...И вот тебя привезли в больницу: белые стены, белые простыни, белые халаты, белые маски, белые лица,- все противно, мерзко, мерзко и противно. Ты не можешь смотреть на них, они не могут смотреть на тебя... а если и могут, то только с какими-то испуганными жалостью и омерзением. От этого хочется выть. А выть тоже не получается. Все, что получается - это уткнуться носом в подушку и тихо - тихо заскулить так, чтобы слышно было только себе... тихо - тихо, ни для кого не заметно проплакать: где я, где я, где я... кто я ... за что я... где же я... что со мной... А с тобой твориться что-то страшное, описать которое нет ни слов, ни сил.
Потом проходит время. Оно идет медленно и долго, долго, долго, долго, долго, долго... невыносимо долго так, что сводит позвоночник. Появляется желание поспать, но ты боишься уснуть. Как боишься теперь всего. И ночь напролет ты ворочаешься средь душных кошмаров: ворочаешься, ворочаешься, ворочаешься.
А утром приходит врач. Слава богу, его лицо спрятано под маской. Он на что-то смотрит, что-то бубнит, что-то записывает и уходит. Зачем приходил?.. Посмотре-е-еть?!.. Перья из подушки метелью вихрятся по комнате, а ты никак не можешь остановиться и все треплешь несчастную ни в чем не повинную наволочку... Но, увидев в зеркале свое нынешнее отражение, замираешь и понимаешь - именно этого от тебя и ждут. Что еще можно от тебя ждать?
Потом пришли твои родные. Они встают рядом и, чуть смущаясь чего-то, говорят что любят тебя. Они не знают слышишь ли ты их, понимаешь ли их, а ты не можешь не можешь заставить себя поднять голову и посмотреть на них, потому что боишься увидеть их глаза, увидеть выражения их лиц - ты боишься просто увидеть их. Ты тоже, любишь их, очень любишь, но ты не можешь на них посмотреть... ты так любишь их, они так нужны тебе! Но ты боишься, тебе страшно, тебе жутко страшно, и они так и уходят ни счем непонятно от кого. Потому, что ты сам не знаешь что это там в зеркале повторяет твои жалкие конвульсии на белых, мокрых от пота простынях.
На следующий день случившимся начинают интересоваться власти. Визиты гостей запрещаются, в больнице объявляют карантин... Начинаются бесконечные дни. Дни, когда приходят какие то люди, что-то с тобой делают, уходят, приходят новые, опять что-то делают. Зачастую эти процедуры противны и болезненны. Вообще вся медицина оказывается сборником садистских процедур. Удивительно до чего антигуманна наука, которая, вроде, должна облегчать страдания. Но не в этом дело. Ты готов многое терпеть, только бы к тебе относились как к человеку. А этого они не могут. Не могут они относится к тебе как к человеку видя то что они видят. Или, вернее, то видят, то не видят.
Ты теряешь счет дням.
И в один миг из бесконечности кошмара и одиночества кто-то соизволяет вынести вердикт: не опасно и не заразно.
А легче не становится - на тебя все равно смотрят как на чудовище.
Потом, наконец, к тебе снова пускают твоих близких. Посмотрев в их глаза хочется плакать, но этого нельзя делать... Ты долго - долго говоришь с ними, но времени все равно не хватает чтобы рассказать, чтобы расспросить... И все-таки надежда начинает улыбаться тебе, ты веришь что все забудется, наладится, что все будет хорошо, что все будет...
Проходит пять лет и, кажется, все забыто. Родной дом, любимая семья, приличная работа, хорошие друзья - что еще надо для счастья? Каждое утро ты встаешь, умываешься, завтракаешь, одеваешься, идешь на работу. Каждый вечер ты возвращаешься с работы, ужинаешь, принимаешь душ и ложишься спать. В выходные ты ходишь в театр, цирк, на стадион и эмоционально отдыхаешь от машинной толчеи компьютерных будней. И в этой размеренной жизни ты видишь свое счастье, тебе не надо иного. Ты, наконец, узнал цену покою и бережешь его как одну из самых больших драгоценностей мира.
Только в ночи, когда шипящий лунный свет затопляет улицы города, когда огромное желтое светило выплывает во всей своей круглобокости в черноту полночного неба, ты ощущаешь смутное беспокойство и украдкой выглядываешь в окно. За миг там все меняется и меняешься ты. Пугающий океан лунного света обращается в ласково улыбающегося друга, ты вдруг начинаешь чувствовать, что нет больше сил сидеть в душном запертом месте, называемом твоим домом. И ты выбегаешь наружу и легко несешься по улицам то галопом, то ликующей рысью. Откуда-то выбегают другие, такие же как ты, и вы начинаете веселые игры - салочки, чехарду и другие, не имеющие определенных названий и правил, а чаще вы просто бегаете рядом наслаждаясь обществом друг друга. Ты не знаешь их лиц, ты не знаешь их имен, но тебе это не нужно. Для счастья у тебя и так все есть - ночь, Луна, шепот ветра и запах травы...
Город спит и пускай спит, не надо его будить. Пусть поспит в тишине - утром ведь снова задребезжат будильники, зазвонят телефоны, загудят моторы автомобилей. Но это будет утром, а пока ночь - все спят. Пускай спят в тишине. И пускай никого не потревожат шальные одинокие трамваи, когда они испуганно шарахаются в сторону от огромных черных тварей, которых язык так и не поворачивается назвать волками.