Душа старится быстрее бренной плоти, и, одряхлев, начинает разлагаться, расщепляя доселе, казалось бы, нерушимый сплав мяса и костей, разделяя его на маленькие беспомощные, хворающие частички. Впитав тлетворный воздух извне, воздух предостережений и запретов, псевдоморали и чужих убеждений, душа начинает стареть еще в глубоком детстве. Она проходит те же стадии развития, что и тело, но гораздо быстрее. Поначалу она стареет совсем незаметно, зимой, в сезон умирания Вселенной, а потом процесс набирает обороты и несется быстрее локомотива. Душа стареет беспощадно, все сильнее сжимаясь в своей хрупкой скорлупке из белков и углеводов, и сворачивается в маленький неприметный комочек в дремучей глубине нас самих. Одержимые и ведомые инстинктами предков, мы фокусируемся на развитии внешнего экстерьера, прыгаем, бегаем, строим и подсиживаем, и сладострастно изучаем в спертом воздухе покрытых замшелостью каморок плоды наших трудов. Так надо, говорим мы себе, и оставляем душу на десерт, когда, достигнув начертанного, сможем уделить ей внимание сполна. Пока однажды, в толпе таких же охотников за миражами, не обращаем взгляд внутрь и, ужаснувшись, не замечаем где-то там, на дне топкого болотца, маленькую сморщенную улитку, нашу собственную душу. Она - словно морской бриз, можно дышать полной грудью, но нельзя унести с собой в плотно закупоренной баночке "на потом". Она отдает себя нашими мечтами, устремлениями и надеждами, которые мы ошибочно принимаем за безрассудные порывы юности, и, истлев, тихо замирает в глубине. Тронутая процессом разложения, душа источает ядовитый газ, который, вплетаясь в наши помыслы и устремления, отравляет радость свершений и упоение победами. И, обездушенным, нам хочется замереть и, подобно собственной душе, утихнуть сморщенной улиткой в бетонной клетке ...