нас тут пару дней БТР мимо проезжал, командир их сказал.
- Не врал, командир – улыбается пацан, с сержантскими лычками - действительно, осаждали. Да долго ли ее осаждать, если батарея под надежной защитой танков и пехоты?
На его лице простодушная улыбка, я тоже улыбаюсь, понимая, что он хочет этим сказать.
- Это пару дней назад было, а сейчас, та же батарея уже равняет базу на юге. Я сегодня ночью по радио слушал последние сводки. Ой, да что мы все о войне, да о войне? Ты новую песню Утесова слышал? - старается перевести тему разговора Сергей.
- Какую именно? – я тоже не прочь поговорить о чем то другом, и поддерживаю его переход.
- «Люблю тебя, моя Родина».
- Не довелось пока…
- Эх, ты! Ее уже третий день по радио крутят…
- Нам ведь тут не положено радио…
- Жаль, а у нас в госпитале динамик до девяти вечера работает.
Постепенно разговор склоняется от войны, к музыке, и женщинам. После третьей самокрутки за сержантом пришла санитарка, и он, похлопав еще раз меня по плечу, ушел на процедуры. Странно, в последние дни, после того как прекратились налеты с воздуха, и в ночном небе перестали раскрываться купола паратруперов, мне начало казаться, что время неотвратимо бежит куда то, к какой то немыслимой, и трудно представляемой черте. Что это? Что будет дальше, после победы? Что мы будем тут делать, на этой карте одни, без врага?
Я не мог найти ответов, но вопреки радости приближения развязки, от гибели последнего американерского юнита на нашей территории, меня начинал трясти озноб. Это было чувство страха перед неизвестным. Ощущение небытия следуемого, за казалось бы, такой желанной победой. Оно отнимало уверенность в себе. Мне на самом деле, очень трудно передать это чувство, но беспокойство все чаще, начало посещать меня в последние дни… - мысли мгновенно прервала начавшаяся со стороны госпиталя стрельба. Вот так-так, ни когда нельзя расслобляться, даже теперь. Что это еще может быть?
Моментально схватив «беркут», я ринулся было на выстрелы. Вполне возможно, там засекли лазутчика. Еще хуже, если им окажется женщина модели «Таня», обычно такие успевали подорвать здание, и уложить при этом с дюжину солдат.
Вопреки предположениям, это оказался не лазутчик. В проеме окна показался Сергей. Его лицо сияло радостью. ППШ в его руке, выпустил еще одну длинную очередь в воздух.
- Победа Леха! Победа! Только что передали, что последний вражеский бункер на восточной базе самоликвидировался при подходе наших танков, и что на карте, противник радаром больше не пеленгуется!
Это означало только одно, – теперь в секторе мы остались одни.
Внезапно лицо Сергея застыло, как вкопанные остановились бегущие вдалеке солдаты, а где-то в небе послышался непонятный гул, похожий не то на раскат грома, не то на чахающий звук глохнущего движка подбитого БТР.
Сейчас что-то должно произойти…
Андрей Лагута
20.01.2001-21.01.2001