Снежаночка была ещё маленькой девочкой, поэтому, когда в дом собиралась на какое-нибудь очередное празднество куча её родственничков, она не жрала со стола водки. Вернее, не особо жрала, потому что, нажравшись, как взрослые, которым хоть бы хны, сразу же испытывала неприятные рвотные позывы и стремилась в туалет: пугать и без того испуганный прежними посетителями унитаз. Завязав с излишествами, Снежаночка стала вести более разумный образ жизни. Тихо взяв на кухне какую-нибудь баночку с шипучкой (типа дынного рому или джин-тоника), припасённую обычно для опохмелки, на случай пережора, она осторожненько удалялась в свою светёлку, вскрывала баночку, переливала её содержимое в пивную кружку (или другую-какую поллитровку, откуда она иногда, мучимая жаждой, пила кофе), щедро разбавляла 60º-ным бальзамом на отборных травах и быстро, не мудрствуя, втягивала в себя. Отрыжка, конечно, появлялась, но вполне здоровая, т.е. она не выплёскивалась наружу вместе с выпитым составом, как после водки в туалете. По выпиванию Снежаночке, как правило, становилось несказанно весело, она много смеялась, шаловливо пукала басом и пыталась лезть на стенку, представляя себя какой-нибудь бабочкой или осой. А если ей наскучивало лазить по стенкам (к тому же она часто оттуда падала, к сожалению), то малюточка кротко усаживалась на кровать в своей комнатке, ковыряла в носу и ждала, когда кто-нибудь из обожравшихся родственничков придёт к ней уединяться, перекуривать и судачить о том о сём (как правило, о жизни). Родственнички, конечно же, приходили, говорили много, обильно, темы затрагивались порой самые умопомрачительные — например, что, оказывается, Снежаночка — это вовсе не девочка, а мальчик, и ей не следует носить лифчик (бедная Снежаночка никогда не хотела верить в эту чушь и горько плакала, а затем пинками под зад выгоняла раззадорившегося родственничка из своей светёлки).
Снежаночка очень любила своего троюродного братика Яшеньку, и злобно рдела, когда он отказывался приходить на вечеринки и жрать халявную водку, перемежая её пивом. Ведь, — думала она, глядя на потолок, — я бы даже пожертвовала любимому своему братику половинку своей баночки, или даже две трети, если ему уж так не нравится водка с пивом. А Яшенька всё и не шёл и не шёл. Зато часто была Снежаночкина крёстная, тётя Уля. Она никогда не намекала Снежаночке на то, что тётиулина крестница родилась совсем не девочкой, и даже не монстром, а просто в роддоме всё перепутали и не так записали, не по тем признакам. Однако тётя Уля часто говорила о том, что именно нужно пить, когда близится твоя (т.е. её, Снежаночкина) СМЕРТЬ.
Едва разговор касался этой животрепещущей темы, крёстная обычно начинала неутешно рыдать. О, сколько слёз оставляла бедная женщина на полу или под кроватью! А рыдала-то тётя Уля всё больше потому, что строптивая Снежаночка и слушать не хотела этих истерических разговоров.
— Это же так легко запомнить, доченька!!! — исступлённо рыдала тётя Уля. Ты только начни с первой буковки: «Г». Ну разве трудно запомнить, заинька? Потом «Л». Тоже ведь легко-то как! А потом ещё четыре, они лёгкие: «И», «Ц», потом опять «И», а на конце «Н»!!! Здесь тёте Уле становилось плохо, она судорожно сморкалась, чуть не захлёбываясь слезами, до посинения сжимала воротник своего платья и беспомощно глядела мокрыми глазами в снежаночкин затылок.
— Нет, — говорила обычно Снежаночка.
— Ну почему, крошечка моя, рыбка?! Это же очень легко, ну давай сначала: «Г». Помнишь, да? Потом «Л». Да-да, «Л»!! А потом: «И», «Ц», потом опять «И», а на конце «Н»! Крошечка, ну повтори! — слёзы тёти Ули превращались в непрестанный солёный поток — мечту любого химика.
— Нет, — упорно повторяла Снежаночка.
Тётя Уля рвала на себе посиневший воротник, а вместе с ним и волосы, брызгала пуговицами и заливалась ещё пуще: «Ну как же так, кисонька? Я, наверное, старая дура, неправильно тебе всё объясняю. Прости меня, глупую, прости, прости, птичка!.. Вот как надо: сначала «Г», потом — …
— Нет, — монотонно твердила Снежаночка.
«Умоля-я-яю, золотко!!! — на полу снежаночкиной комнаты изливался ручей-раствор тётиулиных слёз. — Ну ты попробуй хоть немножечко, хоть чуть-чуть, давай я тебе в тетрадочку запишу… сначала «Г», затем —…
— Нет, — настырничала Снежаночка.
В этот момент отчаявшаяся тётя Уля падала ниц на пол и со всего размаху начинала бешено перекатываться от балкона до кровати, где сидела насупленная Снежаночка, во все глаза глядя на крёстную.
«Доченька, доченька моя!..» — безутешный рёв тёти Ули переходил в надрывный хрип. — «Это же так легко запо-о-о-о-о-о…»
— Нет, — тихо отвечала Снежаночка, вжимаясь в угол.
Тётя Уля резко стукалась головой о косяк и теряла сознание.
Снежаночка внимательно взирала на неё, затем снимала лифчик и довольно неаккуратно утирала нос тёти Ули, чтобы та нечаянно не захлебнулась в реке слёз и лужице крови, исторгавшихся из несчастной женщины.
— Расшибусь, а не запомню, — шептала Снежаночка, намереваясь через минуту почувствовать себя очередной стрекозкой и с радостным жужжанием заползти по ковру на потолок.
…гли… — эпилептически шептала в полузабытье тётя Уля, — гли… хр…хр…
— Да сроду не запомню, я ж такая упрямица, — хрюкала про себя девочка и с радостью впивалась пальцами в настенный ковёр.
Так-то оно так, только пинками тётю Улю из комнаты Снежаночка ни разу не выпихивала. Добрая была девочка, сердобольная… А, может, и не девочка вовсе…