Их было трое: Нинка Царикати, Лена Симонова и Алёна Грабовская.
Нина и Алёна, кажется, дружили ещё с незапамятных времён. Неважно, что Нинка была почти на три года старше Алёны, или Альки, как называли её подружки. Главное, им было интересно вме-сте. Тоненькие, юркие и быстрые, девчонки бегали по парку, в котором их "выгуливали" заботливые бабушки, играли в пиратов, "Волка и Зайца", лущили подорожник и вместе придумывали забавные истории.
С Леной Симоновой Алёна познакомилась гораздо позже, классе в седьмом. В то время Цари-кати и Грабовская уже не пугали своим радостным визгом влюблённых, чинно прогуливавшихся по парку, не обдирали с газончиков подорожник, ромашки и лопухи и не скакали по асфальтовым дорож-кам, самозабвенно вопя: "Ну, Заяц, погоди!", хотя задора и шаловливости у обеих было хоть отбав-ляй. Несолидно как-то двум "юным леди" ковыряться в земле и изображать из себя всякое зверьё, возраст уже не тот. Детство уходит, и с этим нужно смириться.
Девчонки "смирялись". Теперь они встречались у Нины дома и играли "во взрослую жизнь": они уже солидные замужние дамы, у них есть дети (Оля и Катя – у Нины, Лидочка – у Алёны) и самые настоящие мужья. В зависимости от настроения девчонки то изображали из себя мам (впрочем, это быстро приелось), то вели серьёзные разговоры о жизни от имени собственных мужей, то были, соот-ветственно, Катей и Лидой (Оля была уже большая и "правильная" девочка, училась в Лондоне, в ча-стной школе, и в игре обычно не участвовала).
Мужей у девчонок звали Александрами, потому что им обеим очень нравилось это имя. Но это было едва ли не единственное, что объединяло этих мужчин. Александр Серов, "муж" Нины, был ди-пломатом, серьёзным человеком, летом прилежно вкалывавшим на собственной "фазенде", а в ос-тальное время или путешествовавшим вместе с женой по разным странам, или погруженным в тонкие хитросплетения общения с министрами, послами и собственными сотрудниками.
Сашка, "муж" Алёны, был самым обыкновенным журналистом, работавшим то ли в "Комсо-молке", то ли в "Технике Молодёжи", немножко романтичным, немножко рисковым, увлекавшимся околоэкстремальными видами спорта (например, езда на лошади по пересечённой местности). Этот заядлый курильщик объездил вместе с женой и дочерью пол-России, с удовольствием ходил вместе с ними по концертам и спектаклям, в кругу их с Алёной друзей с удовольствием подпевал под гитару и мог собственными руками сделать ремонт в квартире. Тем не менее, Александр и Сашка неплохо ла-дили и даже были друзьями.
Куколки-девочки Лида и Катя по сюжету игры были лучшими подругами. Обе шкоды, обе начи-танные, обе фантазёрки. Но Катя, Нинина "дочка", уже была не по годам элегантна, и даже проказни-чая не забывала о том, что она "самая обаятельная и привлекательная". Лидочка же своим внешним видом особо не озабочивалась, зато вместе со своими школьными друзьями регулярно выпускала газету и даже писала в неё заметки.
Игра эта отнимала достаточно много времени, сильно отгораживала девчонок от реального мира, так что знакомство с Леной Симоновой оказалось для подружек как нельзя более кстати.
В отличие от Нины и Алёны, Леночка в куклы уже не играла, да и фантазиями на тему харак-тера и привычек своего будущего мужа себя не утруждала. Обладательница толстенной тёмно-рыжей косы и серо-коричневых большущих глаз, естественно, не могла не привлекать к себе восхищённые мужские взгляды. Может быть, Лена была менее начитана, чем Нина, и тяжелее на подъём, чем Алё-на, зато у неё уже был собственный кавалер, с которым они встречались каждый вечер и проводили время в компании их одноклассников.
Лена была моложе Нины, но старше Алёны, поэтому Грабовская быстро подпала под влияние своей новой подруги. Алёна с замиранием сердца слушала Ленкины рассказы об Андрее, об их взаи-моотношениях и втайне мечтала о собственном парне: умном, красивом и добром.
Вскоре Лена познакомилась и с Ниной, но настоящими подругами они так и не стали. Мало то-го, Симонова, испытывавшая к Царикати самые тёплые чувства, нет-нет да и намекала Алёне, что они с Ниной занимаются ерундой, понапрасну растрачивают самые лучшие годы, когда вокруг куча настоящих, живых парней. Нина в ответ на такие слова, робко повторяемые Грабовской, только смеялась, говоря: "Мы пока ещё дети, а детям нужно играть". Но, несмотря на это, Ленкины рассказы она слушала с удовольствием и кое-что, кажется, мотала себе на ус.
Прошло ещё два года. Игры во взрослую жизнь свелись к активной переписке Кати и Лиды, а также повышенного в должности Александра Серова и Сашки Коваленко. Девчонки на полном серьё-зе каждый день строчили длинные письма, в которых описывали приключения своих "мужей" и "доче-рей", ходили на почту и отправляли друг другу свои творения (к тому времени Нина Царикати уже ус-пела переехать в другой район Москвы). Ящики письменных столов ломились от пухлых конвертов, приходивших почти каждый день. А дефицит живого общения Алёна и Нина восполняли многочасо-выми беседами по телефону. Встречались они теперь раз в две-три недели. Чаще было нельзя: Нина училась в одиннадцатом классе и, готовясь поступать в институт, дважды в неделю навещала ста-рушку-учительницу английского языка.
Алёна вопросами поступления в ВУЗ пока не заморачивалась, так что вся её учёба сводилась к обязательному посещению уроков и аккуратному выполнению домашних заданий. Троек у неё не было, четвёрки тоже были скорее исключением, чем правилом. Родители были довольны дочкой-отличницей, хотя и считали, что она недостаточно много занимается и слишком мало читает энцик-лопедии. Алёна относилась к родительскому мнению философски, считая, что всем всё равно не уго-дишь, а становиться книжным червём исключительно для того, чтобы лишний раз по головке погла-дили, по меньшей мере неумно. Кроме того, возраст девушки брал своё: Грабовская влюбилась.
Любовь была, естественно, чисто платонической, но, тем не менее, очень сильной. Предмет сего неземного чувства учился с Алёной в одном классе, носил светло-синюю ветровку, хорошо учил-ся и блестяще играл в футбол. Практичная Лена Симонова, быстро разобравшись в сложившейся ситуации, сказала, что можно было бы найти кого-нибудь и получше, но, как говорится, что выросло, то выросло. Выход один: надо форсировать события.
Алёна вздохнула, сказав, что скорее загнётся на месте от страха, но сообщить предмету сво-их воздыханий об испытываемых к нему чувствах не решится; однако от предложенной помощи бла-горазумно отказалась, решив, что пусть уж лучше всё идёт своим чередом.
Лена пожала плечами и переключилась на собственные дела: именно в то время её отноше-ния с Андреем складывались не совсем так, как ей хотелось бы.
Время – штука хитрая: то тянется, как прилипшая к подошве модной туфельки жевательная резинка, то летит вперёд, точно стриж, не давая вздохнуть и задуматься. Наступило долгожданное лето. Нина закончила школу и поступила в вожделенный МГУ, Лена окончательно разошлась со сво-им Андреем и стала встречаться с Серёжей. Алёна всё же сумела сблизиться с Алексеем, предме-том своих грёз, на почве бадминтона, а затем и сложных философских споров о смысле жизни. Все были счастливы и довольны.
Девчонки продолжали общаться между собой. Лена и Нина, правда, почти не виделись, да и Алёна, что греха таить, общалась со своей подругой детства только по телефону, регулярно вызывая на себя гнев родных, считавших все долгие задушевные разговоры пустым трёпом, отрывающим дра-гоценное время от учёбы.
А вот с Леной Алёна стала встречаться чуть ли не каждый день. Они гуляли по шумному про-спекту, ели мороженое, говорили о музыке и ребятах, заглядывали в универмаги и галантерейные магазины. Лена, сама по себе девочка очень эффектная, очень выигрышно смотрелась на фоне Алё-ны, которой ничего не стоило напялить на себя хоть и поношенные, но удобные туфли, или старень-кие потрёпанные джинсы. А вот Симонова, истинная женщина, прекрасно разбиралась в том, что с чем можно комбинировать, а что – ни в коем случае, куда что следует надевать и как правильно кра-сить глаза. Но все её усилия хоть как-нибудь привить это Алёне, к которой она испытывала самую искреннюю симпатию, окончились крахом. Грабовская всё отлично понимала, но при выборе между красотой и удобством всегда выбирала последнее. Лена лезла из кожи вон, объясняла, "намёкивала", но после нескольких бесплодных попыток махнула на всё рукой. Что толку тратить слова, если с че-ловека всё как с гуся вода. Не хочет учиться уму-разуму – пусть ходит со своей несчастной косичкой и в старых многокарманных джинсах.
Худел календарь, держась за руки, обживали страницы тетрадей слова и цифры. Нина вгры-залась изящными белыми зубками в жёсткий и порой горьковатый гранит науки, а свободное время проводила со своим новым приятелем, высоким и сильным однокурсником Юрой. Алёна слушала "Scorpions" и "Roxette" и выплёскивала из себя полные затаённой грусти стихи: Алексей из-за чего-то всерьёз разобиделся на неё, а на её робкое и потому отчаянное объяснение в любви просто развер-нулся и ушёл. Лена выхаживала двух подобранных на помойке котят, читала исторические романы, а вечерами встречалась с Серёжей. "Не грусти, Алька, поступишь в ВУЗ, всё ещё наверстаешь," – утешала она подругу.
И Алёна поступила. Стиснув зубы, полгода вникала в нелюбимую физику, весной последнего школьного года не без труда сдала тест-экзамены в грозный технический ВУЗ, на студенческом слен-ге именуемый коротко и ясно – "Бауманка", отплясала на школьном балу и укатила к родне в Киев.
Ещё с первых студенческих дней Алёна всем своим сердцем полюбила МГТУ, хотя отлични-цей в ВУЗе так и не стала. Видно, сказалась усталость, накопленная за годы учёбы в школе. А может быть, дело было в том, что только в МГТУ Алёна наконец нашла настоящих друзей…
Лена Симонова поступила в технический колледж, где оттрубила два года, после чего ушла работать в какой-то крутой банк секретаршей…
Нина звонила Алёне редко, Лене не звонила совсем. Один раз появилась на шумной и весё-лой студенческой вечеринке, устроенной Грабовской по случаю Нового года. Алёнкины друзья и под-руги встретили её тепло и радостно, вечер получился прекрасным, но после него Нина пару раз по-звонила и снова пропала.
* * * * * * *
Когда Алёна перешла на чётвертый курс, Нина Царикати вышла замуж за любимого человека и уехала жить за границу.
– Счастливая, – с лёгким оттенком зависти протянула Лена, затягиваясь длинной, тонкой, "женствен-ной" сигаретой. – Повезло Нине, так только в сказках бывает.
– Нина заслужила это, – кутаясь в старенькое коричневое пальтишко с пушистым воротником, улыб-нулась Алёна. – Она ещё с детства мечтала об Англии, очень хотела там жить. У неё даже любимой книгой была "Джен Эйр". Потом, Нина всегда была спокойной оптимисткой, не то, что мы с тобой, правда?
– А что мы с тобой? – Лена щелчком стряхнула с сигареты длинную шапочку пепла и крепче взяла подругу под руку.
– Понимаешь, Ленок, мы с тобой не такие, как она, – аккуратно обходя лужу, покрытую тонкой, как скорлупка, корочкой льда, ответила Алёна. – Мы с тобой вечно чего-то ищем, дёргаемся, торопим жизнь, боимся куда-то опоздать или зачахнуть в одиночестве.
– Короче, невротики, – Симонова выдавила из себя горький смешок.
– Нет. Нина просто другая, Лен. У неё добрые, любящие и не слишком придирчивые родители. Она не только уверена в себе, но ещё и знает, чего хочет, поэтому спокойно ждёт своего часа. А мы с то-бой просто этого лишены, поэтому у нас и не всё получается в этой жизни.
Лена притихла, кутая нос в меховой воротник своей модной коротенькой шубки. Её жизнь и вправду была не сахар: родители со дня на день собирались разводиться, а старая деспотичная ба-бушка всюду совала свой любопытный нос, не давая любимой внучке ни минуты покоя. Да и денег как всегда не хватало. Под старенькими сапожками Грабовской мягко, точно вздыхая, похрустывал тон-кий ледок.
– Алька, а ты-то как? – осторожно спросила Лена.
– Я-то? – переспросила девушка. – Я опять работаю, на этот раз в школьной библиотеке.
– И опять за копейки?
– За копейки, – согласилась Алёна. – Понимаешь, Ленок, чтобы мои не пилили меня, надо учиться на одни пятаки, а я так уже не могу, потому что уже не такая, как была раньше. Я больше не школьница, Лен, а деньги иногда бывают ой как нужны. На тот же концерт Митяева иногда сходить хочется…
– А с личной-то жизнью как?
– Сейчас уже никак, – Алёна отвела глаза. – Уже месяц как никак. Эксперимент благополучно провалился.
– Алька, да ты дура! – Симонова даже остановилась. – Ты же учишься в мужском Вузе, вокруг парни кучами ходят. Тебе уже двадцать лет. Сколько, скажи мне, можно ждать прекрасного принца? Давно бы из своей драгоценной компании кого-нибудь да и захомутала!
– Я не жду принца, – спокойно ответила Алёна. – Просто хочу, чтобы мой любимый человек был доб-рым, надёжным, порядочным, нравился бы мне и по-настоящему бы меня любил. А такого человека я пока ещё не нашла.
– Ну что ж, ищи дальше, – хмыкнула Лена. – Аль, ты бы хоть гардероб чуть-чуть обновила, что ли. Свитерков бы обтягивающих прикупила, юбочек... У тебя же фигурка очень даже ничего, только вот стрижечку бы помоднее сообразить…
– Ленок, давай закроем эту тему, – Алёна поморщилась. – Во-первых, у меня всё же есть собственное мнение относительно того, что мне нужно носить. А во-вторых, и это тоже немаловажно, у меня про-сто нет лишних денег. А с родителей купюры, сама понимаешь, стричь неудобно.
– Ладно уж, вольному воля, спасённому – рай…
* * * * * * *
Лена Симонова вышла замуж в апреле, о чем Грабовская узнала уже, так сказать, постфак-тум. То есть, когда Лена была уже сильно замужем. Впрочем, Алёнке тогда было ни до чего: надвига-лась очередная сессия, а курсовая всё ещё требовала тщательной корректировки…
"В кого же ты такая у меня такая непутёвая уродилась, – вздыхала мама, в минуты нежности ласково гладя Алёну по мягким тёмным волосам. – Нина и Леночка живут как за каменной стеной, а ты, коза моя дорогая, думаешь только о музыке".
Аля улыбалась и крепче прижималась к маме. Но новый кварцевый будильник захлёбывался пронзительным криком: через пять минут от остановки отъедет автобус…
* * * * * * *
"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Щукинская!" – радостно объявил жен-ский голос. Алёна осторожно переместилась ближе к дверям: на Щукинской теперь жила Лена, к ко-торой Алька наконец-то сумела выбраться.
Грабовская шла по улице, отыскивая нужный дом. В руках у неё были мимозы, в пакете лежа-ла яркая погремушка – подарок для полугодовалой Ленкиной дочки.
Лена открыла сразу. Крепко обняла подругу, радостно взвизгнула при виде мимоз и, сунув Алёне тапки, утащила цветы на кухню. Грабовская скинула куртку, достала погремушку и, осторожно переступив порог, прошла в комнату.
В новенькой чистой кроватке игралась с большим резиновым поросёнком маленькая Катюха, Ленкина дочь. Она изучающе посмотрела на гостью, охотно вцепилась в протянутый Алей указатель-ный палец и моментально потянула его в рот.
– Ой, Ленка, какая же она очаровательная, – поворачиваясь к вошедшей в комнату подруге, восхи-щённо произнесла Алёна. – И глаза у неё серые-серые, и щёчки какие пухленькие! Это просто чудо, а не ребёнок! Какая же ты счастливая, что у тебя есть такая прелестная дочь!
– Прелестная, прелестная… Аль, ты осторожнее, – забирая у подруги погремушку, предупредила Ле-на. – У моего чуда уже зубки режутся, так что оно может очень больно кусаться. Убери лучше руку от греха подальше.
Алёна сглотнула и моментально отняла у ребёнка свой палец, на что Катюха моментально отреагировала обиженным рёвом.
– Ой, коза моя, коза, – страдальчески произнесла Лена и затрясла перед носом дочери подаренной Алёной погремушкой. – Смотри, смотри, какая цацка, какая погремушка! А ну замолчи, Катюха, а то мама быстро тебе по попе даст!
Ничуть, по-видимому, не испугавшись обещанного возмездия, Катька продолжала громко и надрывно реветь. Алёна вопросительно посмотрела на подругу. Лена сердито вздохнула и потянула гостью из комнаты.
– Успокойся, поорёт – перестанет. Пойдём на кухню, а то чай остынет.
Алёна несколько удивилась такому странному поведению подруги, но безропотно последова-ла за ней. Из соседней комнаты, точно мышонок из норки, моментально выглянула Ленкина бабушка.
– Леночка, что-то Катюша раскричалась, давай я с ней посижу, а то она, бедняжка, горлышко сорвёт.
– Не надо, ба, – устало отмахнулась Лена. – Видишь, у меня гости.
– Может, зря ты с ними так? – помогая подруге нарезать ломтиками кекс, робко возразила Алёна. – Может быть, стоило разрешить бабушке посидеть с Катей?
– Не стоило, – отрезала Лена, доставая с полки разноцветные пузатые чашки. – Катька и так избало-ванная, орёт с утра до вечера, а если ей во всём потакать, так и вообще замолкать не будет. Это мать моя её избаловала, пока на праздниках с ней возилась, поэтому девка и вопит с утра до ночи, требует, чтобы с ней все носились, как с тухлым яйцом. А я не собираюсь с ней сидеть, как пришитая. Пусть привыкает, она не пуп земли.
Алёна пожала плечами и, прислушиваясь к доносившемуся из комнаты надсадному рёву, по-пыталась поставить себя на место подруги. Действительно, если с утра до ночи присутствовать на подобных концертах, в конце концов поневоле станешь философом.
Попивая из большой чашки ароматный чай, Алёна с восхищением смотрела на свою более чем похорошевшую подругу. Модная стрижка, стильно подкрашенные глаза, элегантная худоба, ухо-женные руки, толстое обручальное кольцо с бриллиантиком на изящном пальчике.
– Слава Богу, заткнулась моя вонючка, – Катюха за стенкой наконец-то перестала реветь. – Ну, Аль-ка, коза моя, рассказывай, как у тебя с личной жизнью?
– С личной жизнью хорошо, а без неё – не очень, – отшутилась Алёна, доливая в чашку кипяток. – А если честно, я сейчас об этом просто не думаю. Если хочешь – наслаждаюсь свободным полётом.
– Ну и дура ты, Грабовская, – махнула рукой Лена. – Летай, летай, долетаешься. Ты подумай, коза, тебе уже не восемнадцать. Пора искать кого-нибудь для души и, конечно же, для тела.
– Какого дела? – не поняла Алёна.
– Да не дела, а для тела. Те-ла, понимаешь? – намазывая на кекс густой гречишный мёд, пояснила Лена. – Хотя, впрочем, и для дела… в какой-то степени. Ты же уже не школьница, надо понимать, что без этого не проживёшь.
– Гм… – Алёна покрутила на пальце колечко с золотистым янтарём. – Понимаешь, возможно, я край-не старомодна, но мне кажется, что тешить тело без любви…
– Вот, блин, идеалистка! – всплеснула руками Лена. – Боком тебе выходит дурацкий литературный класс. Конечно, лучше любить, чем не любить. Но, видишь ли, подруга, если ты будешь сидеть на своей драгоценной заднице и ничего не делать, фиг два ты кого найдёшь.
– Да не буду я никого искать. Когда придёт время, он сам найдётся, – примирительно сказала Грабов-ская. – Давай лучше я тебе фотки покажу.
– Что за фотки? – намазывая бутерброд толстым слоем мёда, заинтересовалась Лена.
– Наши, институтские. Два с половиной альбома.
Лена пододвинула свой стул ближе к табуретке подруги и, подсунув под себя одну ногу, приго-товилась смотреть. Алёна принесла из коридора пакет, на ходу вытаскивая из него толстые, фото-графий на сто двадцать, альбомы.
– Это на лабораторной по ультразвуку. Витьку и меня, я думаю, ты знаешь, а это Душа, Борька и Саша. Они же там же, а я разбираю листы. Это Корецкий чинит компьютер, а это я кошку пою валерь-янкой…
– Хорошее занятие, нечего сказать.
– Да ладно, Лен, кошка на следующий день оклемалась, только потом целый месяц за мной по ка-федре ходила: куда я, туда и она.
– Добавки, видать, хотела…
– Наверное. Вот это опять мы, но уже на других лабораторных. А это Марина с Игорем, они уже ме-сяц как вместе. До этого просто сильно дружили. А вот в этот пансионат мы уехали, защитив курсо-вые…
Шелестят, шелестят страницы альбомов…
– Это мы в процессе лёгкой попойки по случаю Студенческого Нового года. Вон Душа над гитарой склонился. А у меня на коленях тексты песен с аккордами. А это мы на лыжах… Лен! Лен, ты чего?
Лена сидела на своём стуле, отвернувшись к окну. Мёд чуть-чуть стёк с её бутерброда, обру-чальное кольцо тускло поблёскивало на пальце.
– Лен… Ляль, ну что ты, Ляль, перестань… – Алёна вскочила с табуретки, обняла подругу за плечи. – Ну что случилось, Лялечка?
– Блин, Алька, счастливая ты, – Лена моргнула подкрашенными ресницами, смахивая слезу. – У тебя и приятелей до хрена, вон какие видные мальчики, и по пансионатам ты ездишь, и по театрам разгу-ливаешь. Не то, что я, одна с этой крыской маленькой сижу с утра до вечера пухну.
– Лен, ну почему пухнешь-то? – опешила Алёна. – У тебя такая хорошая дочь…
– Ага! Когда спит зубами к стенке, – буркнула Лена. – Слышала, как эта вонючка орёт? Во-о, только ты её послушаешь-послушаешь и уедешь, а я с этой дурой с утра до ночи сижу.
– А Серёжа что говорит?
– Серёжа? – в глазах Елены полыхнул холодный огонь. – Серёжи до позднего вечера нет дома, он же телохранителем работает: рано уходит, поздно приходит. Он и в офисе с ним сидит, и по кабакам с ним шляется. А там бабы разодетые в пух и прах, ухоженные, остроумные. А меня он видит в халате этом сраном, понимаешь, и сравнивает с ними… – голос Лены сорвался на крик.
Из комнаты выглянула испуганная бабушка.
– Леночка, детка, что случилось?
– Да ничего не случилось, ба, иди, – раздражённо отозвалась Лена. – Видишь, у меня Алёна сидит.
Постукивая палочкой, бабушка, как мышка в норку, спряталась в свою комнату.
– И бабка, зараза, меня достала, – разом отправив в рот остаток бутерброда, прокомментировала Лена. – Ходит и ходит за мной, как хвост: "Леночка, а что ты делаешь? Леночка, а давай я с Катенькой посижу. Леночка, а когда придёт Серёжа?" Надоела до безобразия.
Алёна, у которой уже много лет не было своей бабушки, молча смотрела на подругу. Конечно, излишнее внимание подчас действительно очень раздражает, особенно когда и без того проблем ку-ча, но зачем же так бурно и зло реагировать на протянутую руку помощи?
– Ну что ты так на меня смотришь? Ты живёшь, Алька, а я существую, понимаешь? У тебя там жизнь ключом бьёт, а я жду, когда Серёжа появится дома. И эта вонючка маленькая замолкает только то-гда, когда он приходит.
– А ты не хочешь ему об этом сказать?
– А толку? Всё равно не поверит, скажет – делать нечего, вот и схожу с ума. У меня в шкафу штук де-сять вечерних платьев висит! А на хрена они мне, если я в них никуда не хожу?
– Ляль… а может быть, тебе как-нибудь к его приходу вечернее платье надеть?
Лена запустила в волосы пальцы и посмотрела на подругу, как на тяжелобольную.
– Совсем сдурела. Это только в книжках так хорошо пишут. Я бы на работу бы вышла, да только Се-рёжка против. Считает, что надо хотя бы дождаться, пока этой вонючке годик исполнится.
– А может быть он в чём-то прав?
– Может быть, – буркнула Лена. – Только мне это всё осточертело до безумия. Мне хоть как-то надо развлечься, не сериалы же с утра до вечера смотреть. Сижу тут, как приговорённая к домашнему аресту…
Алёна обняла подругу за плечи и закрыла альбом. На пёструю обложку упала солёная капля. Мёд стёк с ложки и лужицей растёкся по столу.
* * * * * * *
Алёна вихрем взлетела вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. По квартире разнёсся громкий голос дверного звонка.
– Кто там?
– Мам, это я! – Алёна запрыгала от нетерпения.
– Ты чего, коза-егоза, детство, что ли вспомнила? – открывая дверь, поинтересовалась мама. – Или практику на кол завалила?
– Нет-нет-нет! – радостно отрапортовала Грабовская и бодро тряхнула головой, обдав мать брызгами растаявшего снега. – Всё гораздо интереснее!
– Значит, с ума сошла, – недовольно произнесла Людмила Яковлевна, забирая у дочери шапку и шарф. – Все признаки налицо: глаза горят, дыхание частое, руки дрожат, физиономия довольная. Ну, что там ещё у тебя стряслось?
– Нина приехала! – радостно выпалила Алёна.
– Ну и ладно. Сапоги снимай, не топчи чистый пол! Подожди, что за Нина? Это та, которая за кордон два года назад свалила?
– Да-да, мамочка! – Алёна чмокнула маму в щёку и закружилась в коридоре. – И приглашает меня на Рождество к себе в гости!
– Куда? – подозрительно спросила Людмила Яковлевна, нащупывая рукой сумочку.
– В смысле – куда? А-а-а… – облегчённо протянула девушка. – Нет, не за границу, а к себе на старую квартиру. Там же её родители живут.
– Ну, слава Богу, – вздохнула Людмила Яковлевна. – А то на поездку в Европу у меня денег нет.Во всяком случае, до марта точно.
* * * * * * *
– Ну, что же, ты всё хорошеешь, – окинув ласковыми глазами подругу, заметила Нина и крепче взяла Алёнку под руку. – Очень рада снова видеть тебя в добром здравии. Надеюсь, ты больше не будешь болеть? Или, – лукаво улыбнулась девушка, – тебе понравилось каждый день принимать у себя гос-тей с апельсинами, бананами и разными вкусностями?
– Не буду, не буду, обещаю тебе, Ниночка! – блеснув глазами, пообещала Алёна. – В конце концов, мне через несколько месяцев диплом защищать!
– Диплом? Как быстро время летит! – Нина посмотрела снизу вверх на заснеженную чёлку подруги. – А помнишь, как мы ещё совсем недавно скакали по парку, лущили подорожник и радостно вопили "Ну, Заяц, погоди"?
– Конечно, помню! А помнишь, как мы придумывали себе мужей и детей?
– Помню, – маленькой, затянутой в коричневую перчатку ладонью Нина поправила пушистую мехо-вую шапочку. – Как твой Санька самозабвенно скакал на своем гнедом по ни в чём не повинным фа-зендам подмосковных трудяг! И-и! – Нина засмеялась своим серебристым смехом.
– Угу! А ты блистала на приёмах вместе со своим замечательным Александром, – восхищённо глядя на подругу, вспомнила Грабовская. – И сейчас ты стала просто настоящей красавицей!
– Спасибо, Алёнушка, мне очень приятно, – с достоинством поблагодарила Царикати. – Ты тоже от-лично выглядишь. Лучше расскажи мне, как идут твои дела.
– Что мои дела, Ниночка, это всё потом, когда фотоальбомы достанем, – Алёна потрясла пакетом.
– Фотографии – это хорошо, – улыбнулась Нина. – Ну что же, а у меня всё хорошо. Мы с Дейвом на-конец-то купили собственную квартиру, обставили её помаленьку. Обживаем. Много путешествуем по Европе, но об этом расскажу попозже, когда стану показывать свои фотки, ладно?
Нина осторожно обходила наледи, увлекая за собой Алёну. Всё: и полная достоинства осанка, и улыбчивое личико, и ладно сидящая на ней коротенькая шубка, и тёмные сапоги на изящных нож-ках, – рисовало образ маленькой, хрупкой, но уверенной в себе, спокойной и счастливой молодой женщины.
– Ну что ещё? Работаю в Королевской библиотеке в славянском отделе, платят неплохо. Однако, как пелось в одной песенке, – вздохнула Нина, – "но нету слонёнка в лесу у меня, слонёнка весёлого нет". К сожалению, не удалось ни с кем подружиться. Что ж делать, если на работе многие смотрят на меня, как на заморскую диковинку. Есть там правда одна женщина средних лет, грузинка, но – увы! – у неё ребёнок, поэтому она не может посвящать мне много времени.
– Нин, а своего вы пока не хотите? – робко спросила Алёна.
– Да ты что, Алёнушка! – засмеялась Царикати. – Во-первых, не сейчас, а во-вторых, только под об-щим наркозом и через кесарево сечение.
– Зачем наркоз и кесарево? – удивилась Грабовская. – Ты и так сможешь родить!
– Я этого очень боюсь, – улыбнувшись, пояснила Нина и открыла перед подругой тяжёлую подъезд-ную дверь.
Войдя в бывшую квартиру Нины, Алёна с удовольствием заметила, что всё осталось по-прежнему. То же овальное зеркало справа от холодильника в коридоре; большущий стенной шкаф с покрашенными белой масляной краской дверцами; всё тот же коврик для обуви. В комнате Нины стояла большая, пахнущая смолистой хвоей серебристая ёлка, под которой, кроме Деда Мороза с внучкой Снегурочкой, примостились резиновый котёнок и уточка. Книги на полках были расставлены так же, как и семь лет назад, на стене висела мандолина, а в уютном кресле сидели куклы Оля и Ка-тя. На какой-то короткий миг Алёне вдруг показалось, что не было этих прожитых лет, что они с Ниной снова школьницы, а стоящий на столе компьютер – просто мираж, игра буйной фантазии, а дома ждёт бабушка и готовит ужин.
В комнату вбежала Нинина мама, а за ней, постукивая палочкой, приковыляла Наталья Геор-гиевна. Алёна поцеловала Нинину бабушку в морщинистую щёчку, обняла Марину Николаевну, по-гладила по мягкой шёрстке старую кошку Дуську…
Нина принесла поднос с тремя сортами печенья, мясной нарезкой, оливками и пузатой бутыл-кой из тёмно-синего стекла.
– Давай сначала отметим нашу встречу, – предложила она, доставая из шкафчика высокие бокалы. – А потом можно будет фотографии посмотреть. Идёт?
– Конечно, – согласилась Алёна, – ведь у нас ещё много времени.
Нина разлила по бокалам белый ликёр, подцепила вилкой оливку и задумалась. Девушка уже успела переодеться и теперь была в очень простом и строгом красном платье с высоким воротником.
– Девушка в красном, как ты прекрасна… – нарушила затянувшееся молчанье Грабовская.
– Что? А, это! – засмеялась Нина. – Ну что же, я хотела придумать что-нибудь позаковыристее, но пока это мне не удаётся. Поэтому давай просто выпьем за нашу встречу и пусть в наступившем году у нас с тобой будет побольше счастья.
– Дай Бог! – Алёна тряхнула своей завитой по случаю праздника смоляной шевелюрой и весело чок-нулась с бокалом подруги.
– Кушай, Алёнка, и печенье тоже бери, оно очень вкусное, – подвигая тарелку к Алёне, посоветовала Нина.
– Дейв уехал? – разделываясь с нарезкой, спросила Грабовская.
– Да, уехал ещё вчера, ему надо разбираться со своими делами, – пояснила Нина. – А я хожу по под-ружкам. Сама знаешь, письма писать особо некогда, да и отвыкла я руками что-то строчить. А по "мылу" длинное письмо не напишешь.
– Зато быстро, можно каждый день весточку получать.
– В общем-то да. Почти всех подруг я обошла, с тобой встретилась. Всё-таки расскажи мне, как твои дела, здоровы ли папа с мамой?
– Как дела? Обычно. В этом году заканчиваю МГТУ, может быть, пойду в аспирантуру. Мама с па-пой…
Нина внимательно слушала, чуть наклонив голову, задавала вопросы, подкладывала на та-релку подруги разные вкусности.
– Всё такая же порывистая, как и раньше. Алёнка, ты не меняешься с годами. А стихи всё ещё пи-шешь?
– Нет, не пишу, – развела руками Грабовская. – Теперь только песни. Я привезла тебе тексты, по-смотри, – девушка вытащила из пакета несколько листков.
Нина взяла их и углубилась в чтение.
– Мне очень понравились твои стихи, – складывая листочки, призналась она. – Знаешь, бывает так, что читаешь какие-то очень красивые строчки, а в душе ничего не остаётся. А у тебя вроде бы и ниче-го особенного, а за душу берёт. Уж поверь мне, я в этом немножечко разбираюсь.
– Спасибо, Нин, мне очень приятна твоя похвала. А как твои успехи на литературном поприще?
Перейдя в десятый класс, уже тогда влюблённая в Англию Нина начала писать роман из жиз-ни Китти, дочери Туманного Альбиона. Алёна взахлёб читала исписанные бисерным Нининым почер-ком тоненькие странички, рассматривала картинки и с нетерпением ждала продолжения. "Мерцаю-щие звёзды" (так назывался этот роман) очень нравились и Людмиле Яковлевне, и она не упускала случая поставить Нину Алёне в пример. Алёнка не обижалась, а наоборот, очень радовалась успехам подруги и была очень расстроена, когда, поступив в институт, Нина забросила свой роман.
– Знаешь, никак, – развела руками Нина. – Год назад начала было писать повесть. Ну, дневник одной английской девчонки, не удовлетворённой жизнью. Она училась в школе, много думала и, в конце концов, должна была покончить с собой. Но, дописав до половины, поняла, что это такой мрак, что просто ужас, и забросила всю эту канитель.
– Нин, – удивлённо спросила Алёна, – а откуда такие мрачные мысли?
– Ну почему мрачные…Алёна, давай смотреть фотографии.
За окнами уже вовсю синел вечер, когда Алёна засобиралась домой. Нина вызвалась её про-водить и начала собираться.
– Ну, счастливо тебе, Алёна, – целуя девушку в щёку, говорила Наталья Георгиевна. – Ты не забывай нас, звони. Мы будем очень рады.
– Хорошо, обязательно, – улыбаясь, отвечала Грабовская.
– Послушай, Нин, – беря подругу под руку, нарушила молчание Алёна, – у тебя в жизни что-то не ла-дится? Просто ты моя давняя, лучшая подруга, и мне небезразлична твоя жизнь. Может быть, я могу чем-то тебе помочь?
– Даже не знаю, – улыбнувшись, ответила Нина. – Алён, вон троллейбусная остановка, давай прися-дем на скамеечку. Ты не очень спешишь?
– Нет. Давай посидим.
На остановке никого не было. Нина вынула из кармана шубки пакет, расстелила его на скаме-ечке и жестом предложила Алёне сесть рядом с ней.
– Ты знаешь, первое время было и впрямь тяжело. Я даже не знаю, как я жила до тех пор, пока мне не назначили антидепрессанты.
– Антидепрессанты? Зачем?
– Помнишь, как мы пугали наших "дочек"? По комнатам бродит зелёная жуу-уть! – сделав страшные глаза, загробным голосом произнесла Нина. – А у меня вот эта "зелёная жуть" в голове бродила. По-нимаешь, когда я грезила Англией, я не учла только одного: там все люди живут очень обособленно, и, по большому счёту, там никто никому не нужен. А у меня, ты же знаешь, всегда было много подруг. А тут вообще никого, кроме Дейва и его родителей, и жизнь совсем другая. А ещё…я потеряла ребён-ка, поэтому и испытываю такой страх перед родами. А потом я сходила к врачу, и он выписал мне таблетки.
– Нин, ты несчастна, да? – сглатывая подступивший к горлу комок, тихо спросила Алёна.
Нина посмотрела на подругу и серебристо засмеялась.
– Нет, Алёнушка, что ты. Конечно, мне и сейчас очень тяжело, и дальше тоже, наверное, будет не очень просто. Но ведь у меня есть Дейв, я его очень люблю. А ещё у меня есть мама, папа и бабушка, двоюродная сестра, ты и другие подружки. Сейчас стало полегче с деньгами, и мама чаще стала бы-вать у нас. Да и кое-кто из подружек иногда приезжает. Конечно, хотелось бы уговорить переехать сюда, но не знаю, найдёт ли он здесь работу.
– Нин, – глядя подруге в глаза, твёрдо сказала Алёна, – я тебе буду часто-часто писать. Ты мне прав-да очень нужна.
– Спасибо, Алёнка, – улыбнулась Нина и крепко пожала своей маленькой ручкой её ладонь. – Если сможешь скопить денег на билет, приезжай к нам, только напиши, когда тебя встретить. Ладно?
– Я постараюсь, – Алёна кивнула головой. – Не обещаю, но очень постараюсь.
* * * * * * *
Стоя на эскалаторе, Алёна видела, как Нина, улыбаясь, машет ей рукой, и махала шапочкой ей в ответ.
Вечером в квартире Грабовских зазвонил телефон. Алёна неохотно сняла трубку: судя по времени, поговорить хотели именно с ней.
– Алька, привет! – послышался в трубке далёкий голос Лены. – С праздником тебя!
– И тебя туда же, – утаскивая аппарат в свою комнату, пожелала Алёна.
– Ну, рассказывай, коза моя, как съездила, как там Нина? Наверное, масса впечатлений?
– Как Нина? – переспросила Алёна, проигнорировав вопрос о впечатлениях. – Живёт так, потихонеч-ку. На работу устроилась, в Британскую Королевскую Библиотеку, детей пока не завела.
– Счастливая, – с лёгкой завистью протянула Лена.
– Счастливая, – согласилась Алёна. – Но, честно говоря, трудно ей очень, Лен.
– С жиру бесится, – сердито буркнула Симонова. – Что тут трудного, я не понимаю? В библиотеке и делать-то особо нечего, так, книжку выдал и сиди, чаи гоняй. Детей нет, муж, небось деньги домой приносит – где трудности, Аль? Попробовала бы она пожить, как я живу…
– Лен, – сглотнув и взяв для храбрости в руки белого мохнатого медвежонка в красном комбинезончи-ке, перебила её Алёна, – а как, собственно говоря, ты живёшь? Понимаешь, я не хочу сказать, что тебе очень просто, но… прости, мне кажется, что ты отчасти… Лялечка, отчасти сама виновата в том, что тебе плохо.
– Я? – удивилась Лена. – В том, что родила эту вонючку, что ли?
– Насколько я понимаю, если бы полтора года назад не родилась Катерина, ты бы не смогла выйти замуж так рано. Ленок, ну ведь это на самом деле так, верно?
– Наверное, да.
– Значит, так и должно было быть. Ведь ты же сама хотела побыстрее замуж. А Нина с детства гре-зила Англией и хотела там жить, и, как видишь, получила то, о чём так мечтала. И она совсем не ви-новата в том, что столкнулась с целой кучей проблем – ведь ей они просто в голову не приходили. Ведь она, по сути, в этой стране никому, кроме своего мужа, особенно не нужна. Тяжело, верно ведь?
– У меня тоже нет никаких подруг, кроме тебя. Только тебя редко когда выловишь – ты вечно занята.
– Лен, прости, но что тебе мешает тоже чем-нибудь заниматься? Понимаешь, ты сидишь и горюешь: ох, я несчастная, как мне плохо, никому я не нужна, все вокруг паразиты… Но ведь тебе не нужно бу-дет всю свою жизнь сидеть дома! Ленок, почему ты гоняешь бабушку? Ведь она хочет тебе помочь…
– Ага, помочь! Избалует Катьку вконец, сладу с ней не будет. Вон Сережка вышел, и она опять орёт!
– Не знаю, Лен, но мне кажется, что всё–таки что-то можно придумать, а ты, прости, не очень-то этого хочешь. Вот ничего и не меняется, а тебе всё хуже и хуже. Извини, что я снова о Нине, но она верит в то, что выход всегда есть, всё будет хорошо и старается как-то вылезти из ямы, в которой сидит.
– Аль, а ты сама-то что в этом понимаешь? – неожиданно перебила её Лена.
– Я? – переспросила Алёна. – Понимаешь, мне много раз было трудно… очень трудно. Особенно, когда мы расстались с Мишкой – помнишь, на чётвёртом курсе? Как я месяц соплями исходила, всё не могла поверить, что это правда. И ведь об этом знали только двое моих друзей. А потом мне Алка, подружка моя институтская, сказала: "Или будешь жить дальше, или сдохнешь, как собака. Выбирай". И я выбрала первое. И выкарабкалась. Лена, пойми, нельзя сидеть на одном месте, думая, как всё фигово, Нинка права, надо ползти наверх, сжимая зубы, и верить, верить, что придёт наше время и всё будет хорошо! Хочешь, давай подумаем вместе – авось что-нибудь да и сообразим для тебя.
– Посмотрим. Серёжа пришёл, пойду готовить ужин. Звони, – и Лена отключилась.
Опустив трубку на аппарат, Алёна долго сидела под зелёной наряженной ёлкой, касаясь ще-кой колючей мохнатой лапы, поглаживая пальцами медвежонка и смотрела в зеркало на мерцающую ёлочную гирлянду. А когда родители наконец-то легли спать, Алёна сняла трубку и нетерпеливо крутя пальчиками диск, набрала номер своего любимого человека.