Сижу за столом, что-то печатаю. Какая-то очередная маркетинговая дребедень. Так… «За последние четыре месяца нашим предприятием было выпущено…» А сколько мы успели за эти четыре месяца, пока его жена лечит сына в деревне. У малыша оттек легких. Я до сих пор думаю, что это наказание за наш грех. Сначала сын, теперь он сам. Какой-то нарыв, мешающий смотреть вправо. А он так любит подглядывать за мной в машине. «Несмотря на то, что рынок GSM-услуг за последний год…» Этот год. Как я старалась не смотреть в твою сторону. Сколько бесполезных усилий, сколько ненужных страданий. Сплошное натянутое безразличие. Официальные прощания и вежливые воскресные звонки домой. «Алло, ты не знаешь, где ключ от второго склада?» Ты найдешь его в первом ящике в красной коробке, а если поднимешь ее, то увидишь свою фотографию. Да, да, я знаю, воровать нехорошо, точно также как и лгать. Ложь. Она близнец моей любви. Один сплошной обман. Всюду, каждый день и каждый час. Даже ночью, в постели с мужем я про себя называю его твоим именем. «Благодаря применению новейших технологий, нам удалось зарекомендовать себя …» А уж как нам удалось. Прямо в его кабинете, рядом с переговорной, где опьяневшие коллеги обнимались с нейлоновой елкой. «Что мы наделали, что мы наделали!?! Давай, давай уедем ко мне в деревню, на целую неделю. Представляешь, горы и никого. Ни газа, ни электричества». Куда, милый, куда? Мне нельзя. Я не смогу. Он ничего не знает. Я больна, давно и не безнадежно. Какой-то порок то ли левого, то ли правого желудочка. Уж, лучше бы как в кино. Она умирает от чахотки или от рака. Он, рыдая над ее бездыханным телом, клянется никогда не изменять жене и вспоминать короткие минуты счастья до конца своей жизни. «Принимая во внимание вышеизложенную ситуацию, мы намерены предпринять ряд мер по пресечению несанкционированного проникновения… » Несанкционированного, это значит запретного, незаконного, а значит наказуемого. Как, как ты меня еще накажешь? Себя я уже наказала. В тот вечер я явилась к тебе без звонка. Я летела, подметая радостным плащом апрельские лужи. Душа лепила полунамеки-полуобъяснения. Я верила, что ты поймешь, разгадаешь мою бледность, мою внезапную худобу и парение. Неужели свершилось, и я забеременела? Неужели я рожу такого же кареглазого кроху. Я знала, что я смогу обмануть мужа. Да, я ведь лечилась, ездила на курорт, ходила на массаж. И еще к какой-то бабке в прошлом году. И потом у мужа тоже темные глаза.
Тебя я увидела издалека, узнала синюю курточку. А вот ее… Ты никогда не говорил, что у тебя такая некрасивая жена. Я никогда не спрашивала, когда ты разлюбил ее. Но, увидев вас вместе, тебя, твою жену и ребенка, я поняла, что не смогу, не смогу родить тебе другого сына. И я ушла. В тот же вечер я выпила стакан водки и позвонила подружке, работающей в абортарии. «Дура-а-а, ты понимаешь, что это может быть единственная в твоей жизни беременность»? Ну и пусть, пусть. Я плохая, вот и заслужила. Но почему, почему? Ведь у меня такой хороший муж. Не пьет и не курит, как ты. Бедный мой программуля-папуля, целыми днями колдует над монитором, в надежде изобрести какую-нибудь дорогостоящую мульку, продать ее и вылечить мою бесплодную матку. Вернее, ее отсутствие. Подруга успокаивала меня, что в моем случае этот злочасный прокол мог закончиться летальным исходом. А так я должна благодарить Бога. Кого-кого? За что мне его благодарить, за что? «В результате мы рассчитываем на увеличение прибыли от продаж как минимум на 100%». Что за бессмыслица, откуда такой дешевый оптимизм. Так не бывает. Сто процентов – это бред, нелепица, глупость, сказка. Короткая, и очень-очень грустная. Заявление об уходе уже готово. Шеф подпишет. Куда он денется. И муж тоже подпишет. Делить-то ведь нечего. Ни детей, ни квартиры, ни семьи. Одна машина. Вот на ней-то я и поеду. Куда? Куда-нибудь подальше. Подальше от вашего притворного счастья.