Я становлюсь не по годам сентиментальной. Слезы на моих глазах могут вызвать совсем незначительные вещи. Меня не интересуют мировые катастрофы, но интересуют проявления человечности в отдельно взятых людях.
Например, в моей школе учился мальчик, кажется, он был на год старше. Знакомы мы не были, да и разве он заслуживал знакомства со мной – весь такой обыкновенный, полнова-тый, вечно смущавшийся, краснеющий? Я никогда не вспоминала о нем, когда он закончил школу. Увиделись мы потом очень случайно – я встретила его, сначала однажды, а потом стала встречать все чаще, почти каждый день, в университете, в который поступила после школы. Меня это слегка удивило, так как я точно знала, что он у нас не учится. Потом мне открылась тайна его посещений: он заходил туда за своей девушкой, простоватой и такой же обыкновенной. Ничего особенного. Однажды я шла за ними, ехала с ними в метро, наблюдала, как они смотрели друг в друга, думала о том, что мой необыкновенный любимый на меня, необыкновенную, так никогда не смотрел. Мне плакалось, слова умиленной молитвы соскакивали с мыслей: Господи, пусть у них все будет хорошо.
Очень похожие чувства я испытывала, глядя еще на одну парочку. Это было на концер-те знаменитой рок-группы. Самые дешевые билеты были в так называемом танц-поле, где любимую группу слушала, отчаянно скандируя знакомые тексты, молодежь, зеленая и не очень. Я была в числе не очень зеленой. Все толкались, всем было довольно необременительно в этой толпе, а тем, кто повыше и поширокоплечее, было совсем замечательно. Эта пара не вписывалась совсем. Они оба были маленькие и щупленькие, им было за тридцать, и, кажется, далеко за; выглядели они как рабочая семья, им ничего не было видно, их пинали со всех сторон. Но концерт все равно доставлял им видимое удовольствие. Когда же зазвучала песня, любимая всеми особенно, он поднял свою женщину и посадил себе на плечо, как делали это многие юные, демонстрируя своим подругам силу и любовь. Эта пара была, наверное, счастливее всех в зале, женщина улыбалась, лишь на несколько сантиметров возвышаясь над головами просто стоящих. Мужчина же был счастлив абсолютно, хотя не видел уже совсем ничего.
Тихие слезы умиления вызывают иногда и совсем другие моменты, не связанные с проявлениями любви. Совсем недавно я ехала вечером в трамвае с букетом огромных белых роз. Трамвай был не переполнен, однако свободных мест не было. Я стояла не очень далеко от двух сидящих мужчин – таких, кажется, называют «простыми людьми». Они очевидно возвраща-лись домой после напряженного трудового дня (по виду они были строители или какие-нибудь ремонтники), и для ослабления напряжения уже приняли на грудь. Обычно мужчины не уступают места в трамвае симпатичным молодым женщинам с розами, эти мужчинами оказались исключением. Один из них поднялся и предложил мне сесть. Я не сопротивлялась. Второй был погружен в свои мысли, но мое присутствие его оттуда вытащило. Он повернул голову и стал таращится, причем, скорее, не на меня, а на розы. Подумал и спросил: «У тебя что сегодня? Праздник?» Я ответила, что нет, не праздник. Тогда он еще подумал и сказал, гладя на мою ру-ку с розами: «Красиво!» В этом «красиво» было столько восхищения и тоски, и мне показалось, что сегодня вечером он на последние деньги купит своей жене букет ландышей.
А вот это происшествие меня скорее обрадовало, чем умилило. В переходе я слушала музыку – там играли, и очень хорошо несколько молодых джазистов. Публики было довольно много, и разношерстной. Особенно выпадала одна бомжиха, старая (хотя можно ли с уверенностью говорить о возрасте таких людей?) алкоголичка, с лицом, кажется, ничего уже не выражающим. Она не слушала музыку, так только – посматривала на бутылки из-под пива, опорожняемые некоторыми слушателями, иногда подходила к музыкантам и о чем-то с ними говорила, кивая на их футляр с деньгами. Они с ней старались долго не разговаривать. Вдруг появился он. Он был из тех молодых людей, которые по им одним известному праву считают себя хо-зяевами жизни. Этот сразу же заявил о себе какими-то странными телодвижениями: широко расставив ноги, он полуприседал, вертя перед собой руками. По всей видимости, он выглядывал себе жертву, и он нашел – конечно же, бомжиху. Он достал из кармана деньги и начал совать ей под нос, говоря, что, мол, вот у него-то деньги есть, но ей он не даст, а даст музыкантам. Потом говорил – ну ладно, на, бери, давал, а сам выдергивал прямо из рук. Так продолжалось довольно долго, потом они договорились – она сейчас потанцует, а он ей даст денег. Бомжиха, естественно, начала танцевать, выделывая немыслимые па, а наш супер-герой, упиваясь своей властью, говорил ей: «Танцуй, танцуй!» Она танцевала. Можно уже было перестать, а она все еще танцевала. Он решил, что бомжиха свое отработала, протянул ей деньги. А она посмотрела на него взглядом порядочной женщины, которую ошибочно приняли за проститутку. Оттолкнула его руку с деньгами и внятно проговорила:
- Да что ты ко мне привязался, а? Пошел бы ты на ***!
И я, тихонько засмеявшись, мысленно выставила указательный палец правой руки, согнула ее в локте, а левую положила на сгиб, и так же мысленно повторила:
Да пошел бы ты…"