Взгляды богословия
Коран нерукотворен. Он — книга предвечная и хранится под престолом Аллаха; он — самое слово Аллаха и, значит, истинен от каждого слова до буквенного знака. Сокровенный же смысл Корана доступен не каждому, он сокрыт и открывается лишь посвященным. Так, Аллах приоткрыл завесу своих тайн Мухаммеду (да благословит его Аллах и приветствует), избрав его пророком и передав Коран в виде откровения. Иначе, как бы он, будучи неграмотным, создал книгу, по своим достоинствам и истинности превосходящую все другие книги мира. В ней есть все знания, но они открываются не каждому, их нужно уметь извлекать, как жемчужины со дна моря. Коран определяет всю жизнь человека — от его рождения до могилы и вечной жизни души в потустороннем мире. Нарушать предписания “матери книг” — великий грех, ибо нельзя человеку ни соперничать с богом, ни идти против его повелений. Дело человека — строго следовать тому, что говорит и требует великая книга.
Позиции науки
Всякие религиозные системы со времен возникновения письменности создавали свои священные книги, в которых излагались и освящались основы вероучения. На этапе своего становления создал такую книгу и ислам.
Читая Коран
Верно, у мусульман особо трепетное отношение к этой книге. К Корану надлежит прикасаться только чистыми руками и воспринимать его содержание с возвышенными чувствами. Тексты Корана читаются при рождении ребенка, благословляя его на долгую и счастливую жизнь. Умершего провожают в мир иной тоже чтением Корана, особенно суры 36 (Йа-син). Вместо оберега носят с собой миниатюрные издания Корана, а выписки из него считаются целительным средством и предохранением от злосчастий. Чтецы Корана и особенно знающие его наизусть (тюркск. кари) пользуются особым почетом. Читая главы (суры) Корана, мы встречаем немало восхвалений этой книге как “прямого пути и милосердия для людей верующих” (7, 50; 16, 66), “исцеления и милостью верующих” (17, 84), “матери книги” (13, 39; 43, 3), “великого Корана” (15, 87) и т.п. Понятно, что такая характеристика от имени Аллаха во мнении верующих возвышает Коран как величайшую святыню и непререкаемый авторитет.
Но Коран стал объектом отношения не только со стороны адептов ислама. Многие европейские мыслители удостаивали своим вниманием “книгу Аллаха”, находя в ней не только восточную экзотику, но и возвышенные чувства и мысли. Достаточно назвать Данте, Гегеля, Гете, Л.Н. Толстого. А у Пушкина мы находим несколько стихотворений, сочиненных в подражание Корану. Вот только одно четверостишие, прекрасно передающее идею мироздания по Корану:
Земля недвижна — неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.
Еще большее число великих людей, находившихся под влиянием содержания и стиля Корана, было на Востоке. Они прекрасно знали книгу в подлиннике и вдохновлялись многими ее идеями: Фараби, Хайям, Хафиз, Саади Ибн-Сина, Руми, Навои и другие.
Читать и слушать Коран в благоговейной тишине мечетей и теперь составляет один из массовых, таинственных и любимых ритуалов на Востоке. Кстати, бывая в мечетях крупных городов, обратите внимание на красивейшие вязи арабесок, бегущих под куполами или ажуром, расшивающих стены. Это — высокохудожественные росписи умельцев, цитирующие аяты Корана. Мало кто даже из знающих арабский язык сможет прочитать эти росписи. Мастера хитроумно сплетают буквы, составляя мысли священного Корана. Смысл такой зашифровки один: оказать глубокое эмоциональное воздействие на верующих самим видом таинственных начертаний.
Большим уважением Коран пользовался в кругах отечественных ученых востоковедов. В XIX-XX столетиях плодотворную научную работу по Корану вели крупные исследователи В.Ф. Гиргас, В.Р. Розен, В.В. Бартольд, А.Э. Шмидт, А.Е. Крымский, И.Ю. Крачковский и многие другие.
Считаясь с традицией почтительного отношения к Корану мусульманского населения, в восточных государствах вступающие в должность избранного президента присягают на Коране.
Коран (ар. ал-Кур’ан) — чтение вслух, назидание или то, что читают (сравните: Библия — то, что надлежит читать или по-гречески буквально книги), создавался на основе проповедей Мухаммеда. После его смерти существовало несколько вариантов Корана.
Согласно традиционной мусульманской версии, по распоряжению халифа Османа (ум. в 656 г.) в 50-х годах VII века были отобраны тексты, составившие канонизированный вариант Корана. Это говорит за то, что Мухаммед не создал Коран в существующем его виде. Комиссия, работавшая по отбору и редактированию его текстов, по существу, составляла не существовавший до того Коран. Естественно, что составители сообразовывались с социальными потребностями своего времени, дополняя соответствующим материалом проповеди Мухаммеда.
Мусульманская традиция считает, что первыми собирателями проповедей Мухаммеда и переписчиками были его сподвижники Убейя ибн-Кааб, Абдаллах ибн-Масуд, Абу Муса Абдаллах аль-Ашари и Микдад ибн-Амр. Но большая заслуга признается за личным секретарем “пророка” Зейдом ибн-Сабитом. Причастность к составлению Корана приписывается трем “праведным” халифам — Абу Бекру, Омару и Осману. Предание гласит, что Осман собственноручно сделал один список Корана и лично участвовал при отборе того варианта, который затем стал эталоном (ок. 650).
Тем не менее несовершенство арабского письма и неточности при переписке давали серьезные расхождения в ходивших по рукам экземплярах священного текста. И лишь в Х веке ценой больших усилий был установлен официальный текст Корана, положивший конец разночтениям и разногласиям.
На этот момент приходится обращать внимание в связи с двумя утверждениями богословия: будто Коран есть книга предвечная и Мухаммед слово в слово передал его содержание людям в виде откровений. Выходит, что реальными соавторами Корана надо признать тех людей, которые составляли и редактировали тексты будущей “книги книг”.
Но это уточнение отнюдь не умаляет ни содержания, ни значения Корана как мусульманской святыни.
Наиболее распространенный вариант Корана состоит из 114 глав и 6211 стихов (аятов). Шииты добавляют 115-ю главу “Два светила”, в которой славят своего кумира Али.
Коран и его мировоззренческие основания
Знакомых с содержанием Библии может поразить близость сюжетов Корана со священной книгой иудеев (Ветхий Завет или первая часть Библии) и христиан, почитающих наряду с Ветхим заветом и вторую часть — Новый Завет. Да, так оно и есть. Мухаммед и составители Корана неплохо знали Библию, заимствуя из нее многие места и в измененном виде приспосабливая к культу Аллаха. Поэтому мы видим сходство многих идей, предписаний, сентенций и даже персонажей этих двух книг. Исследователи считают, что число стихов Корана составляет около двух третей стихов Нового Завета.
В связи с попытками в наше время представить Коран менее религиозной книгой и более всего источником по животрепещущим вопросам, как “правильно жить” и понимать мир, приходится сделать существенные уточнения. Не станем закрывать глаза на все содержание Корана и скажем о нем в соответствии с тем, что есть. И пусть не обидятся на меня за такую правоту те, кто привык читать Коран как светское руководство нравственно-этических правил и норм.
Так же, как и Библия, Коран должен рассматриваться, главным образом, книгой религиозного содержания. Вспомним, что своим происхождением он обязан зарождавшейся новой религии — исламу. Соответственно и содержание обусловливалось, прежде всего, потребностями становления ислама как религиозной системы. Вместе с этим, конечно, не обойдены и многие стороны сугубо светского содержания тогдашней жизни арабов. Последнее я хотел бы подчеркнуть в связи с попытками абсолютизировать содержание Корана таким образом, будто оно верное “на все времена” и “для всех народов”. В самой же книге говорится, что это — “арабский Коран” (12, 2; 20, 112; 39, 29; 41, 2 и др.), “арабский судебник” (13, 37). Ясно, что во времена составления книги она представлялась ниспосланной арабам их арабским божеством Аллахом. Лишь по мере расширения пределов халифата и развития ислама как богословской системы Коран абсолютизируется так же, как и Аллах: “Аллаху принадлежит и Восток, и Запад, и куда бы вы ни обратились, там лик Аллаха” (2, 109).
Содержание Корана многослойное. Его основу составляют мифологические представления семитов, переосмысленные и приспособленные к вере в Аллаха. Мир, земля, люди, животные представляются результатом мгновенного творения бога, его абсолютно свободного творческого акта: “Он творец земли и небес, а когда он решит какое-нибудь дело, то только говорит ему — “Будь!” — и оно бывает” (2, 111). Земля представляется расстеленной “ковром”, плоскостью, уравниваемой по краям расставленными горами. Небеса поставлены как “твердь”, семью сводами, а на нижнем своде прикреплены звезды, солнце и луна. За пределами небесного купола находятся чертоги Аллаха, окруженного ангелами. Они славят творца и выполняют его распоряжения. После смерти тела душа человека претерпевает всевозможные испытания и, наконец, попадает в место вечного пребывания — в рай (ар. ал-джанна — сад) или ад (ар. джаханнам — геенна, пламя).
Мы видим, что в этих представлениях отражены стихийно сложившиеся воззрения этноса Аравийского полуострова, испытавшего влияние со стороны последователей других религий — иудаистов, христиан и парсистов (парсов), в частности.
Мифологические представления, как известно, неотделимы от чуда. Эта особенность мифа присуща и воззрениям Корана. Здесь также все деяния Аллаха и его небожителей представляются чудом. Все, что происходит в чертогах Аллаха, по представлениям Корана, отличается от обычных процессов на Земле (см. Коран: 13. 8, 27; 17, 95; 26. 44, 63 и др.). Сам предержатель мира, ангелы, души и прочие небесные сонмища абсолютно свободны в своем волеизъявлении. Они не зависимы от законов природы и стоят над ними. Противопоставленный небожителям человек, напротив, выглядит лишь пассивным объектом сверхъестественного чуда, не способным к чему-либо подобному и потому должен (или даже обязан) с изумлением взирать на чудеса, восторгаться ими и хвалить небеса.
В интересах лучшего понимания мифологической основы содержания Корана кратко напомним о смысле и сущности самого мифа.
Миф представляет собой одну из ранних форм духовной культуры людей, когда первобытное мышление осваивалось с окружающим миром посредством наделения его особыми свойствами. В фантазии людей на уровне первобытного осознания мира предметы и явления природы выступали олицетворенными, то есть имеющими сходство с жизнью самого человека. Идеи бога здесь еще не было. Однако предпосылки для возникновения религиозных воззрений миф содержал. На основе отлета фантазии и иллюзорных представлений о мире миф закладывал мировоззренческие основы религии. Но пока что до религии мир представлялся живущим сам по себе, без каких бы то ни было потусторонних сил. Массовое сознание не выделяло из этого мира самого человека, рассматривая его лишь частью в системе других природных объектов.
На более высоких ступенях первобытной истории человек, однако, поднимается в своих представлениях над другими объектами природы. На основе трудовой практики он усиливает свое господство в окружающем его мире и осознает себя выше природных объектов. “Всякая мифология преодолевает, подчиняет и преобразовывает силы природы в воображении и при помощи воображения: она исчезнет, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими силами природы”1, — замечал Маркс. Постепенно мифология становится всеобъемлющей формой общественного сознания, включавшей моральное сознание, художественные вкусы, мировоззренческие представления, элементы индивидуально-этнического самосознания. Мифология поднимается до значения универсальной формы духовной культуры, в которой природа и общественное бытие осмысливаются “бессознательно-художественным образом народной фантазией”2.
Мифология составила значительную часть мыслительной истории человечества в целом, подготовив почву для возниконовения религии и перехода к научному уровню мироотражения.
По содержанию мифа мы реконструируем духовную культуру этноса в его историческом прошлом. И поскольку миф выступает важным социально-духовным фрагментом прошлого, постольку он позволяет с большой долей адекватности воссоздавать не только былые формы мировоззренческих представлений, но и бытия людей в целом. А это позволяет говорить о мифе как о важнейшем показателе духовной культуры раннеисторических этапов развития человечества. Хотя сам миф не создает хронологической истории этноса. “В мифах еще нет истории”3, — замечал Гегель.
Действительно, мифология арабов, скажем, не оставила истории их родов и племен, как это сделала уже писаная история эпохи господства религии. Но зато по древнесемитическим мифам прекрасно воссоздается уровень и образ жизни древних арабов, их духовная культура, взгляды на мир, а затем и образование раннерелигиозных воззрений. Этот доисламский период развития политеистических верований сами мусульманские историки именуют “неведением” или “временем без пророка” (аль-джахилийа). Но именно в этой доисламской истории арабов с ее духовно-мифологической основой мы отыскиваем корни тех мировоззренческих представлений, которые составили основу Корана, Сунны и многих традиций ислама.
Таковы, в принципе, мифологические истоки мировоззренческих представлений Корана.
Из древнеарабской мифологии вырастают взгляды Корана на человека. Родившийся по воле Аллаха и живущий в мире человек окружен сказочными чудесами. Их творят сам бог, ангелы, пророки, святые. Хотя, однако, чудеса и отрицаются Кораном (13. 8, 27; 17, 95; 26. 44, 63 и др.), но их мифологическая подоснова проступает буквально на каждой странице.
Поскольку по Корану Аллах обладает над всем абсолютной властью, постольку жизнь и действия человека предопределены от рождения и до воздаяния душе адской или райской жизни. Кораническое предопределение, однако, лишало ответственности людей за свои деяния, и богословские споры (джабриты, кадариты, мутазилиты) приводили к признанию определенной свободы воли у человека. Тем не менее сама идея о предопределении приводила к неизбывному фатализму, дух которого довольно силен в Коране: “Поистине, то, что вам обещано, наступит, и вы это не в состоянии ослабить!” (6, 134); “Ничто не постигает из событий на Земле или в ваших душах без того, чтобы его не было в писании раньше, чем Мы создадим это” (57, 22).
Идея предопределенности и фатализма в догматике ислама направлена на усиление религиозных чувств, на безусловное подчинение мусульман вероучению.
Эта идея, однако, вызвала неоднозначное отношение к себе в различных кругах последователей ислама, вплоть до самих богословов. Она страдала серьезным внутренним противоречием, приводившим последователей ислама на практике de facto к нарушению самой догмы об абсолютной предопределенности. Проблема свободы человека и божественного предопределения вышла на уровень богословских, а затем и философских споров, породив массу толков и направлений — кадаритов, мутазилитов, джабритов и других. В споры вокруг идеи божественного “предустановления и предопределения” (араб. аль-када ва-ль-кадар), естественно, втягивались и известные философы, позиции которых, в целом, имели тенденции к утверждению идеи свободы воли человека. Отсюда вытекали те оптимистические взгляды передовых мыслителей Востока, которые прославляли могущество разума человека и его жизнеутверждающих деяний, не возможных без свободного волеизъявления.
Естественно, что в связи с нашей основной задачей, мы должны ответить на вопрос: является ли Коран философски научным источником и может ли он определять жизнь людей современного общества?
Вопрос не праздный. Дело в том, что мусульманская традиция до сих пор абсолютизирует содержание Корана, убеждая, будто:
а) в нем закодированы знания “обо всем” и лишь посвященным открываются на них ответы;
б) Коран неизменен в своем содержании, его учение составляет руководство для людей современного и будущего общества.
Не станем вдаваться в полемику и кратко изложим свою точку зрения.
Коран не является ни научным, ни философским произведением. Для философствования как минимум требуется: взойти на уровень теоретического анализа сущности объекта(ов), оперируя соответствующей понятийно-категориальной системой; решать проблемы в их глобально-сущностном выражении; находиться в неразрывной связи с научными данными, опираясь на факты, проверенные практикой; с позиции творческого подхода участвовать в приращении научных знаний и этим способствовать продвижению человеческой мысли к истине.
Коран не отвечает этим критериям философского произведения. Хотя, верно, с философией его сближает, пожалуй, три стороны: мировоззренческая, антропологическая и гносеологическая. Однако решение этих сторон, в отличие от философии, Коран осуществляет не на уровне теоретического осмысления, а с позиций обыденности, то есть не поднимаясь выше элементарного или массового (нетеоретического) сознания.
Убедимся в справедливости сказанного.
М и р о в о з з р е н ч е с к и е основы Корана, как отмечалось выше, составляют мифологические представления об окружающем мире, перешедшие от древнеполитеистических воззрений арабов, частично заимствованные из Библии и приспособленные к культу Аллаха.
Коран стал последней по времени (VII в.), возникшей в числе самых распространенных священных книг в мире. В ту пору во многих регионах земного шара, особенно в Присредиземноморье и Европе, поднималась волна знаний и мировоззренческие представления в целом имели тенденцию к освобождению от теологии. Аравия же, находившаяся в стороне от центров цивилизации и задержавшаяся в своем социальном развитии на уровне родо-племенных отношений, воспроизводила политеистические традиции в мировоззренческих представлениях бедуинов. Поэтому Коран, складываясь как религиозный источник, вобрал в свое содержание три основных уровня мировоззрения:
а) древнесемитическую мифологию;
б) частично библейские легенды;
в) синкретические представления, составившие основу перехода от политеизма к монотеистическому культу Аллаха.
Канонизация Корана в качестве абсолютного “слова Аллаха” закрепила эти уровни “на все времена”. Изменявшимся в ходе поступательного прогресса представлениям о мире оставалось два пути — признать неизменность мировоззрения Корана и сохранять позиции строгих его по-следователей либо выйти за рамки этих представлений и пойти путем научного поиска истины. Первым путем пошло богословие, вторым — те, кто не удовлетворялся объяснениями Корана и старался отыскать иные ответы на “вечные” вопросы: что есть бытие и какое в нем место человека, что такое сам человек с его мыслями и чувствами, откуда и куда он идет?
В целом мыслители Востока обходили мифологические представления Корана, оставляя их на откуп богословию. Сами же они, отдавая дань уважению мусульманской традиции, сосредоточивались на решении научно-философских проблем. Компромиссной позицией стала теория двойственности истины, согласно которой наука и религия, ислам в частности, имеют свои истины, параллельные друг другу (Ибн-Рошд, латинизированное Аверроэс 1126-1198). Такая позиция стала крупным шагом вперед, поскольку выводила науку из-под зависимости теологии. Европейский аверроизм (Сигер Барбандский, Дунс Скотт, Уильям Оккам, Пьетро Помпонацци и др.) по-своему решал теорию двойственности истины.
Может возникнуть вопрос: надо ли требовать от средневековых авторов Корана того, чтобы в своих представлениях они взошли на уровень теоретического осмысления бытия?
Конечно, этого требовать нельзя. Да мы и не предъявляем таких претензий авторам Корана, прекрасно понимая их невозможность быть философами при существовавшем уровне знаний окружающего мира. Но ведь Коран-то представляется и величайшим философским произведением, и умственной купелью мыслителей Востока. Мы же только против завышенной оценки содержания Корана, исходя из двух бесспорных, с нашей точки зрения, положений: как средневековый религиозный источник он не имеет философского уровня и в силу этого не может определять философское содержание работ выдающихся умов своего времени.
Это, однако, не означает полной независимости послед-них от содержания Корана. Превращенный богословием в канон и непререкаемый авторитет Коран мог определять выбор проблематики мыслителями и как бы задавать направление исследованиям, избирать форму материала с традиционными изъявлениями высоких чувств к Аллаху и уважительного отношения к “пророку” Мухаммеду. Но оказывать решающее влияние на ход размышлений ученого и философа Коран не мог: его религиозно-мифологическая фабула лежит в иной плоскости, нежели философско-мировоззренческое содержание понимания мира.
А н т р о п о л о г и ч е с к и е воззрения в Коране занимают одно из центральных мест. Да это и понятно, поскольку вся система вероучения этой книги построена по схеме: “Аллах — мир — человек”.
Каков же человек в Коране?
Выйдя из рук творца, — Аллах вылепил его из глины, вывел из воды, сотворил из сгустка (ар. галяк) и т.д., — человек должен изъявлять ему свою покорность и преданность. Главное назначение человека Коран видит в неукоснительном соблюдении своих предписаний. Ревнителей вероучения ждет рай, ослушников и упорствующих в неверии — ад.
Далее Коран разворачивает обширную систему предписаний мусульманам: как им жить, вести себя и устраивать быт, какими нравственными нормами и принципами должны руководствоваться и т.д. В дальнейшем на основе этих предписаний и традиций Сунны были детально разработаны четырьмя школами законоведов нормы основных обязанностей мусульман, составившие свод законодательного характера — Шариат (VIII-XII вв.). Словом, Коран и основанные на его принципах источники ислама по-своему и довольно обстоятельно поставили проблему человека: его свободы и несвободы, смерти и бессмертия, счастья и несчастья, симпатий и ненависти, любви и вражды, долга и ответственности, совести и бесчестия и др. На уровне обыденного понимания этих общечеловеческих нравственно-этических норм им придана религиозная окраска, что, однако, не снижает самой значимости постановки вопросов о человеке и его долженствующих качествах. Священные источники всех религий возводят духовные качества человека в один из важнейших принципов своего вероучения. И в этом есть своя объективная закономерность: они аккумулируют жизненный опыт этноса(ов), отбирая и восславляя такие качества нравственно-этических норм, которые возвышают духовные силы своих последователей и, благодаря этому, делают их более приспособленными к жизненным условиям. Культ бога(ов) становится лишь внешней формой сугубо земного содержания этих норм. Откроем ли страницы индуистской Махабхараты или брахманистских Законов Ману, иудейского Талмуда или христианского Нового Завета и без труда увидим, что значительная часть их содержания посвящена именно нравственно-этическим предписаниям, а также пониманию смысла жизни, долга человека, его совести, ответственности и другим аспектам душевно-духовных качеств.
Таков и Коран. Читая его главы, мы видим, что некоторые из них (Корова, 2; Женщины, 4; Трапеза, 5; Скот, 6; Покаяние, 9 и др.) содержат обширные размышления по поводу смысла и образа жизни мусульман, подают весьма ценные советы, предостерегают от дурного и ориентируют на добрые дела, хотя вместе с этим возбуждают ненависть к многобожникам, требуют жестокости по отношению к ним, запугивают страшными карами Аллаха. Но ведь время и условия жизни людей определяют нормы их морали. Становление ислама как государственной идеологии на грани VI-VII вв. требовало не сантиментов, но строгости и даже жестокости, столь обычной для эпохи средневековья. Поэтому Коран нельзя обвинять в антигуманной направленности, как это представляют некоторые авторы. Священные источники других религий в этом смысле не менее антигуманны. Откроем, например, Библию. И там бог в своем наказании карает смертью тысячи своих ослушников (Исх. 32, 35; Втор. 32, 42), советует евреям обобрать египтян (Исх. 3, 22), мстить глаз за глаз и зуб за зуб (Исх. 21, 24), сокрушать святыни иноверцев (Исх. 34, 13) и т.п.
По-видимому, к проблеме человека в Коране нужно подходить с нескольких сторон: по достоинству оценивать тот факт, что проблема “мир — человек” впервые в истории арабского мира была синтезирована и поставлена в качестве важнейшей практической задачи самих людей, пусть в мистифицированной форме, но главное как задача сугубо практического долженствования; оценочную основу духовных качеств человека в Коране все-таки составляет здравый смысл земного существования, а не абстрактная мистификация, экстраполированная на человека из поднебесья.
Вообще, сколь бы ни было религиозным содержание священной книги, оно не может абстрагироваться от бытия самих людей, давших жизнь этой книге. Так и Коран. Вместе с превалирующими идеями сверхъестественного он содержит значительный материал сугубо светского, заземленного содержания. Таковы, например, предписания уважать своих родителей и старших, заботиться о детях и сирых, подавать милостыню, прощать обиды, не употреблять опьяняющих напитков, не играть в азартные игры и т.п. В основе подобных предписаний лежат простые нравственно-этические нормы, имеющие общечеловеческое содержание. Они издревле служили моральным регулятором в среде родо-племенных общин и были санкционированы Кораном, но уже от имени Аллаха. В дальнейшем все это послужило основой для моральных предписаний Сунны и кодифицированных нравственно-этических норм Шариата.
Именно земное содержание моральных норм Корана, Сунны и Шариата делало их близкими мусульманским массам, обеспечивало популярность и стабильность на века, вплоть до сегодняшнего времени; это же находило свое понимание в среде выдающихся умов Востока, ставивших проблему человека и его духовных качеств фокусом своих философских изысканий: Аль-Кинди, Рази, Фараби, Ибн-Сина, Аль-Бируни, Хайям, Навои и др. Идя как бы в русле Корана, они разворачивали проблемы человека вширь, поднимали их на высоты научного исследования.
При этом главное, пожалуй, состоит в том, что именно мыслители задали потенциал обращения к человеку как к высочайшей ценности жизни. Если мусульманские священные источники поставили проблему, главным образом, в плоскости долженствования человеческих качеств, угодных богу, то философы развернули ее в ракурсе совершенствования духовных возможностей человека во имя его же земного счастья. В этом состоит непреходящая ценность их гуманистических идей.
Очевидно, что философы не остановились на букве Корана. Для них учение священной книги о человеке, содержащей несомненные общечеловеческие ценности, было лишь отправной позицией. Дальше они шли путем творческого поиска ответов на загадки феномена человека. На этом пути, конечно же, приходилось преодолевать целые завалы мусульманских догм. И вызывают искреннее восхищение тот ум и мужество, с которыми они преодолевали эти препятствия1.
Борьба против антигуманных доктрин была нелегкой. Нельзя сказать, что она шла вразрез с учением Корана, но и абсолютной истиной для них Коран не был. Аль-Кинди, пожалуй, был первым философом Востока, открыто поставившим под сомнение авторитет священной книги ислама. Другие сказали это же самое, но иными способами. В целом все выглядело конкретизацией и углублением идей Корана. Фактически же в поле философского видения человека включались такие аспекты понимания, которые либо не обозначались Кораном, либо они расходились с идеалами мыслителей, — самоутверждение человека посредством своей творческой деятельности, например, самоопределение личности, ее социальной и духовной свободы, половой любви, как одного из важнейших условий человеческого счастья, единения народов на основе общечеловеческих принципов гуманности и т.п.
Наконец, г н о с е о л о г и ч е с к и е* принципы, имеющие прямое отношение к ценностным ориентациям людей, Кораном определяются на уровне обыденности. Принимая за исходное положение о ничтожности человека и полной зависимости от Аллаха, Коран отказывает человеку в могуществе его разума и гносеологических возможностях. Вот только несколько аятов на сей счет: “Аллах знает, а вы не знаете!” (3, 59); “...и не даст Он узнать сокровенное у него никому” (72, 26); “Если можете проникнуть за пределы небес и земли, то пройдите! Не пройдете вы, иначе как с властью” (55, 33); “У него — ключи тайного; знает их только Он” (6, 59).
Коран всячески умеряет претензии человека подняться выше Аллаха в знаниях и смиряет его гордыню так, чтобы чувствовать дистанцию между собой и всевышним: “И не ходи по земле горделиво: ведь ты не просверлишь землю и не достигнешь гор высотой!” (17, 39). Но поиски людьми знаний как блага не исключаются, поскольку божественная благодать предстает и разворачивается именно посредством знаний: Читай! — призывает Коран (27, 94; 96. 1, 3),— присматривайся к окружающему и осознавай его сложную сущность (30, 49).
То есть, несмотря на ограничения человеческого познания, оно вовсе не исключается Кораном. И эта амбивалентность* священной книги в вопросах гносеологии, пожалуй, имеет единственный смысл: абсолютизировать божественное знание и удержать познавательное дерзновение человека в некоторых рамках, дабы он не соперничал с “делами бога” и не возвысился знаниями над всевышним.
Заметим, что идеи Корана о гносеологической ограниченности человека перед абсолютным знанием бога — не исключение. Другие религиозные системы с их абсолютизацией бога также преуменьшают познавательные способности человека вплоть до порицания стремлений к знаниям как соперничества с богом. Вспомним хотя бы одно из ярких внушений Библии: “Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь” (Екк. 1, 18).
Из положений Корана вытекает единственный вывод: если человек познает что-то в мире, то познает “тайны бога” и ровно на столько, на сколько сам бог приоткрывает исследователю завесу над этими тайнами; сам же человек не может вторгаться в мир неизвестности по своей воле или первозданной слабости.
Как видим, Коран небезучастен к важнейшей философской проблеме, составляющей сущностную сторону философского вопроса: как относятся наши мысли к бытию и способен ли человек к адекватному отражению действительности в ходе своей индивидуальной и общественной практики? Не осмысливая проблему на философском уровне, Коран фактически решает ее в духе огрубленного идеализма, с позиции обыденных представлений о божестве и фатальной зависимости всего сущего от его “воли”.
Гносеологический фатализм Корана, однако, мало сдерживал пытливые умы, глубоко проникавшие в суть законов природы, общества и духовной жизни человека.
Камнем преткновения богословских и философских споров на многие века стало положение Корана о том, свободен ли человек в своих помыслах и деяниях или он фатально ограничен Аллахом. Вопрос не праздный. Он имеет ключевое значение, поскольку выражает взгляды на сущность человека и его отношение к миру, — к Аллаху, в частности, и его — к людям.
Но Коран здесь противоречив. Казалось бы, ограничивая свободу человека, Аллах должен был бы полностью лишить его свободы действий и ответственности за свои деяния, поставить человека в положение пассивного исполнителя своей воли. Но человек не низводится до состояния безвольного и слепого орудия воли всевышнего. Он все-таки может осознавать свои поступки и быть ответственным за них: “Кто узрел — то для самого себя: а кто слеп — во вред самому себе” (6, 104); поступать так, а не иначе по своему выбору: многие отрекаются от своих верований и “Аллах не ведет людей неправедных” (3, 80); Аллах “научил человека тому, чего он не знал. Но нет! Человек восстает” (96, 5, 6); определяться в выборе религии: “Нет принуждения в религии” (2, 257); люди могут заблуждаться по собственной воле, но могут и идти “путем праведным”, могут уверовать, но могут и пребывать в неверии (куфр). Поэтому свобода действий человека скорее приводит его к недоброму: “Что постигло тебя из хорошего, то — от Аллаха, а что постигло из дурного, то — от самого себя” (4, 81).
Итак, абсолютизируя “волю Аллаха” и фатализируя бытие человека, Коран признает все-таки за последним определенную свободу. Это неизбежно, ибо абсолютная предопределенность предполагала бы самое бытие человека свободным от неугодных богу изъянов. Но именно свобода воли человека позволяет ему отступать от “законов” и предписаний бога. И поэтому возникает зло, вероломство, лицемерие, вероотступничество и прочие греховные деяния человека, противоположные божественно-дистиллированным нормам морали. Если нет свободы, то нет и ответственности за свои поступки и дела. Но ведь Коран очень строг в наказаниях за такие деяния, которые расходятся с предписаниями бога как раз потому, что человек злоупотребляет своей свободой.
И если сам Коран видит единственный выход из этого противоречивого положения в том, чтобы человек убежденно уверовал в Аллаха и тем освободился от потенциальной греховности, то мусульманское богословие учит тому, что, как, какими путями можно добиться этого, развернув обширную систему нравственно-этических предписаний и юридических норм Шариата. То есть институт проповедников и культа в целом должен указывать пути к различению добра и зла, святости и греха, чести и бесчестия.
Но в этом видели выход те, кто с иных позиций подходил к пониманию сущности человека и его свободы. Глубочайший гуманизм передовых мыслителей своего времени возвышал человека до степени господина самого себя, свободно распоряжающегося своими мыслями и чувствами. А некоторые из них вообще считали излишним посредничество духовенства между людьми и богом, поскольку оно с позиции догмы ограничивает свободу мыслей и действий.
Таким образом, стремясь к глобальному охвату миропонимания, Коран не мог обойти вопросов картины мира, человека и его познания, то есть вопросов, стоящих в центре миропонимания. Однако на эти коренные мировоззренческие вопросы Коран отвечает не философски, с позиций обыденно-религиозных представлений о мире. Именно на этом основании Коран нельзя относить к философскому произведению, равно как и считать его философской купелью мыслителей Востока. Мировоззренческое учение Корана, взгляды на мир человека и познание оказались слишком элементарными, чтобы остановиться на этом уровне. Мыслители пошли путем поиска научных ответов на “вечные” вопросы. Хотя, верно, многие мировоззренческие положения Корана послужили для них отправной точкой. Но дальше их пути существенно расходились.
И тем не менее Коран как выдающийся памятник прошлого вошел в сокровищницу мировой литературы одним из самых популярных творений средневековых авторов.
В чем же видится ценность Корана как памятника средневековой духовной культуры народов Востока?
Прежде всего, он выступает крупным письменным источником, по которому воссоздаются существенные стороны материальной, политической и духовной жизни арабов в пору формирования у них раннеклассовых отношений.
Составляя наиболее полный источник о раннерелигиозных представлениях арабов, Коран выступает как бы живым свидетелем процесса ломки их политических воззрений и перехода к вере в одного бога. Это дает науке большие возможности для установления закономерностей изменения массового сознания на уровне становления монотеистической религиозной системы, ислама — в частности.
Для истории мировой культуры важен и тот факт, что эта книга является высокохудожественным источником средневековой литературы народов Востока1.
Форма, стиль или язык Корана — это мекканский вариант межплеменного (койне) поэтического общения аравитян, составляющий рифмованную прозу (ар. садж). Такая особенность языка Корана кажется непосвященным “божественной гармонией”, оказывающей сильное влияние на верующих людей. К тому же язык насыщен образностью, метафорами, дающими возможность в краткой форме выразить сильную гамму мнений и чувств. В самом деле, вот только несколько аятов: “Он — тот, который устроил для вас звезды, чтобы вы находили по ним путь во мраке суши и моря” (6, 97); “Всякий раз, как сготовится их кожа, Мы заменим им другой кожей, чтобы они вкусили наказания” (4, 59); “Мы сотворили уже человека и знаем, что нашептывает ему душа; Мы ближе к нему, чем шейная артерия” (50, 16); “С опущенными взорами выйдут они из могил, точно саранча рассыпавшаяся” (54, 7); “Мы скрутим небо, как писец свертывает свитки” (21, 104).
Опускаем примеры и таких приемов, как метафоры, гиперболы, сравнения, поэтичность. Лучше, если читатели сами обратятся к текстам Корана и по достоинству оценят филологические достоинства книги. Словом, по своим филологическим достоинствам Коран занимает особое место в ряду средневековой мировой литературы. Именно с появления Корана начинается ускоренное формирование единого арабского литературного языка и закрепление его на основе такого письма, которым был написан этот источник.
Далее, содержание простых моральных предписаний Корана поднимает его на уровень гуманной общечеловеческой значимости и обеспечивает устойчивый авторитет среди широких кругов населения.
Наконец, особенность влияния Корана на массовое сознание, быт и образ жизни современного населения мусульманского Востока представляет большой научный интерес как реальный факт той потенциальной силы, которой обладает средневековый источник, освящаемый именем сверхъестественной силы.
Таков Коран. Мы сказали о нем правду с позиции исторической и философской науки. Но если у кого-то сложились другие убеждения, пусть великодушно простят меня за мои попытки высветить проблему с иных позиций. Как исследователь, я имею на это право, равно как и на свое мнение.