Страсть к неодушевлённым предметом.
Не заметили ли вы как отвратительна порой бывает сексуальность ****ей? Как мерзопакосны все их обезьяньи ужимки, как плохо они умеют скрывать свою пресыщенность и заёбанность, с другой стороны нераскрывшиеся цветы так чудесны…вспомните хотяп эту сказку о спящей красавице и смелом пионере, представте:
Огромный пузырь середины семидесятых, пионерский лагерь, последний день – вот и промелькнуло короткое совковское лето. Пионеры с кургузыми родительскими чемоданами ждут львовских автобусов на убытие…Официально лагерь закрыт и флаг опущен…Меж пионерами один, первотрядник с крупными, утром, перед линейкой, выдавленными прыщами на щеках. Чёрные редкие усики неприлично пробиваются над крупной красной губой бывшего председателя совета первого отряда.
А где то рядом совсем другое существо – уборщица, нестарая и аппетитная в синем коротком халате не затягивающимся на груди из за величины её…о как велики её груди. Коричневый от загара и морщин треугольник под подбородком – это всё, что видно со стороны, но за то там, за стальным поношенном лифчиком открывается целая страна ослепительной белизны и круглости. Первое прикосновение – просто мякоть, но зато прижми покрепче и под ладонью запоёт стальная упругость… Но она как бы спящая советская красавица, начисто лишённая какой либо сексуальности, просто впавшая мавзолейную спячку…Она уже не помнит, что когда то её трахали несколько раз, кажется муж после свадьбы, но потом он пропал, толи утонул по пьяни, то ли сел за пронос лимонов с бензозавода.
Пионер подходит к ней и говорит: Матвеевна, вас там в подвале директор ищет. Пётр Иванович? – спрашивает спящая красавица. Пётр Иванович – подтверждает пионер. Они спускаются по скрипучей винтовой лестнице вниз, где была устроен музей подпольной пионерской организации партизанок – амазонок на Красной Пресне. Уборщица подслеповата, постукивая впереди себя шваброй она доверчиво идёт вниз где в полумраке блестят металлические инструменты для пыток предателей…Пионер идёт сзади и мысленно пытаясь отделить её ягодицы от спины. Это возбуждает его и он чувствует как его член, запутавшийся в дебрях тёплых отцовских кальсон рвётся наружу как цветочек весенним утром…
Они подходят к столу на котором аккуратно стоит графин и разложены новенькие пыточные инструменты. Глаза уборщицы, привыкшие к полумраку различают портрет на стене. Это герой гражданской войны Блюхер на белоснежном коне убивает гадюку Тухаческого трезубой посейдоновской вилкой за подлое отползание к окопу. Над головой Блюхера буревестником реет один из усатых голубей мира…
Где же директор то? Пётр Иванович? – задумчиво спрашивает уборщица.
Щас будет директор – отвечает пионер и наклоняет её могучий торс на стол – вот теперь понятно где спина, а где ягодицы. Пионер мастерски сдирает до последней нежности застиранные трусы уборщицы и острое наслаждение разливается по его телу – это образ просветлённого князя Шакьямуни проносится через него, но он видит только самого себя в детстве – перед ним огромный пляжный мяч, который так и выскальзывает из его рук, а как хочется обнять этот мяч и сжать его в руках и скакать с ним и проткнуть потом остриём своего тела…Гром и молнии содрагают пыточную, статуи падают с пьедесталов - обессиленный пионер вырывает себя из глыбы в синем халате… на него наваливается бездна отвращения…его тошнит…он бросается к лестнице, ещё секунда стремительного полёта и он Орфеем вдыхает чистый осенний воздух надземного мира, а там в глубине уже понявшая, что произошло уборщица таращится вокруг себя: А где же директор то? Пётр Иванович?