Боль

Ольга Евстафьева
   
Я проснулась от боли: болело сердце. Оно разрывалось на части и бешено стучало, наполняя болезненными отголосками все тело.
Темнота ночи давила неизбежностью происходящего. Я села на кровати и постаралась сосредоточиться. Ничего не получалось. Мысли бегали во мне, по мне и по комнате. Они проносились мимо в каком-то совершенно бешеном темпе, постоянно перекрикивали друг друга, резко падали, быстро поднимались и снова куда-то неслись. Я не могла разорвать этот порочный круг. У меня не было сил даже выйти из него. Все, что меня окружало, все, о чем я думала: было болью. Она прочно сидела в моем сердце, как удав окружила его плотным кольцом своей плоти, и не выпускала из этих цепких объятий. На какую-то минуту мне показалось, что меня уже нет, а есть только она одна. Вернее, она не одна: их сотни, тысячи, сотни тысяч или еще больше, и имя им легион:
Постепенно я начала различать очертания знакомых предметов и успокаиваться. Боль утихала. Она уже не была такой резкой и грубой как раньше. Она стала тише, и пледом окутывала все мое тело. Мы становились родными: она напоминала мне сестру, которой у меня никогда не было и которой у меня уже никогда не будет. Мы сливались в одно целое и делили все мои бегающие мысли на двоих. Я вкладывала в них слова и смысл, а она - чувство. И хотя она вкладывала в них всего одно чувство, но оно было таким многоликим и многогранным, что у меня внутри все сжималось от этого велико-лепия.
Я обняла себя за плечи и сразу почувствовала, точнее, услышала десять ледяных нот на своем горячем теле. Пальцы жгли, пальцы обжигали таким страшным холодом, что на лбу выступили капельки пота: крошечные на общем фоне, но значительные в этом мимолетном сонме ощущений.
Я залезла с головой под одеяло и сжалась в комок. Я ненавидела эту ночь и эту боль, этот неизвестно откуда навалившийся холод и свое ночное одиночество. Я пере-черкивала свое прошлое наполнявшим меня чувством собственного бессилия и лениво утирала слезы, так некстати текущие из глаз.
В такие минуты как никогда думаешь о смерти. Кажется, что вот-вот, еще чуть-чуть и: все. Закончится боль, закончится жизнь. И все будет хорошо. Главное, чтобы боль ушла, пусть даже вместе с тобой, но ушла. Потому что когда она рядом жить становится невыносимо.
Приятные минуты прошлого так отчетливо встают перед глазами, что можно еще раз к ним прикоснуться. Пусть даже только ледяными кончиками пальцев. Пусть обожжет. Это уже не важно. Ничего уже не важно. И ты вдруг осознаешь, что почему-то глупо и бездарно растратила собственные годы, почему-то делала все совершенно не то и не делала ничего по-настоящему нужного. Ну конечно, кое-что способно утешить самолюбие, но этого так мало и от этого только еще хуже, еще больнее.
И вот новая волна боли уже подхлестывает старые воспоминания, и ты снова уда-ряешься о них. Со всего размаху падаешь на когда-то собою прожитые ошибки, но на этот раз, сил подняться уже нет.
Сердце снова переходит в ритм барабанной дроби. И мне кажется, что сейчас яр-кой вспышкой воспаленного и разрывающегося на части сознания должен стать смер-тельный номер. Благодарные зрители ждут. Парадокс, но зрители всегда благодарные. А почему бы нам, собственно ими не быть? Посмотреть как другому плохо - самое лучшее удовольствие, такое изысканное блюдо с пикантными подробностями, что за него можно с лихвой заплатить страданиями и сочувствием. Если увидеть невольный фарс, забавный курьез, то, что же может быть дороже и искреннее смеха? Смеха, который медленно поднимается  в вас, заполняя собой весь объем вашего тела, доходит до крайней точки и немыслимым эмоциональным фонтаном выливается из горла. Вы держитесь за живот, за собеседника, за что угодно и не можете остановить этот поток веселья. На глазах слезы, а в душе такое солнечное блаженство, что если сейчас спро-сить вас о смысле жизни, то раскатистое "ха", многократно повторенное, с разнообраз-ными переливами, будет достойным ответом. Если зрелище оставляет наблюдателя равнодушным, то он не нервничает, не переживает и не тратит ни одной драгоценной нервной клеточки. Браво автору! Браво зрителю!
Постепенно моя комната, благодаря неусыпному воображению, заполняется зна-комыми лицами, которые я искренне ненавижу. Я кричу им, что у меня все равно все получится, и я добьюсь всех намеченных целей и: боль пройдет. Но она гудит и катится паровозиком по бесконечной ночной дороге. Даже время остановилось. Замер-ли стрелки на безмолвном циферблате и не торопятся жить. И я не тороплюсь. Я тру глаза и понимаю, что потихонечку отпускает. Уже хочется дышать, уже спокойнее и уравновешеннее бьется сердце. Пальцы уже не обжигают - они согрелись, они теплые, и я тру ими глаза до красноты, потому что они теплые и мне это приятно. Я отбрасы-ваю одеяло. Выпрыгиваю из кровати и бегу к зеркалу. "Здравствуй". Глаза красные, сама бледная, но очень-очень счастливая. Растрепанная, но красивая, заплаканная, но улыбающаяся. И главное - ее нет. Я не чувствую ее. Она ушла. Сначала ее становилось все меньше и меньше, а потом она и вовсе исчезла. Господи! Я села на пол в ванной и засмеялась. Меня разрывало от смеха. Он быстро заполнил все крошечное пространст-во ванной комнаты и побежал по коридору, из коридора на кухню, из кухни на балкон, а с балкона уже на улицу. И оттолкнувшись от перил, он взмыл в темное небо, и наступило утро.