Вы спокойны? С вами все в порядке? Сейчас вам принесут что-нибудь выпить, лекарства… О нет, вы спокойны. У вас поразительно ровный пульс, 65 ударов, как у космонавта. Все будет в порядке, по крайней мере с вами. Да вам и так все ясно, что тут еще скажешь?.. Вы, похоже, совершенно спокойны. Так и бывает часто, женщины умеют держать себя в руках. Вы – тоже. Вы мужественны, надо отдать вам должное, но все это так тяжело, я понимаю…
О да, я совершенно спокойна. Со мной все в порядке. Сейчас мне принесут что-нибудь выпить, лекарства. Впрочем, я действительно спокойна. У меня всегда был ровный пульс, как у космонавта, 65 ударов. Со мной все будет хорошо. Я совершенно спокойна, у меня – поразительная выдержка, женщины зачастую гораздо более мужественны, чем… Впрочем, мне нелегко, вы правы…
В бледно-зеленом коридоре, освещенная тусклой, бульонно-мутной лампой, женщина, отвратительное зрелище, нервы, огромное количество обугленно-черных червей, извиваясь, ползут по стене, поднимаются все выше и выше, она улыбается, у нее все OK, если, конечно, не брать в расчет эти обугленные нервы, ползущие по стенам, мучительно извиваясь в судорогах. Не всем им нужен свет, прядь нервов устало опускается на ее бледно-зеленое лицо, на бледно-зеленое выражение ее лица. Она улыбается, она свободна, пульс – 65 ударов, три минуты до старта.
Пуля в его голове – символ свободы. Будь благодарна этой маленькой белокурой шлюхе с искаженным огромным алым ртом, похожим на лужицу крови, вытекшую на белый кафель из-под его воротничка. Кроме того, потрясающая вечеринка у едва знакомой дамы была великолепна настолько, насколько великолепным было ее завершение. Белокурая шлюха с искаженным ртом удивительно ровно держит в руках оружие. Пули летят совсем незаметно и до колик в животе комичны и мужчина, то подпрыгивающий, глупо, как бойцовый петух, то резко падающий на белый кафельный пол в жалкой попытке укрыть свое тело за крошечным диванчиком, обитым белым шелком, и белобрысая мерзавка, полузакрывшая безумные глаза, держащая на прицеле его черный костюм и лицо с идиотским выражением ужаса, недостойным священного мига смерти. Она играет в морской бой и, переполненная алкоголем, удивительно твердой рукой держит оружие, аккуратно водя им, преследует мишень, крейсер, с идиотским выражением кормы. Корабли не уходят от погони, им просто некуда уйти: спасаясь от торпеды, они стремятся выйти из поля ее зрения, однако безжалостный рок тут же выбрасывает их в это поле с другой стороны. Отличный результат – пять выстрелов, четыре попадания. Неплохо для такой стервы, как ты, чья кровь холодна, как переполнившее тебя шампанское, как мои глаза, смотрящие на него по утрам.
Итак, потрясающий результат неожиданно точной стрельбы лежит за крошечным диванчиком. Лицо мишени продолжает отвращать. Из-под воротничка рубашки, купленной мною неделю назад, течет малиновая струйка крови. Я впервые вижу его кровь. Пять лет я изучала его как жука, приколотого булавкой к серой рогожке моей жизни, я видела многое, все, кроме этой неожиданно малиновой крови. Маленькая тварь хорошо целилась – две пули в бедро (о, его бедро, хватило бы у нее сил всадить в него две пули, если бы он снял штаны?), одна – в правое предплечье, еще одна – в голову. Он совершенно спокоен. Пульса нет.
В самый первый раз это было похоже на легкий сердечный спазм. Сердце сделало небольшую остановку в пути в тот самый первый момент, когда женщина еще не подумала, нет, еще только впервые коснулась того, к чему не следовало прикасаться. Всего лишь первый утренний взгляд сквозь ресницы на беспомощное и беззащитное существо рядом, на пока живое, но неподвижное тело, мертвенно-бледное, окрашенное лучами солнца из-за серых штор, и – внезапное торжество, нелепое ощущение силы: я сильнее, потому что уже вижу тебя, потому что ты веришь мне и неосторожно спишь в моей постели.
Никогда прежде я не чувствовала себя так хорошо с тех пор, как впервые мое сердце мучительно сжалось однажды утром. Еще смутное, неоформившееся, но уже сильное и жгучее желание заставило меня подумать об этом. Соблазн – вот что это было, взгляд на неподвижное, раздетое и потому беспомощное тело, и – все встало на свои места, все, что было непонятным, нужным или ненужным, беспокойство, слезы, метания и тревоги; тяжелые раздумья в совместной, и потому дикой, тишине; прикосновения и долгие взгляды; вопросы и ответы, и
снова прикосновения; дни, вечера и ночи; вновь тревоги и смешные, неосуществимые попытки быть равнодушной, и все же, стиснув зубы, равнодушие; надежды, крах надежд и вновь надежды; желание верить и еще большее желание разувериться; тоска, боль, радость – все объединилось в одно.
Сколько лет прошло с тех пор, как лекарство от душевных ран изобрели душки Борджиа? Сколько лет прошло с тех пор, как в один маленький ящичек рука бледной брюнетки с холодными, хотя и темными глазами, поставила нечто, что излечит и даст то, что может быть, совсем ей и не нужно?
Каждый жест и даже полная неподвижность с тех пор, как однажды утром... Каждый вздох, взгляд, каждая полоска смуглой кожи и даже голос, все еще полный любви (а может – уже и дружеского расположения, только-то) давали мне большой стимул. Это была простая радость победителя – видеть и слышать еще живого человека, которого любишь. Который совсем скоро перестанет мешать – своими жестами, словами и взглядами – любить его.
Только люди, которых любят, способны сделать жизнь для другого невыносимой.
И все же, она не успела. Незнакомая белокурая девица опередила ее всего лишь на одну сотую, нет, может быть на день, на неделю. Она сделала ей одолжение о котором никто не просил. Она не любила его. Она просто выбрала мишень – первого попавшегося, но уже приговоренного, как оказалось на самом деле. Всего четыре пули и смерть – долгожданная ею, и глупая – совсем рядом с ним. И это - незаслуженный подарок им обоим.
Я должен сказать вам, мадам, что мы сделали все возможное. Ваши надежды, я полагаю, оправдались. Три ранения из четырех – не очень опасны. Господь помог ему. Он будет жить. Однако есть проблема. Вы удивлены? Ранения в голову тоже не всегда смертельны. Женщина была пьяна. У нее, как сказал комиссар, не было прямого намерения убивать. Она лишь… О, безусловно, получит свой срок. Итак, о чем мы? Ах да, небольшая проблема. Ваш друг жив, но… Вы знаете, что такое амнезия? Нет, частичная. Боюсь, кое-что придется восстанавливать и вы, как любящая женщина… Он помнит свое имя, детство. Многое, но не все. Задеты важные центры… Вы можете увидеть его, он уже в порядке. Почти.
- Здравствуй, милый.
- Здравствуйте, мадам. Вы ко мне? Чем обязан? Очень приятный визит, но вы должны извинить меня, я не совсем хорошо…
Больше не будет ни прикосновений, ни взглядов, ни надежд, ни тревог. Этот мужчина больше не проснется в моей постели, беспомощно-бледным, окрашенным солнцем через серые шторы. Моя рука ни завтра, ни через день, ни через неделю не проникнет в маленький ящичек, чтобы воспользоваться лекарством от душевных ран посредством устранения души ранящего. Мне не убить его.
Брюнетка с презрительным и холодным взглядом. «Это фрукты для дамы, которая… Да, блондинка, пожизненное… Будьте любезны, сержант, передайте. От кого? Ну, скажем, от Лукреции Борджиа… И записку, ничего особенного, можете прочесть, там всего одно слово…»
Февраль, 1994.