Метроном

Тик-так, тик-так. Распухшая голова качается на тонком стебле шеи. Маятник наоборот. Метроном.
Тик-так. Качается одутловатое лицо напротив. Скользят по потолку солнечные зайчики. Качаются. Тик-так.
С кем я?
Окно - круглое. Лицо - круглое. Зайчики - круглые. Чай в стакане с подстаканником дрожит мелкой рябью.
Где я?
Теплоход. Питер-Кижи.
Кто я?
Память возвращается нехотя, то и дело соскальзывая, соскальзывая, соскальзывая за границу черепной коробки.. По кругу, по кругу - цирковые пони-мысли. Где я? С кем я? Кто я?
Он говорит - "Очухался?" Он говорит - " Выпей горячего чаю". Голос бьет меня в лоб, прошивает насквозь, вылетая из затылка и упираясь в стену каюты. Каюты? Да. Теплоход. Питер-Кижи. Деревянные дома. Деревянные церкви. Ни одного гвоздя. "Выпей чаю" - гвоздь голоса. Я говорю - "Не надо так громко". Молчит, смотрит исподлобья, глаза - маленькие, почти бесцветные.
Дрожь двигателя передается телу. Я - камертон. Большой странный камертон с распухшей головой на тонком стебле шеи. Дзззын-дззын. Стекло о подстаканник. Взять в ладони, сжать, смять, превращая в мешанину из стекла и металла. Тик-так, дззын-дззын. Кто-нибудь - выключите эту чертову машину. Я не хочу превращаться в камертон. Я хочу свернуться в клубок и вернуться в чрево матери - без звуков, без мыслей, в до-бытие.

Вечером выбрался на палубу. Нашел судового врача. Перегар. Бегающие глазки и несвежая рубашка. Я сказал - "У тебя это есть". Я сказал - " Я заплачу сколько надо" - и сунул ему зеленоватую бумажку. Он долго не приходил. Мне казалось - долго. Дурацкий ансамбль в баре спел три песни. Три жизни начались и закончились, пока он пришел и сказал мне - "За баян заплати отдельно". Я сказал - "Мы так не договаривались", а он держал в пальцах мою жизнь и дергал за ниточки, как сумасшедший кукловод.
Я заплатил; он даже помог мне расстегнуть зиппер, который заело. Его всегда заедает, когда я тороплюсь умереть.
В небе за бортом вспухали радужные мыльные пузыри. Я спросил - " Это что?". Врач ответил - "Фейерверк". Я спросил - "Сегодня праздник?". Он покачал головой - "Бояре гуляют". Я спросил - "А кто я?". Он каркнул хрипло - "Дурак" и клюнул меня в правый глаз. Мыльные пузыри лопались в моей голове. И вода за бортом пенилась. Почему-то она была красной.

Тик-так, тик-так.
Утро? Вечер? За иллюминатором серая мгла. Туман. В тумане ревет гудок - долго и надсадно. И я реву вместе с ним - прогибаясь спиной и закидывая назад голову - ААААААА! Метроном внутри дергается и сбивается с такта - ААААААА! Я раздвигаю головой серую мглу и ныряю в рассвет (все-таки - рассвет!) - АААААА! Пухлые ладони хлещут меня по щекам - так свисающие в воду ветви деревьев хлещут по высокой белой скуле теплохода. "Ублюдок! УБЛЮДОК! УУУ-БЛЮЮЮ-ДООООК!!!!!" - ревет гудок, и я реву, мотая головой, - загнанная, роняющая кровавую пену из разорванного удилами рта лошадь - АААААА!

Нева. Ладога. Свирь. Онега. Я не хочу на берег. Я не хочу глазеть, задирая голову, на деревянные стены. Я не хочу восхищенно ахать и охать, подобострастно заглядывая в глаза экскурсоводу. Дайте мне жизни в тонком стекле. Там, внутри, невидимый глазу мастер, готовый починить мой замирающий метроном. Стальной палец коснется стальной стрелки. Тик-так, тик-так. Подгоняемая метрономом, вскипит в венах, ударяясь в ломкие стенки, темно-красная густая жидкость. Моя кровь никого не может спасти, ее нельзя переливать роженицам и тяжелораненым. Моя кровь - отрава, крупные капли на полу - волчьи ягоды. Внимание!  Attention! Смертельно опасно! Не трогайте меня, я брызну ядом, как раздавленная змея. Смотри - он уже стекает по моим пальцам, курясь розоватым паром, прожигая дырки в ковролине.
Он сказал - "Ты сдохнешь уже завтра". Я сказал - " А кого это волнует?" Он сказал - "Я люблю тебя". Я засмеялся и ушел в себя - вода, спиралью уходящая в воронку. Он еще видел, как мелькнула моя голова, проваливаясь в омут грез и кошмаров.

Шлеп-шлеп-шлеп. Мокрая жаба по мокрой траве. Дождь. Настырно стучит в стекло, растекается лужицей под неплотно закрытым иллюминатором. Пить. Пить. В моем горле - все пески всех пустынь мира. Я скриплю пересохшими ремнями связок. Я - мумия, пролежавшая здесь тысячи лет. Размотайте бинты, дайте мне воды или - убирайтесь к черту. Я все равно не живу, а сохну, прирастая коричневой кожей к ломким костям скелета. Мои провалившиеся глазницы не видят ничего, кроме тьмы. Под моими пальцами - крошево камней, превращающихся в пыль под ветром и солнцем. Моя кровь давно ушла в песок, и там, где высыхал ее черный след, вырос анчар. Шлеп-шлеп-шлеп. Это не вода - это жирные черви падают с глянцевых листьев дерева, разбиваясь о мою ссохшуюся грудь. Меня до сих пор мучают сны о прошлой жизни. Разбудите меня. Дайте мне воды - или убирайтесь к черту.

Он сказал - "Уже сентябрь". Я качнул головой - "Ну и что?" Он сказал - "Скоро зима". Я сказал - "Ну и что?" Он сказал - "Доживи до весны". Я спросил - "Зачем?" Он не ответил.

Тик-так. Метроном. Стальная стрелка между висками. Я хочу превратиться в черного кота и перебегать дорогу, кося зеленым глазом. Я хочу стать вороном и раскачиваться на голой ветке, каркая в закрытые на зиму окна. Дайте мне повыть под чужой дверью по будущим покойникам - бродячим облезлым псом. Я хочу сидеть в аквариуме золотой рыбкой и исполнять невысказанные, греховные, запретные желания.

Тик-так - в голове, гррум-гррум - под моими башмаками, я иду белой дорогой к белому небу, в котором качается черный маятник солнца.