Прометей вновь был дома, в Элладе, после долгих странствий. Многие годы он путешествовал вместе с Осирисом по дальним странам, населенным дикими племенами. Вместе они обучали людей обрабатывать землю, выращивать деревья, приручать скот. За это их принимали везде, как почётных гостей. Несколько раз они сталкивались с другими богами, занятыми тем же, что и они. Пару раз пришлось подраться, один раз их выгнали с земель, как опасных конкурентов, но по большей части они находили новых друзей.
Совсем недавно окончилось их путешествие. Осирис возвратился к себе на берега Нила, приве-зя множество диковинок из дальних краёв.
А Прометей решил побродить по родной земле. И чем дальше, тем больше ему не нравилось то, что он видел. Он не узнавал людей, которых оставил четыре года назад ради странствий и при-ключений. И дело, как ему казалось, было не в том, что за эти годы многое изменилось. Вернее, не только в том. Изменились лица прохожих. На улицах городов и селений не стало слышно смеха, все куда-то стали спешить — даже в маленьких деревнях. Всё чаще попадались ему скитальцы-бродяги. Абсолютно исчезли слухи и сплетни. Во всём Прометей чувствовал грусть с привкусом горечи.
Прометей побывал на Крите, пересёк Спарту, сейчас он подходил к Афинам, но до сих пор не понял, что же произошло.
Настроение было паршивое. Несмотря на то, что он заглядывал на каждый постоялый двор и в каждую харчевню в надежде что-нибудь услышать, ему так и не удалось узнать ничего существен-ного. А спрашивать что-либо у Олимпийцев Прометею не хотелось.
Солнце заходило, до Афин оставалось пара часов ходу и гостиный двор, показавшийся из-за поворота, был как нельзя к стати потому что, как слышал Прометей, в город после захода солнца по-пасть теперь было невозможно.
В зале народу было немного, и Прометей устроился рядом с очагом. И только он успел распо-ложиться, как появился еще один путник.
Путник был высокого роста и в свете огня Прометей разглядел его смуглую кожу, светлые со-ломенные волосы и ярко-голубые глаза. Пришедший оглядел с порога зал и направился прямо в сто-рону Прометея. Усевшись по другую сторону очага, он несколько минут разглядывал Прометея и, наконец, как будто уверившись в чём-то, откинулся к стене и закрыл глаза.
Прометей был удивлён подобной бесцеремонностью, но привыкший за эти годы к общению с людьми, имевшими абсолютно другую культуру, он взял себе за правило не выставлять на показ свои чувства и теперь бессознательно последовал этой привычке. Он продолжал прислушиваться к разговорам в зале, решив, что у него будет время удовлетворить своё любопытство.
И верно. Когда посетители почти разошлись, незнакомец заговорил сам.
— Ты — Прометей, — сказал он утвердительно.
— Да, — подтвердил тот.
— Исида довольно точно тебя описала. У меня есть для тебя сообщение. Ну и погонялся же я за тобою!
— С какой стати за мною надо было гоняться? — удивился Прометей.
— Погоди, узнаешь. Извини, я забыл представиться. Я — Хеймдалль.
— Тот самый сын девяти матерей, страж асов? — Прометей был удивлён.
— Тот самый. А что, есть еще один?
— Да, он тоже Светлый Ас, но зовут его, кажется, Велес.
— Ну и дела... А я считал себя неповторимым. Познакомишь как-нибудь?
— Непременно… Ну и зачем все же ты гонялся за мною?
Хеймдалль не спешил удовлетворять любопытство собеседника. Он внимательно осмотрел зал, потом взглянул на огонь.
— У меня очень печальные вести для тебя, — произнёс он наконец.
— ???
— Осирис был убит по возвращении своим младшим братом Сетом. Сет, видимо, надеялся, что его старший брат никогда не вернётся и начал прибирать к рукам власть над страною и уже почто завершил делать это. Но тут — как снег на голову — Осирис вернулся. Вернулся почитаемый всеми еще больше, чем когда он уезжал. Я не знаю всех подробностей. Исида считает, что к моменту при-езда Осириса Сет уже не мог ничего остановить или изменить что-либо... В общем, его жажда вла-сти была настолько сильна, что он решился на убийство своего брата. Ну а Исида спаслась бегством. Она говорила, что ты, вроде, собирался к ним в гости...
Действительно, собирался. Еще когда расставались с Осирисом, обещал непременно приехать погостить. Хеймдалль между тем продолжал говорить:
— Вот так. Сет стал верховным правителем. Исида же теперь скрывается на диких берегах Ни-ла. Её охрана — Скорпионы, — почти полностью перебита или дезертировала. С ней осталось всего семеро. Остальные, кто еще жив, пробираются на восход Солнца, подальше — ведь во владениях Иштар им места не найдётся.
— А сам ты что делал так далеко от своего дома и его проблем? — спросил Прометей.
— Именно. Спасался от домашних проблем, — протянул Хеймдалль.
— А точнее?
— Ну что ты такой подозрительный? Можно, конечно, и поточнее, только это уже скучно.
— Расскажи, спешить всё равно уже некуда.
— Ситуация примерно та же, что и в Египте. Лет десять примерно назад наш Совет, возмущён-ный поведением Одина, объявил его вне закона и изгнал, а на его место посадил искуснейшего кол-дуна Оллера, наделили его всеми прерогативами той власти, какой пользовался Один. Этот Оллер носил имя Одина и правил почти десять лет, пока Странник Вёльси не вернулся обратно и не сверг его с трона. Заметь, в отличие от Египта, у нас всё было совершено по всем законам – вроде бы.
— А как же тебя занесло в Египет.
— А это — совсем просто. Не сошёлся я характером с этим Оллером… Известие о возвраще-нии Одина застало меня в верховьях Нила, — Хеймдаль хитро усмехнулся, — и я решил отправиться напрямик.
— Да... Вот так история. А я вот никак не могу разобраться, что делается здесь, хотя никаких переворотов или смен цивилизаций тут не было, насколько мне известно.
— Чего тут разбираться? Везде одна и те же тенденция — всё и так ясно.
— Для кого как.
— Ну что ж. Вот тебе парочка весьма характерных для ситуации случаев. Случай первый. Один фригиец, сатир Марсий, был настольно талантлив, что играл на флейте лучше самого Аполло-на. Знаешь, что Аполлон с ним сделал? Марсия привязали к сосне и содрали с него живого кожу. А между тем его Мелодия в часть Великой Матери просто гениальна. Аполлону до него было также далеко, как от земли до звёзд.
— Было.
— Именно! Было. Вот другой случай. Арахна, — тонко чувствовавшая красоту девушка, но как только о неё прознала Афина, ей пришлось по настоянию капризной богини участвовать в состяза-нии с последней. Афина проиграла. И что же она делает? Она рвёт работу соперницы, а её саму пре-вращает в паука. Я понимаю, Афина — нервная особа, страдающая паранойе из-за способа своего рождения, — кто способен остаться нормальным, когда твою мать перед твоим рождением глотает твой же отец, — но не до такой же степени! И это — самые милые проделки твоих Олимпийцев.
— Почему это — моих? Я-то отношусь совсем к другому роду.
— Это ничего не значит. Значение имеет то, что Олимпийцы как хотят, так и вертят своими почитателями. Недавно на островах возобновились человеческие жертвоприношения — в жертву требуется принести старшего сына. Постепенно эта пакость проникает и всё дальше вглубь страны. Люди, конечно, не дожидаются, пока их принесут в жертву и бегут. Ты ведь заметил, что слишком много молодых людей бродит сейчас по стране. Оракулы тоже что хотят, то и повелевают людям. И попробуй не исполнить, как бы глупо повеление не было — костей не соберёшь.
— А я-то удивлялся, что же такое происходит. Теперь понятно: всё прогнило.
Оба надолго замолчали.
— Похоже, существует лишь один выход, — заговорил наконец Прометей.
— Да, Божественный Огонь Со-Творения, если его достать, мог бы спасти положение, — ска-зал Хеймдалль, — но последствия будут непредсказуемыми. Даже вёльва не берётся прогнозировать, что произойдёт, хотя ситуацию предвидела уже давно.
— Но это должно быть сделано, — отозвался Прометей.
— О чём это вы говорите, что такое должно быть сделано? — послышался вдруг низкий глубо-кий голос.
Боги подняли глаза на говорившего. Перед ними стоял мужчина в потрёпаной дорожной одеж-де. Он был еще не стар, но определить его возраст оказалось невозможным: с одинаковой вероятно-стью ему могло быть и тридцать, и семьдесят, и даже двести. Человек внимательно смотрел на богов, а те разглядывали его.
— Вы совершенно правы, — вдруг заговорил человек, — Ясный Огонь Со-Творения должен быть передан людям. Вы знаете его природу: украсть его не возможно. И единственный выход, — это кто-то из вас должен сам отдать его. Ведь оба вы из богов, хотя, по-моему, и из разных семей. Значит, Огонь принадлежит вам и вы имеете право им распоряжаться.
— Да знаешь ли ты, о чём говоришь? — воскликнул Хеймдалль.
— От чего же не знать, знаю, — спокойно ответил человек.
Боги переглянулись.
— Ты странный человек, — сказал Хеймдалль.
— Да, мне многие про это говорили. Говорили, что я человек со странностями. Гусляр я, Садко зовут, может слыхали?
— Из друидов, — неприязненно уточним Хеймдалль.
— Нет, друиды, — те жрецы, а я — я для потехи людской и для веселения душ стараюсь. Знаю я, о чем ты, юный ас, сейчас подумал, — услышав такое обращение, Хеймдалль усмехнулся. — Друиды когда-то поддерживали ванов, но это давно было. Человеческий век короток, а память чело-веческая еще короче, мало кто теперь об этом помнит — Хеймдалль опять усмехнулся: сам-то Сад-ко, кажется, прожил намного больше, чем его соплеменники. — Но сейчас речь не о том. Из ваших слов, да и из собственных наблюдений я сделал некоторые выводы. Происходит всеобщий энтро-пийный сброс культуры. И у людей и у богов. Боги стали чрезмерно тщеславны и одновременно не-уверенны в своей власти. Везде это выражается по разному.
— Энтропийный? Не согласен, ...
— Терпение. Мой вывод, — и здесь не может быть другого мнения, — назревает война между богами. Не небольшой конфликт внутри одного рода, в результате которого меняется верховный правитель, а большая война между разными народами, которая будет во много крат кровопролитнее и разрушительнее, чем война между асами и ванами. По мне, так вы, боги, можете сколько угодно выяснять отношения друг с другом, но — как говорится: паны дерутся, у холопьев чубы летят. В этот конфликт в любом случае будут вовлечены тысячи людей, которые окажется между разъярён-ными богами, как гвоздь между молотом и наковальней. И ни что не сможет защитить их.
Садко замолчал, ожидая реакции на свои слова.
— Если сейчас случится война между богами, многие из них погибнут, — задумчиво прогово-рил ас. — На Рагнерёк асы должны выйти в полном составе — там все роли расписаны еще давным-давно, — иначе следует сразу, уже сейчас признать своё поражение.
— Рагнерёк, по сравнению с этой войной, покажется тебе, ас, приятной увеселительной про-гулкой, — язвительно вставил Садко.
— В то время, как, если люди сейчас получат Огонь, всеобщая напряженность разрядится и этой войны, скорее всего, не будет, — закончил мысль аса Прометей.
— Хотя этот способ называется “вызывать огонь на себя” и если этот огонь – греческий, то… — вставил Садко.
— Да, в самом деле, это единственный выход, — ответил Хеймдаль Прометею, как бы не слы-ша слов Садко.
— Тогда не будем терять времени, оно даже для богов неподвластно, — сказал Прометей.
Боги поднялись и вышли на улицу. Вместе с ними вышел и гусляр.
Вдруг в грудь Хеймдалля ударила белая сова. Упав на землю, она вспыхнула и из столба дыма вышла женщина, вооружённая мечом, лук со стрелами и небольшим круглым щитом.
— Сигдрива?! — растерянно воскликнул Хеймдалль. — В чём дело? Ты передала мне повеле-ние явиться в Асгард и я направляюсь именно туда. Неужели это нуждается в проверке?
—Нет, это не нуждается, но Старика не устраивает скорость твоего возвращение. Ты нужен немедленно.
— Что еще такого случилось?
— На пиру был убит один из огненных великанов, Отр, и его отец Хейдмар требует в виде ви-ры не что-нибудь, а клад Андвари. Конечно, за кладом поедут Тор и Локи – они уже собираются. Но ты ведь знаешь, что Тор простоват, а за Локи надо всё время присматривать.
— Короче...
— Короче, Старик решил, что ты должен ехать с ними и немедленно.
— Хорошо, — смирился Хеймдалль и, повернувшись к Прометею, сказал: — Я вернусь самое большее через пару недель. Время, по-моему, у нас ещё есть. Когда я выполню это поручение, сразу же вернусь и мы обсудим, что предпринять.
— Договорились, — ответил Прометей.
Все вышли за ворота. Хеймдалль достал рожок и затрубил в него. Звук резкий, пробирающий до самых костей, оборвался внезапно и немедленно к ногам Хеймдалля опустился конец радуга, дру-гой конец её уходил далеко в небо. Хеймдалль протрубил еще раз и вот радом с ним встал девятино-гий конь. Ас вскочил на него, валькирия, опять обернувшись совою, уселась на шее коня.
Уже с седла, когда конь сделал десяток шагов по радуге, Хеймдалль, обернувшись, сказал:
— Дождись меня, Прометей! Мне необходимо участвовать в этом деле, — сказал он и исчез. Вслед за ним исчезла радуга, растворившись в предрассветных сумерках.
— А ведь он не прав. Времени-то как раз почти и нет, — промолвил за спиной последнего из титанов Садко. — Что ты собираешься делать?
— Подожду Стража, сколько можно, а там посмотрим, — отозвался Прометей.
— Это — потом. А сейчас?
— Прогуляюсь по Афинам. Я давно их не видел. Вспомню былые времена, может кого встречу из знакомых, — ответит Прометей и добывал про себя: “ И подумаю”.
— Подумать никогда не мешает, — сказал гусляр, словно прочтя его мысли. — Тогда не буду мешать. Найди меня, когда понадоблюсь.
— Ладно.
— Прощай пока, титан Прометей, — сказал Садко и скрылся за поворотом дороги вместе с по-следними клочками сумерек. В этот момент встало солнце.
Прометей направился не в Афины, как он сказал Садко, а прямиком к кузнице Гефеста, где хранился огонь. Взять его оказалось до ужаса просто: Прометей наполнил углём глиняный горшок и спокойно ушёл. Для завершения миссии требовалось передать этот горшок с огнём любому челове-ку, первому встречному.
И именно это оказалось самым трудным. Вот когда Прометей пожалел, что нет гусляра. Прав-да, не сразу…
Первым Прометею попался пастух со стадо овец. Объяснив пастуху суть дела, Прометей вне-запно услышал в ответ, что пастух слишком занят, чтобы заниматься с каким-то огнём и что он, пас-тух, считает самым подходящим для принятия огня женщин.
Женщины тоже отказались принять огонь.
— Это слишком большая ответственность, — услышал Прометей в ответ на своё предложение. — Ведь принявшие огонь, несомненно, станут его жрецами. А если они через какое-то время не смо-гут найти себе замену, то не смогут завести семью и останутся при огне на всю жизнь. Нет, это слишком! Уж лучше отдать огонь в какоё-нибудь храм настоящему жрецу. А мы что? — мы обыч-ные женщины.
Жрец внимательно выслушал Прометея, а затем ответил решительным отказом, не объясняя никаких причин.
Прометей задумался. Что же делать? Он должен немедленно отдать огонь кому-нибудь, време-ни у него, — он это чувствовал, — уже почти не осталось. Тут он увидел вдалеке группу детей. Про-метей обрадовался. Вот кто ему нужен.
Но время уже истекло. Когда он почти дошёл до детей, за его спиной раздался глухой голос:
— Титан Прометей, я требую, чтобы ты следовал за мной.
Прометей оглянулся и увидел Аида в сопровождении всех трёх мойр.
— Какая честь! Приветствую вас, дочери Ночи и тебя, Аид. Я готов, вот только отдам этот горшок детям.
— Ладно, — согласился Аид.
— Но только один горшок, то, что в нём, останется нам, — добавила Атропос, хихикая.
Огонь в горшке вспыхнул и исчез, будто его и не было, угли мгновенно остыли.
Дальнейшие события известны всем. Олимпийцы, разозлённые и испуганные действиями Про-метея, постановили приковать его к скале в диких необитаемых горах.
Однажды на восходе солнца к площадке, где был прикован Прометей, опустилась радуга. Глаза Прометея блеснули. Хеймдалль!
Ас прибыл не один. Сзади на крупе сидел гусляр, а спереди на шее у коня Прометей разглядел белую сову.
— Ты сделал бо-ольшую глупость, — без предисловий заговорил Хеймдалль. — Если бы ты подождал меня, можно было бы использовать одно колечко из клада Андвари. Теперь оно уже у Хейдмара.а еще теперь из-за тебя везде Огонь охраняют, как ничего ещё не охраняли.
— Да, ас совершенно прав. Такого единодушия давненько я не видел, — сказал Садко, слезая с коня.
— Асы покидают Асгард, — сообщил Хеймдалль, — собираются обосноваться в странах, где похолоднее.
— Похолоднее в каком смысле? — спросил Прометей.
— В обоих: и в смысле обстановки, и в смысле климата.
— То есть пдальше?
— А-га…
Сова, до сих пор неподвижно сидевшая на шее коня, лениво взмахнула крыльями и, опустив-шись на землю, приняв человеческий облик.
— Война и в самом деле на носу, —вступила в разговор она. — Мои подруги сейчас заняты подготовкой к возможной интервенции, ну и к остальным боевым действиям тоже.
— Печально.
— Не печально, а просто катастрофически жутко, — поправил гусляр. — Вы — боги, и потому вам вряд ли понятно, что чувствует человек, у которого уже много дней волосы на голове дыбом стоят, и всё от страха.
— Но теперь уже ничего не изменишь, — констатировала валькирия.
— Ну почему же. Изменить можно всё и всегда, надо только знать, как, — заметил Садко.
— И ты, человек, знаешь как? — валькирия была крайне удивлена.
— Есть одна легенда, — протянул Садко и глаза его весело заблестели. — По времени отно-сится к еще до первого великого потопа.
— А я считал, что был всего один, — заметил Хеймдалль.
— Глупо. Даже если судить по тем песням, которые я пою на пирах, их было ни как не меньше четырёх — и все великие.
— Песни... Нашёл достоверный источник! Ты бы еще про сказки да небылицы вспомнил, — воскликнул Прометей. — Песенки!..
— Ты, титан, не говори за зря того, что не знаешь. Многие, как ты говоришь, песенки очень и очень древны. Я с ходу могу сейчас назвать тебе десяток, которые появились на свете вместе с пер-выми богами, с Родом и Сварогом. И как были, так и останутся, какие бы боги не появились на земле и сколько бы их не было, музыка, — она... Музыка. Так вот, перед первым потопом перед первым потопом людей на Земле жило много, но не было им спасения от навского колдовства.
— Какого колдовства? — спросила валькирия.
— Да, объясни, пожалуйста, — насмешливо поддакнул Хеймдалль.
— Ну что за народ пошёл! Те, кто, казалось бы, должны знать всё, не имеют представления об элементарных вещах! — воскликнул Садко. — Что именно вам не понятно?
— Что такое колдовство, мы знаем. Объясни на счёт навского.
Садко пару минут молчал, соображая, как бы объяснить.
— Что такое наш мир — имеете представление?
— Естественно.
— Ну, а навь, — это полная противоположность этому свету. Наш мир от нави отделяет река Смородина, которую ещё Огонь-рекой зовут. Живой человек в навь попасть никак не может, а если и попадёт, то не сможет там находиться без защиты. А вот вы, боги, и Огонь-реку можете переходить, и в нави находиться — запросто, если не разучились. Или забыли, умели — но забыли.
— Скорее всего, забыли и давным-давно, потому как я об этом даже не слышал никогда. Навь — это что-то вроде царства Аида, да?
— Нет, не совсем. Навь — это другой мир. Абсолютно другой. Ну как бы это объяснить... Вот берёзовый листочек, только он как бы бесконечно огромный. С одной стороны находится наш мир, а с обратной стороны — навь. И преграда между ними тонюсенькая, как листочек этот. Только пре-града эта и есть река Смородина. Стоит человеку войти в неё — сгорел человек, только его и видели. А вам, богам, Огонь-река на страшна, не берёт она вас, уж не знаю почему.
— Я в самом деле сойду с ума от твоих выходок, гусляр! — воскликнул Хеймдалль. — Ишь, как расписал всё...
— Подожди, — перебил его Прометей. — Что в этой легенде говориться такого?
— Только не перебивайте больше. Значит, появилось навское колдовство, а противостоять та-кому колдовству мог только огонь, упавший с небес. И вот тогда один охотник в полдень летнего солнцестояния выпустил стрелу в зенит и стал обладателем Жар-цвета: с неба упало три капли крови солнца, они-то и были Жар-цветом, Небесным огнём.
— Сегодня как раз летнее солнцестояние, — заметил Хеймдалль. — Теперь понятно, почему ты так торопился попасть сюда именно сегодня.
— И почему позвали меня с собою за компанию, — добавила Сигдрива, снимая с плеча лук и доставая стрелу. — Остаётся только определить, когда наступит полдень.
— Это элементарно. В полдень сюда прилетает орёл.
— Кажется, я его вижу, — сказала Сигдривыа, натягивая лук.
— Что ты собираешься делать? --Спросил Прометей.
— Подстрелю его.
— Не нужно. Это ему не повредит, только зря пропадёт стрела. Лучше поверни лук на зенит и, когда орёл коснётся когтями карниза, — стреляй.
— Хорошо.
Лязганье когтей раздалось одновременно со звоном тетивы. Стрела ушла вверх и через мгнове-нье вниз, рассыпая алые искры, полетело огненное колесо. Его удар пришёлся прямо по орлу, кото-рый объятый пламенем, сорвавшись, полетел с карниза.
— Да, орла здесь больше не будет, —с удовольствием прокомментировал Прометей. — Ника-кой орёл не согласится выполнять подобную миссию при такой степени риска.
— Что это значит? Ты что, хочешь здесь остаться, что тебя орлы так интересуют? — изумился Хеймдалль.
— Да. Так должно быть. В будущем, чтобы освободить меня, сюда придёт великий герой. А может — прекраснейшая среди женщин — людей и богинь.
— Что предначертано, то сбудется, ведь нить судьбы не дано порвать никому, — ни человеку, ни богу, — с изрядной уверенностью сказал Садко и тут же изменил интонацию: — К стати, тебя те-перь будут называть Дажьбогом, — весело сообщил он.
— Почему это? — спросил Прометей.
— Люди будут считать, что это ты дал им Огонь.
— Но ведь это не так. А как же быть с исторической справедливостью?
— Я-то понимаю, а вот ты попробуй людям это объясни. Ну, пора прощаться.
— Но мы не можем оставить Прометея здесь, — запротестовалХеймдалль.
— А как ты предлагаешь его здесь оставить?
— Но так просто... — запнулся Хеймдалль.
— А ты умеешь сложно?
— Нет, ничего такого он не умеет, — сказала Сигдрива, давясь смехом.
Хеймдалль обиженно оглядел всех.
— Издеваетесь...
— Нет, просто — смеёмся, — сказал Садко. — Ну, а если серьёзно, то нам придётся. Ему ниче-го не сделается — ведь орла больше нет, а сам он из титанов, тогда как пара-другая столетий раз-мышлений отучат его от легкомыслия, которого у него в избытке.
— И всё-таки издеваетесь. Хорошо, я понял, можешь не продолжать, — сказал Хеймдалль. — До свиданья, друг. Найди меня, когда обретёшь свободу.
— Обязательно. Прощайте, — ответил Прометей.
Медленно брёл по радужному мосту девятиногий конь. Нет-нет, да и оберивались седоки назад. Но вот и сам конь, и едущие на нём превратились в едва различимую точку, а потом и исчезли совсем. Растаяла радуга. И зашло солнце.