Любовь, выходящая из пены

Тайка
ГЛАВА 1.

Я упрямо ни о чём не хочу думать. Этой ночью я только хочу спать. И снов не видеть: ни хороших, ни плохих. Но глупая соседская кошка своим сексуальным стоном давно прогнала мой сон. Теперь я лежу и гоню прочь внутренний монолог к тебе. И вместо того, чтобы считать слоников, осликов и другую живность, развлекаю себя определением скорости шуршащих под окнами машин.
А ты мешаешь мне. Сгинь! Уйди! Не трогай меня! Ну, пожалуйста! Мало тебе моих дневных мучений? Хочешь и ночью со мной играть?
Не хочу. Ничего от тебя не хочу. Не хочу худого мира ради твоего спокойствия. Ну и пусть я тебя люблю, я ещё долго любить буду. Хотя, скорее, не тебя, а воспоминание о той тебе. Или даже буду любить воспоминание о том, как я тебя любила. Ну, вот, сама запуталась.
Ой, а жалко-то себя как! Поплакать? Не получается что-то. Ты то вчера наревелась,  уткнувшись в меня носом. Ну, подумай, дурочка, сама – что значит «встречаться иногда». Зачем мне твоё «иногда»? Оно самой то тебе надо? Ты хочешь счастливой семейной жизни с мужчиной. Нет проблем, но только без меня. Или ты думаешь, что я, забив на свою жизнь, буду сидеть и ждать твоего “иногда”? Может, даже по первому зову срывать с себя майку и трусики?
Брррр! Стоп! Куда-то меня заносит. Грубо как –то получается. Я ведь совсем не так сказать хотела….

Под окнами со зловещим шипением проносится авто. Километров сто двадцать прёт. О чём это я? Ах, да…!

Ну, милая моя, ну, солнышка! Отпусти меня, пожалуйста, не мучай. Я ведь не игрушка твоя. Не могу я тебя вот так медленно терять. Это ад по кусочкам отрывать душу. Куда там великой святой инквизиции с их пытками. Твои наивные слова срываются с любимых губ и причиняют куда более изощрённую боль, чем все физические страдания.
Куда же уходит то, что когда-то звалось счастьем? Ты вчера вспоминала, как нам было хорошо вдвоём. Когда-то. И сама же от этого отказываешься. Ведь не я. Я только заканчиваю твою мысль, подвожу окончательный итог (анализатор чёртов). Нет, мой зайчонок,  я не могу иметь кусочки чужого счастья. Может, мы и  не выдержим мгновенного разрыва, но всё равно это будет сразу, горько до безобразия.

Проревел грузовик. Медленно, неохотно. Тяжёлый. Предположим, везёт картофель. Целый кузов стандартных пыльных мешков. Картофелинки выпирают, образуя неровные холщовые холмики. Тесно им в мешке…
Хочу свежей картошки со сметаной…Кошка заткнулась. Нет, не заткнулась. А если музыку погромче. Вот так.

«Сохрани мою тень,
Эту надпись не нужно стирать,
Всё равно я сюда никогда не приду умирать…..» («Ночные снайперы»)

Ничего знать о тебе не хочу! Слышать о тебе не хочу. Как же я сейчас тебя ненавижу!
ГЛАВА 2.

Весёлое северное  солнце ласкает голые камни Карелии. Короткое лето, здесь всё стремится напитаться теплом, чтобы зимой остыть без надежды проснуться новым летом. Пока светит солнце – живёт лес, играет река, шастают по лесу дикие звери. И вечные бродяги туристы подставляют солнцу обветренные лица. Улыбаются чему-то, задорно поют весёлые песни. Плывут. Плывут вниз по бурной реке, бесшабашно веря в удачу, в крепость рук своих и в волю мудрой ревущей воды.
Мои волосы выгорели добела, лицо почернело от загара, мышцы окрепли, налились силой. Весло привычно ложится в ладонь, нос каяка тонкой иглой рассекает холодную, до безупречной синевы белую воду. Я хозяйка тайги! Я повелительница вод! Йо-хо! Расступитесь камни, крепчайте водяные валы. Скорость течения помноженная на отблески весла, поворот на струе, зацеп из бочки – победа! Плавно зайдя за камни, чалюсь к берегу.
- Эй, народ, что у нас там впереди?
- Падун, пятерка.
- Значит, смотреть надо.
Милая болтовня, ребята разминают затёкшие ноги. Кто-то уже грибов натаскал. Пятый день они, как десерт  на ужин.
А я уже бегу по едва заметной тропинке, продираюсь сквозь цепкие кустарники. Извини, паук, не заметила я твоей западни. Из меня плохая добыча, ещё раз, прости, спешу. Туда откуда слышится шум. Хочу увидеть порог первая, одна. И  только потом, оценив, поделиться радостью с друзьями.

Первый взгляд, издали, из-за поворота, из-под нависших косматых лап елей. Мамочки, что там творится! Сплошная пена, как будто в реку вылили целую цистерну «Ферри». Ещё пять метров, чудом не падая. Со скального камня смотрю, просто не верится, боюсь дышать от восторга. Внизу под ногами ревёт самое прекрасное, самое сильное, самое дикое. Самое-самое живое, и нет ему названия. Падун!
Река прокладывает себе дорогу среди скал. Почти замедлив своё течение, словно недоумевая, куда струиться дальше, она вдруг находит проход. И с сердитым басовитым рёвом, обижаясь на себя за заминку, яростно устремляется в узкий слив.
Потоки воды теснят друг друга, куда-то боятся опоздать. Они толкаются, пихаются, кричат, не помещаются между камней, топят их, перехлёстываются. И падают вниз с пятиметрового водопада, распадаясь на лету белой-белой пеной.
Капельки воды, теснимые своими собратьями, подпрыгивают в воздухе и там разбиваются лучами яркого солнца на бриллиантовую пыль. Миллиарды страстей в одной секунде.
Меня всегда завораживает белое месиво воды. Я смотрю вниз, и томительно-волнующее тепло уже зарождается в солнечном сплетении. Оно плавно растекается по мышцам. В висках пульсирует азарт. Но ноет что-то в душе. Хочется броситься со скалы, вот так как есть – в самую пену, раствориться там, стать бесконечностью. Колдовство реки, лучше отвернуться.
Откуда берётся всё это? Эти тонны воды, стремящиеся вниз непрерывным бурным потоком. Вечное движение, зародившееся миллионы лет назад. Люди уйдут, будут приходить новые, а здесь всё так же будет жить энергия.

- Ну, как? – слышу за спиной голос. Мои товарищи так же зачарованны, как и я. В воздухе витает восторг и грусть, и преклонение перед силой природы.
- Я хочу пойти, но этот порог сильнее меня. Всё же пойду.
А сама думаю, тяжело будет. Если лечь в сливе, слишком острые камни встретят меня дальше, и потащит через весь порог, швырнёт на повороте об скалу, обдерёт в кровь все незащищенные части тела. И что-то не нравится мне выступ у скалы: похоже, там водяной карман. Сердце рвётся – «пойдём», разум упирается -  «опасно».
Я вспоминаю, что оставила дома. Никто не ждёт меня, кроме котов. Зато есть невыполненное обещание: самый красивый порог посвятить ей. И пусть у меня больше нет её – сантименты, романтика – я пришлю ей по почте кассету.

-  Юля, страховка готова. На каждом повороте «морковка», в центральном улове я на кате. Девчонки фотографируют.
- Спасибо, я пошла.
- Юля, постой, - мой товарищ мнётся, - может не стоит тебе туда идти?
- Пашка, мне очень надо.
- Я люблю тебя, солнышко, будь аккуратней. Если что, я вытащу тебя оттуда.

И ушёл на страховку, оставив меня один на один с моими мыслями. Я последним, запоминающим взглядом окидываю порог. Волнения как не бывало. Так, заход у левого берега, где камней поменьше, затем пересечь струю и оставить центральную бочечку по левую руку – ориентир, вон тот петушок. И затем скорость. Как можно больше набрать скорость. Ключевой момент, не налететь на обливняк в сливе. Его не видно с воды. Так, на что я могу сориентироваться? Кажется, не на что, значит на глаз - надо попасть в слив на полметра от левого края. Осталось дойти до каяка, надеть каску, застегнуть спасжилет. Мне пора.


ГЛАВА 3.


Ответь мне, милая моя! Разве не права я? Скажи хоть слово! Но нет ответа: слишком слабо звучит мой голос, и я теперь так далеко от тебя.
Инеем покрылось сердце, замерзает с каждой минутой. Хрупкое стало. Кажется, дотронься, и разлетится осколками по свету. Может долетит кусочек и до тебя, упадёт однажды ночью тебе на щёку, и от тепла твоего растает. Ты проснёшься и поймёшь, что меня не стало.
Вспоминаешь ли ты меня? Простила ли? Ведь это я бросила тебя, испугалась и сбежала. От тебя, но не от боли. Она ещё сильней с тех пор. И мне не вырваться из холодной пустоты ледяной бесконечности.
А если вырваться? Как мчалась бы к тебе, лишь бы упасть к твоим ногам, прикоснуться и умереть.
Ты узнаешь когда-нибудь. И снова будешь плакать, как я сейчас, но меня не будет рядом, чтобы утешить. А больно мне сейчас не от камня, что давит на грудь, и не от ледяной воды, что бьёт и рвёт нещадно. От твоих слёз мне больно, это их горечь разъедает раны. Целая река слёз! Скоро зима.
Только сейчас я поняла, что значит любить. Не так как раньше – сильно и без оглядки – по-другому. Любить - значит понимать, чувствовать, поддерживать и никогда ни в чём не упрекать. Пусть даже будет очень больно – терпеть, и продолжать любить.
У меня сейчас много времени на раздумья. И на разговоры с тобой тоже. Мне хотелось бы рассказать тебе, как красиво небо, когда смотришь на него со дна, сквозь толщу искрящейся воды. О том, какие исполинские здесь рыбы, и как красиво и сильно они плывут против течения. А иногда, поток приносит мне жёлтые берёзовые и огненно-красные осиновые листья. Я складываю их в стопочку и тщательно прячу в ксивник на груди – это весточки с земли. Но к утру их вымывает злая струя, и я бессильно тихонько плачу. Наверное, здесь не положено что-либо иметь.
Я вообще здесь часто плачу. Больше всего о том, что не берегла. Глупая была, да и сейчас дурная. Малыш, пожалуйста, прости меня!


ГЛАВА 4.


…умерла…так не бывает! С ней не могло это случиться. Почему она, ей всего двадцать пять? Смерть -  для старух, окружённых любящими внуками. На белых чистых простынях. Когда смиренно закрываешь усталые глаза, и аккуратные ангелочки гостеприимно подают руку перед ступеньками к небесам.
Она не могла… Ещё вчера такая живая и нежная, в глазах искорки, в душе свет, теплота. Тёплая кожа, лёгкость рук, её губы на моём теле. Она жива!
Я проснулась сегодня ночью, потому что услышала стук её сердца. Её руки обнимают меня, и всем телом она прижалась ко мне. Чему-то улыбается во сне. Я боюсь шевельнуться, спугнуть моё ночное видение. Но вдруг поняла – это действительно она: живая и красивая, как прежде.
- Юленька, - я прошептала чуть слышно, - Ты вернулась, солнышко моё. Как долго я тебя ждала. Они сказали, ты умерла, но я так и не поверила. Знала, что живёшь, просто далеко и без меня. Я простила тебя, потому что любила. Люблю и сейчас.
Целую и шепчу: «Любимая, просыпайся». Она тихонько застонала во сне, зашевелилась, повернула голову, открыв моим губам путь к шейке. Её кожа пахнет свежестью, а тело всё такое же отзывчивое на ласки. Я повторяю языком контуры её тела: плечи, грудь, живот…Она проснулась, прижала мою голову к себе, выгнула спинку и сонно выдохнула: «Наташка, что ты делаешь?» И чуть позже: «Я безумно хочу тебя».
Засыпала, обнимая её, утром очнулась, уткнувшись лицом в подушку. Слёз не сдержать. Реву. Всего лишь сон, прекрасный сон, будь он не ладен.
Юля, где ты? Знаешь, расстаться с тобой это не то же самое, что потерять тебя. Потерять навсегда. Одно дело знать, что ты живёшь где-то там не со мной – это больно. Но эта боль ничто в сравнении с тем пониманием, что тебя нет совсем. Нет на земле, нет в мире. Никогда уже, пусть случайно, мне не увидеть тебя, не дотронуться, не обжечься. Вместо тебя только пустота, и ничего не вернуть. А так хочется верить, что ты жива. И часто-часто, я вижу твою тень: ты проходишь мимо меня, легко задевая плечом, ты проезжаешь в троллейбусе, прижавшись виском к стеклу; твои черты я вижу у совсем незнакомых людей – одна секунда, и они уже не похожи на тебя, я отворачиваюсь, не успев потянуться к ним.
Холодный город, где хозяин ветер гонит опавшую листву, швыряя ее под ноги случайным прохожим. Те испуганно шарахаются, втягивают голову в плечи, а ветер, безумно смеясь, уносится дальше по серым каменным улочкам. Прочь отсюда, скорее! Выборгское шоссе – спидометр: сто, сто двадцать, сто сорок. Она кладёт мне руку на колено. «Не гони» - шепчет. А я не вижу дороги – слёзы, крупными каплями падают на руль. Ноги, словно чужие, послушно давят на педаль. Это не я торможу, это она. Всегда со мной.
И вот на обочине, я долго реву, положив голову на соседнее сидение, где только что сидела она. Она, она, она - всё время, везде. Но она мертва.


ЭПИЛОГ.

Положен последний, белый камень, чистый как снег, и скромные северные цветы нелепо воткнуты в расщелину около гранитной плиты.
Прошёл целый год. Тело так и не нашли. И не найдут. Я не переживаю – это лучше чем лежать в могиле мёртвой. А со своим новым миром я уже почти свыклась. Спасибо, ребята, что помните меня. Жаль только, что она не приехала.
Пашка минут двадцать сидел у воды, зло швыряя в порог камушки, пока его не увели. Он уходил и постоянно оглядывался. Я махала ему рукой, и когда он скрылся из виду, легла на дно и стала рассматривать облака. Наверное, задремала, потому что очнулась только, когда тёмная тень катамарана нависла надо мной. Всё-таки стукнуть кулаком по баллону я успела.
- Чёрт, что это было?
- Камень, греби…
И вот уже ничего не слышно. Прошли. С ката смыло цветной листок. Открытка с уже размытыми буквами «Юле от Наташи».
Эх, надоело торчать на одном месте, и я плавно заскользила вслед за ребятами.