Семейное дело

                Елена Карелина.
Семейное дело.
                Детективная повесть.

Действующие лица:

Вячеслав Георгиевич Курочкин – заведующий проблемной научно-      исследовательской лабораторией, профессор.
Николай Николаевич Карпов – профессор, ведущий научный сотрудник, любитель романсов.
Сергей Анатольевич Бабкин –  старший научный сотрудник, старательный работник.
Татьяна Павловна Зайчик –  специалист узкого направления.
Татьяна Вячеславовна Мальцева  - научный сотрудник с обязанностями секретаря.
Виталий Хвостов – перспективный молодой человек, ближайший помощник Курочкина.
Вероника Сергеевна Солнцева – недавно принятая на должность, молодая, привлекательная женщина.


Глава 1.     Николай Николаевич Карпов.
День не складывался с самого начала. Машина не завелась, и мне пришлось отправиться на автобус.
«В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались …»
Странно, буквально неделю назад я отвалил приличную сумму в мастерской техобслуживания, и вот – результат. Сволочи!
Или сделали так специально, чтобы  вернулся к ним поскорее?
Ну, уж нет! Если и поставлю машину в ремонт, то точно не у них. Надоело слушать  комментарии о двигателе, подвеске, генераторе…. Сменить бы старушку на молодушку!
«…И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.... »
У кого есть сейчас деньги на новую машину?
У меня, например, были бы.
Были бы, не будь этого дурака  - Курочкина. Вечно суется во все, влезает.  Все ему надо. Все! А по большому счету – ничего. Кроме денег. Он и в заведующие–то подался, чтобы  иметь их больше.
Правда, тут я ему благодарен: убрал-таки этого старого маразматика, нашего «дорогого Учителя». Потому что надоело всем за идею работать, во имя науки, так сказать! А больше всего  - ему, Славику. Курочкину, то есть.
«Кавалергарда век не долог
                и потому так сладок он …»
У него сын – вон, какой бугай вымахал. А у сына семья, которую кормить надо.
Сынуля еще машину просит. Да какой там просит – из горла рвет!
«…звучит труба, откинут полог…»
Я его видел недавно: агрессивное хамило. Просто отморозок… Хорошо, что у меня девчонки: с ними как-то легче.
«…и где-то слышен сабель звон…»
Автобус переполнен как всегда. Не развернуться, руку не сунуть в карман за мелочью. Вот и ладненько: кондукторша не доберется до меня. Застряла где-то в середине.
 Интересно, почему это кондукторами работают такие дебелые тетки? Как они умудряются пробираться в этой толчее из конца в конец? А как же план по обилечиванию? М – да…
Вот и приехал. Уф, все-таки, машина – не роскошь, а средство передвижения, как было давно и справедливо замечено.
- Привет, тетя Клава! – поприветствовал я вахтершу.  – Есть у нас кто-нибудь?
- Нет, вы первый!
Ну, вот! Опять опаздывают.
« Еще грохочет голос трубный, но командир уже в седле …»
Хотя, нет! Еще семь минут.
Как раз есть время, чтобы посмотреть: что они там нарыли?
Вчера Виталик оставался в лаборатории вместе с Курочкиным. Интересно, зачем?
«… не обеща-а-айте деве ю-юной… »
Подгоняемый здоровым любопытством, я довольно быстро справился с навесным замком и шагнул в душный сумрак лаборатории.
Разделся, аккуратно повесил пальто, расправил тщательно на плечиках. Прекрасно! Ему почти два года, а выглядит - как новое. Вот что значит: хорошая вещь!
Приобрел его по случаю -  на распродаже в салоне. Жена ахнула, когда я сказал ей: сколько стоит. Но потом поняла выгоду такой покупки. Носить его еще лет пять и не заглядывать.
«Скажите, девушки, подружке вашей,
 что я ночей не сплю, о ней мечтая…»
А это что?
Ба, да это опыты Бабкина.
Что там у него? Зачем это он все оставил на столе?
Может, думал прийти пораньше и убрать? Уж ему-то известно, что в нашей лаборатории ничего оставлять нельзя.
«…что всех красавиц…
…она милей и краше…»
Печальный опыт есть. Собственный и непосредственный.
Додумался оставить наглядную демонстрацию опытов перед предварительной защитой диссертации на столе. Наутро пришел, а в пробирочках-то все перемешано, этикетки сорваны – кошмар!
Ха – ха…
Тогда все думали на Славика, но сказать не посмели: очень уж он в силу вошел.
«…Очей прекра-а-асных…»
Ничего, придет и на нашу улицу праздник! Как вошел, так и выйдет.
«… огонь я обожаю…»
Вот и руководство теперь посматривает косо: лаборатория вроде работает, а результатов нет. Да еще стало известно, что закладывает ее заведующий за воротник крепко.
От кого стало известно?
Ну, это моя маленькая тайна. Должны же быть у человека тайны?
«…иного счастья я не желаю…»
О, кабинет Славика открыт!
Неужели вчера так набрался, что забыл запереть двери?
Нет, ведь лаборатория была заперта основательно, поставлена на сигнализацию.
«… безумной страстью как цепью я прикован …»
Ну и ладненько. Заодно посмотрю  бумаги в заветном кабинете. 
Я подошел к столу и наклонился над ним, пытаясь во всегдашнем беспорядке обнаружить самое ценное. В смысле информации. Рылся там себе, торопился. Старался успеть до прихода остальных сотрудников. Поэтому не сразу заметил ботинки, торчащие из-под стола. А когда заметил, наклонился и….
… увидел Славика.  Лежит, с синим лицом и пеной на губах!
У меня сразу мысль мелькнула о сердечном приступе. Но додумать я не успел. Запаниковал. А кому, скажите, хочется обнаружить своего начальника мертвым?
Хотел выйти из лаборатории, как ни в чем не бывало. Прийти  попозже, когда остальные соберутся и обнаружат его. Без меня….
Вышел было из кабинета, но остановился:
меня вахтерша видела! Непременно об этом проболтается. Как  потом отмыться?
Нет, пойду-ка я лучше к себе!
«В моем бреду одна меня томит
Каких-то острых линий бесконе-е-ечность…»
Хорошо, что позаботился и выбил в этой теснотище местечко для уединения - крошечный кабинетик с железной дверью.
Там у нас раньше стоял сейф с радиоактивными препаратами. Теперь, слава богу, их нет, а кабинетик – вот он!
«…И непрерывно колокол звонит…»
Отказать  не посмели: профессор, все-таки, и вторая кандидатура на заведование.
«…Как бой часов отзванивал бы ве-е-ечность…»
А теперь, может быть, и первая.
«…Но в океане первозданной мглы…»
Тьфу, тьфу, тьфу – чтобы не сглазить!
«…Нет голосов и нет травы зеленой,
А только кубы, ромбы да углы…»
Так и просидел там, за железной дверью, пока не стали собираться сотруднички. И вышел только тогда, когда лаборатория огласилась громким воплем Мальцевой.

Глава 2.     Рассказывает    Вероника Солнцева.
Я в тот день опаздывала. Мчалась бегом по ступенькам и молила лишь об одном: пусть мне никто не встретится! Никто. Никто. Хотя бы в первые две минуты. После того марш-броска, который я совершила сегодня утром, было невыносимо выслушивать назидание руководства.
Опять этот проклятый общественный транспорт!
Трамвай был настолько хлипкий и старый, что не выдержал натиска рвущегося к рабочим местам народа. У него сломались сразу две двери и водительница, совершенно ошалев от количества пассажиров, раннего пробуждения и прочих, не вселяющих оптимизма, факторов, не долго думая, высадила всех посередине пути и умчалась, радостно звеня, в пустом вагоне.
Делать было нечего, - я пошла до работы пешком. Чтобы влезть в следом идущий трамвай, нечего было и думать!
Конечно «пошла» – это слабо сказано. Я помчалась, понеслась, полетела, проклиная свои туфли, моду и все остальное.
Рухнуть с двенадцатисантиметрового каблука – радости мало. Как минимум, получила бы перелом. Но, к счастью, все обошлось. Я благополучно домчалась до работы и теперь мечтала незамеченной добраться до своего стола.
Мечты, мечты….
Так, здесь – никого. 
Коридорчик просматривается от самой входной двери до двери в помещение с нашими рабочими столами.
Еще немного….
Я не слишком надеялась на удачу: это в принципе было невозможно.  Зайчик бдительно отслеживает  не только мои приходы и уходы, но и количество минут, проведенных в туалете.
И чего ей от меня надо? Противная тетка!
Кроме нее за мной следят еще, как минимум, две пары глаз. Одни – поблескивающие похотью над длинными висячими усами, другие – опухшие от слез.
Ну, как женщина, я могу понять  Мальцеву: жизнь не задалась, не сложилась. Вот и следит за более благополучными соперницами.
Для таких, как она, все женщины моложе тридцати пяти – соперницы.
Ревнует она их не к чему-то конкретному, а к жизни вообще, к благополучию, достатку и всему, что только на ум взбредет. А по большому счету – к тому, что есть у других, и нет у нее. По крайне мере, по ее собственному мнению.
Я уже взялась за ручку двери, когда раздался дикий вопль. Он звучал неожиданно и громко. Кричала женщина.
Вопль становился все тоньше, приближаясь  к  ультразвуку. Достигнув невозможной высоты, крик, на мгновение, стих, потом возобновился с новой силой. Я бросилась в его направлении.
Боковое зрение ухватило потрясенную физиономию Николая Николаевича, высунувшуюся из-за его, обитой железом, двери.
В узком коридоре к стене прижался Бабкин. Я едва не налетела на него, но он любезно уступил мне дорогу. Его выпуклые зеленоватые глаза спрятались за прямыми светлыми ресницами, а усы пугливо обвисли. Свой весьма округлый животик он втянул, насколько мог, в благородном стремлении пропустить даму вперед.
Неизменно осторожный Сергей Анатольевич! Ему ли быть участником столь трагического происшествия? Однако, вдохновленный моею стремительностью, он, все же, поспешил следом.
Я вбежала в кабинет заведующего. Там, ухватившись обеими руками за стол, стояла истерично орущая Татьяна Вячеславовна. Рядом топтался Виталий, с напряженным, красным лицом. Он пытался оторвать от стола  Мальцеву, намертво вцепившуюся в крышку.
- Помогите мне, пожалуйста! – крикнул он, обращаясь ко мне.
- Что случилось? – я бросилась ему на помощь.
- Потом! – совместными усилиями мы смогли, наконец, увести Танечку из кабинета, а стакан воды, услужливо подсунутый кем-то, дал передышку нашим ушам.
- Так что случилось? – я повторила вопрос, предчувствуя недоброе.
Из кабинета заведующего, шатаясь, вышел Бабкин и без сил рухнул на стул.  Побледневший Виталий, широко раскрытыми глазами, молча смотрел на меня. Тогда я снова вошла в кабинет, опасливо озираясь.
Сначала я ничего не видела, но потом проследила за взглядом  стоящего столбом Николая Николаевича.
Из под стола виднелась поросшая рыжевато–седыми волосами рука.
Я сделала еще шаг и, преодолевая нарастающий ужас, заглянула за столешницу.
Под столом, свернувшись в клубок, в позе эмбриона, лежал Вячеслав Георгиевич Курочкин – заведующий лабораторией. Он был мертв.

Глава 3.     Рассказывает Татьяна Вячеславовна  Мальцева.
Этот день начался ничуть не лучше других, таких же, гнусных дней. Дома меня совершенно достали придирки матери.
Как всегда. Как всегда.
Это было что-то совершенно невыносимое!
А реакция мужа?
Вместо того, что бы заступиться за меня, он просто ушел, громко хлопнув дверью!
И что мне оставалось? Тоже хлопнуть дверью?
Но как я могу уйти, если она - моя мать?
Она -  старый, больной человек. Слабый, неизлечимо больной человек!  И то, чем она стала теперь, ждет всех нас, доживи мы до ее лет! Уж меня-то точно! Это уж - как всегда!
Другие могут жить до ста лет, сохраняя рассудок и здравый ум. Другие, но не я!
Тем более  что мать…
Это мой крест. Крест единственной дочери. И мне его нести до конца. До конца…
Неужели такую простую вещь  трудно понять?
Случись это с другими  - да, все поймут и поддержат..,. Но не меня!
Когда меня кто-нибудь понимал? Когда? И кто?
А это пресловутое взаимопонимание  супругов?
Раньше он хотя бы был снисходителен. Теперь же, стоит ему увидеть мои слезы – сразу взрыв недовольства. Пусть он даже ничего не говорит и  молча уходит, но я-то вижу! Я-то все понимаю!
Все, все, все!
Конечно, я совершенно измотана. Измотана и истерзана.
Жизнь мне настолько опостылела, что иногда я ненавижу  всех. Всех! И себя - в первую очередь.
Но чаще всего я только смиренно плачу.
Мне некому помочь, некому меня поддержать. Я так одинока!
Оглядываясь вокруг, я понимаю, насколько обделена судьбою.
За что?
У других есть все: семья, достаток, понимающий муж.
А что у меня? - Ничего! Только работа. Да и она уже не приносит мне былой радости.
Теперь, когда этот подлец Курочкин убрал Учителя…
Это был единственный человек, который понимал меня! Он один умел необидно пожалеть и незаметно внушить мне чувство нужности. Необходимости. Меня и моего присутствия. Всегда отмечал мои успехи. При всех, между прочим!
Тогда я жила и работала с удовольствием. Летала на крыльях.
Не то, что теперь…
Теперь, я каждое утро бегу на работу, с отвращением думая о том мгновении, когда нынешний начальник, теребя свой отвислый, синий нос и дыша перегаром  в лицо, будет выдавливать из себя громоздкие глупые фразы, имитируя работу мысли.
Боже, помоги мне!
Ничего не поделаешь – такова моя горькая доля.
Этот крест на мне пожизненно.
Сейчас глотну пару таблеток,  маленьких таблеточек красного цвета – чуда современной медицины. Они помогут мне пережить кошмар утреннего приветствия с начальником.
Остались еще на свете добрые люди, которые могут проникнуться тяжестью моего положения, посочувствовать мне. Посочувствовать, а главное – помочь. Хоть как-то попытаться  облегчить….
Надо будет не забыть позвонить вечером и поблагодарить за рецепт. Заодно попытаюсь узнать: можно ли  будет повторить?
Вчера этот вислоносый не подписал  отчеты. Торопился всех спровадить из лаборатории. Как будто никто не догадывается, что будет потом: закроется в кабинете наедине с бутылкой и с места не тронется, пока не прикончит ее.
Мерзавец, как он мог так поступить с Учителем?! Никогда не прощу ему этой подлости! Никогда!
Бог, он все видит и покарает каждого! А такие должны стоять в самом начале очереди. В начале!
Схожу в храм, свечку зажгу, чтобы не медлил….
Так, пора идти!
Безрадостная у нас какая-то лаборатория и стены выкрашены в казенный цвет. Цвет синей тоски. Другие работают в светлых офисах, полных зелени и солнца, а я…. 
Бабкин  еще жмется, как всегда, по стенке.
Что ему надо?
- Здравствуйте, Сергей Анатольевич! – улыбочку, и - слегка отвернуться.
Может,  не заметит опухшее лицо?
Тушь, наверняка, вся уже смылась….
При такой жизни разве можно нарисовать приличную физиономию? Одни расстройства…
- Здравствуйте, Татьяна Вячеславовна! – голос бодрый, даже слишком.
Что это он - по отчеству?
Или возраст хочет подчеркнуть?
Я подозрительно вгляделась в полное, добродушное лицо.
Нет! Открытый взгляд, дружелюбный.
Хороший он человек, Сержик Бабкин! Может быть….
Вот и кабинет.
Где же хозяин?
Неужели еще не пришел?
Наконец, добрая весть! Может, день окажется и не таким уж плохим?!
Положу отчеты на стол. Придет -  сразу увидит. По крайне мере, не будет орать, что не вовремя подготовила …
Черт, ручка упала! Лезь теперь под стол, пыль там собирай!
А это что?
 О, Боже! А – а – а – а – а!
 
Глава 4.     Виталий Хвостов.
Надо было бы пораньше прийти на работу и обдумать: что можно возразить в ответ на его отказ? В том, что получу отказ на свое предложение, я не сомневался. Так происходит всегда.
Сначала - мордой об стол, с размаху, с оскорблениями, а потом, через некоторое время, он сам выдаст идею.
Ту самую,  мою идею –  от своего имени. Вроде она ему только что в голову пришла, хотя в такую голову, в принципе, не может забрести ничего стоящего!
Короче, ио -  осел!
Хорошо, что я сразу раскусил его. Бог с ним, с самолюбием, главное - всегда и молча отстегивает мои кровные пятьдесят процентов. Понимает ведь, сукин сын, что без меня ему никогда столько не заработать! Мозгов-то чуть больше чем у обезьяны. Да и те заспиртованы в стадии покоя.
Впрочем, хорошо, что он пьет. Мне это  на руку. Однажды уже подмахнул, не глядя, один документик. И делиться ни с кем не пришлось!
Правда, заподозрил что-то, алкаш конченый! Все еще подозрительно поглядывает и долго думает, прежде чем что-нибудь сказать.
Одного не понимает: ни я без его подписи и положения заведующего крупной проблемной лабораторией, ни он  без моей сноровки и ума – ничего по отдельности не стоим. Но это только сейчас, сегодня.
Какие мои годы! Я еще буду и заведующим лабораторией, и директором института.
А что у него впереди?
Для карьеры он уже стар. К тому же обременен семейными проблемами. Один сын со своими выкибонами чего стоит!
Сам, сынок-то, - абсолютное ничтожество, но запросы…. Хорошо, что есть, кому их реализовывать! Папик из кожи вон лезет, только бы его не обидеть.
Кстати,  однажды, по-пьяни, Славик оговорился. Мелькнуло словечко «психушка». Кажется, он сам его испугался и замолчал. Уже намертво.
Неужели правы те, кто шепчет, что подсел сыночек на иглу?
Ну и ну!
Впрочем, удивляться не приходиться! Только  ослы, с отягощенной наследственностью, и начинают колоться. У которых - ни мозгов, ни цели в жизни….
Да, это – их проблемы.
Их-то, их, только решаются они за чужой счет. За мой, например….
Хватки научной у Курочкина не было никогда. Он только исполнял то, что придумывали другие.
До сих пор не могу понять: как ему хватило ума  сковырнуть Учителя?
Там и ума-то большого не надо. Надо было только выступить в нужный час, в нужном месте, с нужными словами. А дальше - просто скинуться в тюбик…
Но мне-то что?
Хорошо даже, что так сложилось. Иначе сидеть бы мне в младших научных сотрудниках до скончания века. Без перспективы, без денег.
Да, Вячеслав Георгиевич для меня сегодня –  золотое дно. Надо его пока холить и лелеять. До поры, до времени…
По крайне мере, пока не встал вопрос о переделе дохода…. Ему же деньги нужны, чтобы сына дозой обеспечивать!
Нужно быть поосторожнее.  Осторожнее и внимательнее…
Зря вот вчера ушел, не дождался конца. Устал очень. Обрыдло смотреть на его наливающиеся кровью глазки и слушать разговоры об обострении геморроя. А нужно было бы - ой, нужно! -  остаться до конца, отвести домой, сдать с рук на руки жене. Спокойнее бы было! Да и на сына бы посмотрел….
Что уж теперь кулаками махать?!
Нянька я ему, что – ли? Может, все  – таки,  нянька? Пока…
Надо зайти, посмотреть: в каком настроении? Вдруг сегодня сделает все как надо? Время уходит, не понимает он, что  ли? Или ему дороже самолюбие?
Конечно! Кто хочет в собственных глазах выглядеть дураком?
Кто это к нему?
А, Мальцева! Как всегда, с покорно-кислым лицом и красными глазами. Отвязная мочалка! Ей уже за пятьдесят, а она все еще хочет, чтобы ее опекали как девочку!
«Танечка, Танечка…» Лицо, как печеное яблоко. Попробуй, назови по имени отчеству, официально, – нарвешься на объяснения. По полной программе…
Так что лучше в тюбике – там сыро и прохладно!
А это что за вопли? Обычно она рыдает тихо.
Боже! Я так и знал! Надо было мне остаться здесь вчера!
Что это с ним? Кондрашка - таки хватила? Да что же она так орет?
Есть здесь кто-нибудь живой, кроме этой истерички?
Так, мелькнул Бабкин и пропал. На него надежда небольшая. Спрячется где-нибудь под стол. - Ищи его!
Ну, наконец, Вероника, а за ней – Карпов.
- Николай Николаевич, - обратился я к появившемуся в дверях профессору. – Помогите мне!
Мы   повели, все еще вопящую Мальцеву, к выходу.  На пороге сплавили ее Веронике  и вернулись обратно.
Да, сомнений не было: Курочкин  - мертв.
- Что будем делать? – Губы у Николая Николаевича дрожали, а взгляд ускользал  в сторону. Странно…
- Нужно бы вызывать милицию и, кажется, «скорую». – Мне смертельно не хотелось уходить из кабинета. Необходимо было посмотреть: не оставил ли этот старый баран следов наших с ним сделок.  – Еще, кажется, здесь ничего нельзя трогать. Так что звонить придется  из вашего кабинета!
«Иди отсюда, козел!» – мысленно приказал я  Карпову. Он послушно повернулся и направился к двери. Уже выходя,  оглянулся и спросил удивленно, с подозрением:
-     А вы, Виталий, идете со мной?
Черт, что ему надо? Или догадался о чем–то?
- Конечно, иду. – Мне ничего не оставалось, как выйти вместе с ним и сделать вид, что  отправляюсь к себе.
Как только высокая фигура профессора скрылась за поворотом, я вернулся, и бегло осмотрел стол.
Ненужные бумаги, записки, обрывки листов с записями, сделанными нетвердой рукой.…
Так, а ящики?
В верхнем – только ручки, записная книжка и календарные листки.
Книжка! Книжку нужно забрать!
Дальше, в ящиках - папки  с текущими лабораторскими делами. Ладно, книжечку просмотрю на досуге.
Ну и нагадил ты мне, Славик, на прощание!
Бросив последний взгляд на застывшее лицо своего бывшего начальника, я вышел из кабинета. Мне показалась, что за поворотом мелькнула чья-то тень. Наверное, Зайчик вынюхивает, как всегда.
Теперь нужно думать: что делать дальше? Обстоятельства сильно переменились…

Глава  5.     Сергей Анатольевич Бабкин.
Мой отец всегда говорил: «Хороший день начинается с хорошего завтрака!» Старик был прав, как всегда. Я убедился в этом на собственном опыте.
На сытый желудок все неприятности как-то легче переносятся. Особенно когда неприятности эти действительно крупные. Как тогда, когда я не ел почти сутки, –  не мог!
Все случилось перед моей защитой. Защитой диссертации. Не перед настоящей защитой, нет, а перед предварительной.
Я тогда здорово волновался. Кусок, буквально, застревал у меня в горле. Может,  и к лучшему, потому что когда я увидел, что сделал этот недоумок с моими демонстрационными материалами, я почувствовал такую тошноту, что если бы в желудке что-то было, оно оказалось бы прямо передо мной.
Так мерзко я не чувствовал себя никогда в жизни!
До сих пор не понимаю, как это меня угораздило оставить все на столе? Видно мандраж сказался!
Уходил я последний из лаборатории, думал, что первый и приду. Не вышло!
Когда пришел, здесь уже был и Карпов, и Курочкин. Почти одновременно со мной явилась Зайчик.
Они что-то громко обсуждали, а когда я вошел, сразу замолчали. И старались не смотреть на меня. Кроме этого сволочного Курочкина.
Он пялился  и гаденько ухмылялся. Вот по этой гаденькой улыбочке я и понял: все пропало. Работа последних трех лет – коту под хвост!
Что было потом, даже вспоминать не хочется….
Правда, надо отдать должное Учителю. Он приказал всем включиться, и за неделю, что я провел в больнице с первым в моей жизни гипертоническим кризом, все результаты были восстановлены.
Как это он умудрился сделать –  до сих пор не понятно. Важно то, что защита, все же, состоялась. И предварительная, и основная.  Я за это, по гроб жизни, буду благодарен ему.
Но что я мог сделать,  когда его смещали?
Выступить? И через день оказаться на улице?
И куда мне идти? Что я умею делать? Кому я нужен?
Нет, я правильно  тогда поступил: просто взял больничный и переждал, пока скандал  утихнет.
Но я ждал, я всегда надеялся, я знал, что эта сволочь когда-нибудь поплатится. За все. За свои пакости, за Учителя, за мой несостоявшийся удар….
Правда, расплата оказалась слишком радикальной.
Вчера, когда Танечка обнаружила его, она подняла такой шум и устроила такую истерику, что я подивился заложенным в ней талантам.
Уж, ей  ли так переживать?
Она Вячеслава Георгиевича на дух не выносила. А гляди ты: такое представление закатила! «Скорая» понадобилась ей, а уж никак не покойнику.
Все были вчера в раздрызге. Обсуждали весь день тему: как вредно много пить. А уж что началось вечером, когда приехал мент и объявил, что Славик наш был отравлен!
Да как – клофелином!
Стал выяснять: кто знал о том, что он останется  и будет пить водку из бутылки, в которую добавили клофелин?
Кто знал? Да все знали!
Он ведь почти каждый вечер так пил. Причем предпочитал одиночество. Допредпочитался, осел! Теперь вот затаскают по ментовкам. Никакого покоя не будет!
А ведь если разобраться, многие хотели, чтобы он ушел. Он многих достал, многих. Почти всех!
Кока, профессор наш номер два, спал и видел себя на его месте. Только смелости не хватило в свое время сподличать, как Курочкин. Однако претензий своих не оставил. Был слушок, что ходит он по начальству и потихонечку в уши ему дует: мол, спивается, Курочкин, мол, работы стоят, мол, пора бы его – того!
А Витасик – правая рука и левое полушарие заведующего!? Это надо еще разобраться: что они там так часто обсуждали за закрытыми дверями? Что их связывало?
Причем настолько тесно, что Курочкин, хамоватый, в сущности, мужик, обращался с Виталием почти по-человечески. Даже шутил иногда. Сам же над своими шуточками и смеялся…  И вид у него был такой при этом, что только они вдвоем  могут оценить весь юмор. Куда там остальным - быдлу рабочему.
В нашей лаборатории все на виду. Рабочие столы стоят в одной комнате, в другой – столы для опытов. Одни на всех, так что если кто что делает, об этом сразу узнают другие. Только вот заведующий, да Карпов пользовались привилегиями: каждый по кабинету имел.
Или им было что скрывать?
А Мальцева? После ухода прежнего заведующего она месяц не просыхала. От слез. Иногда с такой ненавистью смотрела на Курочкина, что страшно становилось.
Поговаривали, что питал Учитель к ней слабость, только мне не верится: какой мужик в здравом уме и твердой памяти мог связаться с этой вечно ноющей бабой? Жена у него – приличная женщина, дети.…
Если уж о женщинах зашла речь… Он скорее на Веронику бы запал. Достал бы ее. Воспользовался бы своим положением. Здесь у него не было комплексов….
Тем более, Вероника - красотка! Ноги - от ушей растут! А фигура! Куда там  Мерилин! Она тоже ничего, но Вероника.… Всем взяла! Кстати, не дура, что странно! Такое сочетание у женщин –  большая редкость. Большая, чем даже розовые слоны.
Так и съел бы ее! Лакомый кусочек! Особенно, когда этак, невзначай, мелькнет кружево чулка или приоткроется воротничок, а там….
М – м – м!
Так бы и разложил ее прямо на столе.
А что? Я – мужик! Мне это не чуждо!
Кстати, до сих пор красавица наша остается для всех темной лошадкой. Пришла с улицы, безо всякой протекции. Устроилась на работу, благо случилась на тот момент вакансия, и работает себе. Ничуть не хуже других.
А откуда она взялась, кто у нее муж – неизвестно.
Ведет себя так, что даже вездесущая Зайчик не смогла ничего про нее пронюхать. Рискнула прямо спросить, так та ее  отшила….
С тех пор стала Вероника смертельным зайчиковым врагом.
Правда, бедняжке все равно бы не миновать этой участи. Достаточно посмотреть на нее и на Зайчик, стоящих рядом. Понятно, ни одна женщина такого   не простит.
Однако быть зайчиковым врагом опасно. Просто смертельно опасно. Съест, проглотит и не подавится! Такой гадюки по фамилии Зайчик еще поискать!
Надо же, как иногда бывает: змея, а Зайчик!
Так что Веронику точно никак нельзя исключать из числа подозреваемых. До прояснения обстоятельств…. Как и Зайчик. Особенно если припомнить их, с Курочкиным, былые отношения.
Кто знает, что там у них было на самом деле?
Хорошо, что не я его нашел! Не хватало мне еще этих проблем!
Пойду-ка, лучше, займусь раками. Вчера, в интернете, раскопал такой рецепт супа из раков – пальчики оближешь!
Надо попробовать!

Глава 6.     Татьяна Павловна Зайчик.
Наконец он пришел, мой час! Я долго его ждала, но терпение всегда вознаграждается! «Радуйтесь, греки, Зевсу дары приносящие…».
Да мне, а не тебе, балбес!
Смотри, как оживился. Месяц я с ним не разговаривала, а сегодня забылась  –  настроение уж больно хорошее. Он и решил, что все уже позади.
Да, ладно, пусть тоже порадуется: муж все-таки!
Все равно будет так, как я захочу. И сделает он все так, как я скажу. Не смотря  на то, что выше меня в полтора раза.
- Танечек, зачем тебе этот великан? Ты с ним не справишься. Отдай его лучше мне!
Фиг тебе, дура, хоть и сестра ты мне родная! Ничего не получишь! Довольствуйся вон своим алкашом.
А мой - даже пить не решается. Пробовал было, да я ему такую жизнь устроила, так его с грязью смешала, что он теперь – шелковый. Несмотря на то, что в нем почти два метра росту, а во мне всего – метр пятьдесят два.
Дело ведь не в росте, а в уме и силе, которая не в мышцах, а в душе.
Против меня еще никто не выстоял. Не получится сразу сломить – дождусь своего часа и возьму тепленьким. Так всегда было.
А как иначе? Как иначе выжить в этом мире великанов?
Да оно и к лучшему: никто не ждет от меня ничего подобного. Все покупаются на мою внешность, доброжелательность... 
Ведь не уродка, а куколка, как говорил папа….
Ах, папа! Единственный достойный внимания мужчина в этом подлунном мире! Он всему научил меня. Объяснил, что лучше – худой мир, чем добрая ссора.
Я всю жизнь так и поступаю. Первая - никогда в драку не лезу.
А как же?
Сначала и надо по-хорошему, по взаимному согласию. А уж если не получиться, тогда, – пожалуйста! Можно и в окопы! Мне это – в удовольствие. Мне это – в кайф.
Я ведь это удовольствие давно поняла, еще в детстве, когда моя любимая сестричка била меня носком своей туфли по ноге.
Ведь знала, что больно, а била!
От такой боли футболисты вон по земле катаются. А она ударит  и ждет моей реакции... Тогда-то я и поняла: надо что-то делать.
С той поры много воды утекло. Теперь она только по большой необходимости решается потревожить меня. По очень большой.
Потому что я знаю способ и не один: как сделать ей больно. Да так, что та боль, которую она мне в детстве причиняла – цветочки по сравнению с той, которую я могу причинить ей сейчас….
На работе тоже настали хорошие времена. Старый Заведующий меня недолюбливал.
Интересно: за что?
Ему-то я уж точно ничего плохого не сделала. Однако он всегда держал меня на коротком поводке. Не было у него, видно, любящего папы, чтобы объяснить про мир и войну.
Вот и додержался.
Я тогда вовремя подсказала этому вонючему алкашу: что надо сделать?
Он - сделал. И полетел «дорогой Учитель» на заслуженный отдых.
«Спасибо» мне сказать должен, а то лежал бы сейчас в морге вместо этого придурка.
А все же интересно: кто это его так не полюбил? 
Конечно, Николаша. Он спит и видит себя на месте Курочкина. Теперь дорога свободна. Он - своего не упустит.
Надо будет об этом хорошенько подумать...
Пожалуй, с ним будет трудновато: очень уж хитер. Начнет все отрицать…. И поймать его  – не поймаешь. Умен мужик! Однако наверняка где-то и у него есть уязвимое место.
У всех оно есть.
Нужно только найти его. Найти….
Вот у покойника, царство ему небесное, таких мест было несколько. Водочка, это, понятно, это - на поверхности. Но  то, что никто кроме меня не заметил – сожаление об упущенных возможностях - мое открытие.
Ноу-хау от Зайчик. 
Сожаление  не о тех возможностях, что нужны там для карьеры или семьи, а о других, чисто мужских.
Славик, бедолага, никогда не пользовался успехом у женщин. Он догадывался, наверное, об этом и особенно никогда не налегал на подобные развлечения.
Впрочем, может, и не догадывался, просто лень было.
Хотя, было дело, и за мной приволокнулся однажды.
Тогда даже его женушка прискакала – разбираться. Я ей  прямо заявила: «Даже если бы Славик был единственным мужчиной на свете, то я, все равно бы, не согласилась лечь с ним в постель!». Она прониклась  моими чувствами и совершенно успокоилась.
А потом я сделала гениальный ход! Без ложной скромности.
Когда Курочкин стал заведующим, он постарался как можно скорее забыть: кому он обязан своим продвижением? Я тогда не стала настаивать, хотя, чего уж скрывать, жутко хотелось ткнуть его носом:
кем бы ты сейчас был без меня?
Но я сдержалась. Мне не впервой! В таких случаях лезть напролом бесполезно. Тем более, если случай клинический, как со Славиком.
Я просто однажды устроила ему вечер воспоминаний.
Пришлось немного приврать, не без этого. И о собственном отношении, и  о событиях, которых не было.
Он клюнул с лету.
Ведь этому мужлану всегда казалось, что он не реализовался как Казанова. А тут - такие воспоминания….
С тех  пор с Курочкиным проблем не было.
Теперь вот все делай заново!
Чует мое сердце, с Николашей это будет совсем непросто! Вот только если это не он.…
Но почему - нет?
Очень самолюбив, самоуверен. Вспомнить только его барственную манеру общения! Чувствуешь себя червяком, лакеем, быдлом.
Это он зря так со мной. Зря!
Еще посмотрим, кто из нас – червяк!
Нет, так дело не пойдет!
Николашу убрать не сложно. Сложнее с Витасиком. Он молодой, перспективный, лезет, куда его не просят. А ну, начнется сокращение: кто первый вылетит? Конечно не он и не эта проститутка Вероника...
Да, проститутка!
Женщина с такой внешностью не может быть порядочной. У них у всех морали нет. Это давно известно!
Потаскушка, потаскушка, потаскушка!
Потаскушка и выскочка!
Вот ими я  займусь в первую очередь….

Глава 7.       Виталий Хвостов.
Ну и кашу заварил на прощание наш незабвенный профессор! Ушел, так сказать, хлопнув дверью! Мало того, что после себя оставил  почти полностью разваленное дело, так еще и записи вел, придурок, о наших с ним делах!
Чего ему не сиделось на попе ровно?
Хорошо, что у меня хватило смекалки прихватить с собой этот блокнотик. Теперь уже его никто не найдет…. А если не найдет, то и не подкопается. Все уже чики-пуки….
Хотя, чего там греха таить: если бы Славик не записывал, что нужно, он бы был не в курсах, что твориться вокруг него. А так – откроет, прочтет, вспомнит….
Скоро бы ему пришлось на первой странице записать свою фамилию, имя и отчество. Совсем плох стал в последнее время…. 
А все же жаль…. Человек, все же, хоть и лох…. 
Я все это   следователю выложил. Он на меня так пристально смотрел, словно знал что-то.
Только меня не проведешь! Я-то уверен, что у него ничего на меня нет….
А, может, это у них приемы такие, психологические? Давление, так сказать.
Напрасно он  так. Я не шизофреник, чтобы самому на себя стучалово гнать.
Вот с Бабкиным этот приемчик  запросто пройдет! Он от страха не только в штаны наложит, но и о грешках молодости своей мамочки доложит. О чем знает и о чем даже не догадывается.
Такая он гнида! Особенно, если припугнуть…
С Мальцевой, с той совершенно обратного кино добиться можно подобным обращением, хотя…. Постой, постой….
Интересно, а что делала вчера наша  «бабочка» Танечка вечером в лаборатории? 
Она осталась там допоздна, сидела с какими-то бумагами.
Потом я ушел…. Только не совсем….
Стоял на лестнице, что над запасным выходом, поднявшись на один пролет, и курил. Думу думал. Размышлялово  над очередным дельцем.
Честно говоря, я не над самим дельцем думал, а над тем, как Курочкина из него убрать….
Наметился там у меня один планчик, нарисовался. Симпатичный и простенький, как дважды два.
Вот и стоял я, думал: сколько капусты состричь смогу?
Потом решил,  что коль уж засветил дело, то пусть будет, как будет. Просто на будущее надо иметь в виду, что иногда можно   профессора прокатить.
Так и хочется взять этот слово в кавычки. Потому как от профессора, настоящего профессора, без дураков: интеллигентного, умного, утонченного, у нашего - ничего не было.
Как был сапогом, так сапогом и остался….
Я буду другим. Совсем другим!
Ну, да ладно, это – дело будущее…
Так вот стою я, значит, курю…. Смотрю: возвращается  Мальцева, в платочек сморкается, глаза утирает. Такая меня разобрала досада!
Ну, что еще этой старой курице надо?
Ноет и ноет…. Как ее только муж выдерживает? 
Подошла к двери, заливается….
Теперь о делах можно забыть. Прилипнет к Курочкину намертво. Еще и настроение ему испортит своими бесконечными жалобами….
А может, поднимет?
В сравнении с ней любой чувствует себя вытянувшим счастливый билетик….
Только не я! Достала она меня!
Плюнул я тогда на это дело и пошел вверх по лестнице.  Встречаться лишний раз с этой скунсихой не хотелось. Предпочел спуститься на лифте.
Там, в лифте, встретил знакомую девочку, библиотекаршу нашу. Она давно уже глазками стрелялово в мою сторону.
Вышли мы, значит, из лифта…. Слово за слово…. Приостановились в холле, у окна. Смотрю, а Мальцева вахтерше ключи сдает и в книге ухода расписывается.
Мне это странным показалось.
Неужели, думаю,  Курочкин уже прикончил свои законные, «фронтовые»?  Что-то быстро….
Только думать мне об этом долго не пришлось: интересная баланда с девочкой намечалась….  Позже мы  с ней  в кафе якорь бросили, а потом загуделово на всю ночь….
Слава мужскому либидо! Теперь хоть алиби есть.
У меня-то есть, а у Мальцевой? 
Надо будет слить информацию следователю…. Слишком уж испытующе он на меня смотрел. Пусть теперь получит подтверждение моей абсолютной лояльности.  Все проблем меньше будет…

Глава  8.       Вероника Солнцева.
Неожиданно вернулся из командировки Алексей.
Накануне он звонил и не обмолвился ни словом о своем скором приезде. Меня это не слишком удивило: он мог не знать, что его дела решаться так быстро. Потому я  не задавала никаких не нужных вопросов.
Тем не менее, его возвращение немного отодвинуло мои рабочие проблемы. Да что там скрывать, задвинуло  очень далеко.
Сидя напротив мужа на кухне и глядя, как он ест, неторопливо и вкусно, я думала о том, как мне все же повезло. Алексей – настоящий мужчина. Во всем.
Мои знакомые удивляются, что он, такой молодой, а уже полковник и только я знаю, какой ценой ему достались эти досрочные звания. У  него на спине есть несколько неглубоких ямок, затянутых тонкой гладкой кожей – следы от пуль, а на висках серебрятся седые волосы. 
Если учесть, что ему всего тридцать четыре…
Он служит в одной известной государственной структуре, выполняющей особо сложные задания. Вот и все.
Так уж у нас в семье повелось:  я не знаю почти ничего о его службе.
Сразу после нашей свадьбы, когда я попыталась расспросить его об этом, движимая глупым представлением о том, что нужно знать все о любимом человеке, чтобы разделять  с ним его проблемы, Алексей сказал просто:
- Пойми, дорогая -  это наши, мужские дела. Я не хочу, чтобы ты в «это» вмешивалась. Так будет безопаснее для всех: и для тебя, и для меня. Понимаешь? Главное - будь всегда дома, береги его для нас. Вот что мне нужно: теплый тихий дом, где можно  отдохнуть душой и телом.

Так и повелось с тех пор.
Он никогда больше не говорил о работе. Я тоже предпочитала не возвращаться  к тому разговору. Пусть будет так, как он хочет. Если  Алексей предпочитает разделить работу и личную жизнь – что ж, он имеет на это право.
С тех пор, как бы долго он не отсутствовал, я всегда старалась, чтобы  его всегда ждала  вкусная еда, чтобы в доме было чисто и уютно.
Мне вообще кажется, что все имеют право на счастье. А основная обязанность любящих людей – создать максимум комфорта своим присутствием для любимого человека.
Банально, но жизненно….
Конечно, я никогда не чувствовала в себе наклонностей домоседки, поэтому постаралась найти себе работу. Казалось, что в тихой уютной лаборатории, с интересной текущей проблематикой и маленьким коллективом, мне будет хорошо.
Как я ошибалась!
Их старинные связи двадцатилетней давности, где каждому давно и навсегда отведено свое место, давно исчерпали себя. Тем не менее, каждого новенького они встречают в штыки. Видят в нем потенциальную опасность для своих стоячих, как болото, отношений.
Так случилось и со мной.
Каждый из моих коллег, как будто, неплохой человек. Однако позитивные качества проявляются только в отрыве от службы. Там же, в лаборатории, действуют законы джунглей!
Чего стоят хотя бы эти постоянные подглядывания и подслушивания, копание в чужих бумагах, порча материалов, как у Бабкина….
Кошмар!
- У тебя что–то случилось? На работе? – вывел меня из задумчивости голос Алексея.
- Случилось! Курочкина убили! – выпалила я.
Алексей помолчал, встал из–за стола, глубоко затянулся и выпустил густую струю голубого дыма.
- Убили, говоришь? – наконец сказал он. В  нем как – то сразу произошла перемена. Он внутренне подтянулся, движения  стали сдержанными, а взгляд, утратив мягкость, обрел остроту.
- Да! Все в панике... – Я коротко рассказала мужу о вчерашних событиях.
- Я попытаюсь узнать что–нибудь об этом по своим каналам, – пообещал он.  – Ты пойдешь сегодня на работу?
- Извини, – виновато улыбнулась я.  - Надо пойти!
- Тогда не задерживайся там. Во второй половине дня я буду свободен. Хотелось бы побыть вдвоем.
- Хорошо, дорогой, я быстро.

В лаборатории  я застала всех  в комнате, где проводились опыты. В кабинетике Карпова заперся пожилой оперативник. Он опрашивал свидетелей.
- Это в связи с новыми обстоятельствами, – тихо прошептал Бабкин.
- Какими? – я тоже невольно понизила голос.
- Выяснилось же про клофелин!  Убийство – это не шутка. Мы теперь все под подозрением!
- Под подозрением тот, кто оставался в лаборатории с Вячеславом Георгиевичем последним! – Вставила Татьяна Павловна и многозначительно посмотрела на Виталия.
- Последним уходил не я! - откликнулся он. - Татьяна Вячеславовна, это ведь вы закрывали лабораторию!?
Мальцева, сидевшая в углу со смиренно – скорбным видом, изредка проводя по глазам платочком, на мгновение застыла. Потом  вскочила, с неожиданной резвостью, подбежала к столу, стоявшему в центре комнаты, и грохнула по нему кулачком:
- Какая наглость! Как вы смеете? – Она задохнулась в праведном гневе.
- Что именно?
- Вы! Вы смеете подозревать меня…. Меня?!
- Конечно, смею!  Потому что убийство – это действительно не шутка! И мне совсем не улыбается стать главным повешенным! Даже если этого  кто-то очень хочет. Да, милейшая Татьяна Павловна?
- А что, у вас был мотив? – сладким голосом поинтересовалась та.
- Когда я уходил,  - продолжал, не обращая на нее внимания, Виталий. - Курочкин был еще жив. Вернее, я уходил не на совсем, еще собирался вернуться….
- Странно все это. Уходил, но не на совсем?! – Подозрительной ехидности Зайчик не было предела.
Удивительно все же: как такая фамилия могла достаться такому человеку!
- Ничего странного! – Виталий решил биться до конца. – Уходил перекусить и кое–что обдумать. У Курочкина, когда он выпьет, открывалось словонедержание. А мне хотелось подумать в тишине.
- О чем же это?
Бульдожья хватка милашки Зайчик мне порядком  надоела. Поэтому я решила вступиться за коллегу:
- Что было потом?
- Потом я, конечно, вернулся. Минут через сорок.  Из коридора  увидел, как Татьяна Вячеславовна запирает дверь и ставит ее на сигнализацию. Решил, что заведующий уже ушел, потому повернулся и отправился домой. Я же не знал, что он умрет! – Виталий поворачивался ко всем поочередно и вопросительно заглядывал в лица.
- Конечно, не знал! – опять поддержала его я. – Никто из нас не знал.
То, что Виталий не захотел лишний раз попадаться на глаза Мальцевой, меня лично не удивило! Может быть, он забыл дежурную жилетку дома?
А вот почему Мальцева так возбуждена?
Ведь выяснить этот факт, не составит никакого труда. Достаточно будет только заглянуть в журнал на вахте….
- Что–то вы подозрительно единодушны! –  заметила Зайчик. - Интересно, когда это вы успели сговориться. Или объединиться? – Ее голос просто сочился ядом. -  И что пытаетесь так тщательно скрыть?
- Нам ничего скрывать! – парировала я. – А вот почему вы так старательно ищете виновного? Или подозрение от кого отводите? Уж, не от себя ли?
- Вы ведь запросто могли пришить старика! – поддержал меня Виталий. – Кажется, вас связывали давние и, по его словам, отнюдь не платонические отношения?! А вдруг взыграли былые чувства? Или  попытались отомстить, что он тогда вас бросил?
- Никто меня не бросал! – Татьяна Павловна задыхалась. Ее кукольное личико сплошь покрылось алыми пятнами, горло перехватило. – Не бросал! Вы сами, сами…. Не на ту напали! – она выбежала из комнаты.
Окинув всех присутствующих презрительным взглядом, за ней удалилась и Мальцева.
- Да, нажили вы себе  врагов! – Сокрушался Бабкин. – Теперь покоя не жди!
Мы обменялись с Виталием понимающими взглядами: пожалуй, он прав!
Что же будет дальше?
 
Глава  9.       Рассказывает Сергей Анатольевич Бабкин.
Вот это  был удар ниже пояса!
Я смотрел на то, что осталось от нашего  жизнерадостного профессора Карпова, и чувствовал, что еще немного и – намочу штаны.
Или меня догонит тот несостоявшийся удар….
До того момента, когда он, совершенно раздавленный, вышел из собственного кабинета, где теперь работал следователь, я думал, что все случившееся – какая-то игра случая, чья-то недобрая шутка.
Уж  я привык к таким шуточкам! Я научился относиться к ним философски….
Думаю, что научился!
Многие любили потешиться надо мной: над моей неуклюжестью, над моим аппетитом…. Ну и где они теперь? Расплачиваются за свои поганые шутки….
Я  всегда оказывался немного умнее их. Умнее! И это – правда!
Даже будучи униженным объектом их дерьмового юмора. Жизнь  показала. Жизнь все разложила по полочкам.
Где они и где я?
То-то!
Николай Николаевич был не просто расстроен после той беседы
(или допроса?) 
Он был совершенно  потерян и жалок.
Его умоляющий, просительный взгляд так не походил на тот высокомерно-снисходительный, к которому все привыкли, что в этот момент я понял:
дело пахнет жареным.
Причем не просто пахнет, а смердит.
Пора, самое время, мотать отсюда.
Я едва сдержался, чтобы не рвануть  с места. И рванул бы, но ноги просто приросли к полу. Меня словно окатило ледяной волной, от которой мышцы занемели и отказались  повиноваться.
Такое уже бывало. Когда мне грозила не выдуманная, а реальная опасность….
Это ощущение появилось впервые еще в детстве. Тогда пацаны пытались завоевывать себе дешевый авторитет опасными выходками. Авторитет, в общем, был мне не нужен. Я никогда не гнался за пустыми эффектами. Меня вполне устраивало положение спокойного существования на вторых ролях.
Но мальчишки ведь этого не понимают!
Вот и пришлось мне пару раз поучаствовать в их мероприятиях….
Тогда я  познакомился с этим чувством. И тогда же понял, раз и навсегда:
только дураки  суются вперед. 
Хочешь спокойной жизни - притулись к кому-нибудь и нишкни! Молчи, сопи себе носом, и – молчи! А все, что нужно – преподнесется тебе на тарелочке с каемочкой. Голубой или золотой – по желанию….
Только нужно не ошибиться, нужно понять: где настоящий авторитет, а где – липовый? Это – принципиально!
Вон Карпов! Всегда был таким непотопляемым, надежным, уверенным в себе.
А что с ним стало?
Подумаешь, следователь «посмел» подозревать его! Смотри, какой чистенький!
А кто под Вячеслава Георгиевича вечно копал? Ямы рыл, как неутомимый крот?  Подсиживал, кляузничал, скандалил?
А теперь – не моги его ни в чем подозревать! Белым и пушистым хочет остаться!
Не надо было, дорогой профессор, так откровенно, не скрываясь, рваться на теплое место зава. Теперь расхлебывай, вот, объясняй, что  не хватило бы у него духу на смертоубийство. Это ведь для нас все очевидно, а для властей…
Ишь, как суетиться вокруг него Вероника! С чего бы это такая забота?
Ничего с ним не случиться! Карпов – тертый калач! Прошел хорошую школу закалки у Учителя! Оправится!
Или у него и в самом деле рыльце в пушку?
Ну-ну!
Тогда каким боком сюда пристегнуть Мальцеву? Что она делала здесь в день убийства?
А если они вдвоем…?
Нет, от этого дела надо держаться подальше…. Пора сматываться, рвать когти, смываться, бежать….
Не буду изобретать велосипед: один раз это сработало, сработает и сейчас!
Стараясь удержать на лице соответствующее выражение, я прошел в кабинет Карпова.
- Разрешите мне уйти, я плохо себя чувствую….
- Что с Вами? – поинтересовался следователь.  Он внимательно и,  как мне показалось, сочувственно, разглядывал меня.
- У меня, кажется, поднялось давление…
- Да, выглядите Вы не лучшим образом.
- Так я могу идти?
- Идите! Домашний адрес Ваш у меня есть. И телефон.  Вы ведь будете дома? – неожиданно спросил следователь.
- Конечно! – поспешил уверить его я. – Зайду только к врачу ненадолго, выпишу больничный, и – домой!
- Всего хорошего, - попрощался со мной представитель закона и принялся  что-то   писать в небольшом блокноте.
Домой, домой, в уютную, знакомую тишину  и…
гори все убийства на свете синим пламенем!

Глава  10.       Татьяна Павловна Зайчик.
На следующий день, прямо с утра, я начала действовать.
Секретарша у директора была моей приятельницей. Я давно уже ее обхаживала: авось пригодиться! Теперь вот пригодилась.
Пока она там на кнопочки нажимала, своими наманикюренными пальцами, похожими на сосиски с розовыми клювами, я старалась обрести кондицию.
Со вчерашнего дня меня такой праведный гнев душил, что я ни о чем больше думать не могла.
Объединились, сволочи!  Они еще не знают, с кем связались!
Придется подсуетиться, кое–что предпринять, чтобы впредь неповадно было!
Это, конечно, идет в разрез с моими планами, но я всегда умела подстраивать ситуацию под себя!  Тем более что стратегическая задача не изменилась.
Вчерашний наезд следователя на Карпова мне очень даже на руку. Чем сильнее обломают Николая Николаевича, тем мне будет проще….
Дебелая дура! Не может там поскорее!
Надо было обрезать ей эти когти вместе с пальцами….
Наконец то!
Войду, а как же! Причем с улыбочкой на лице и тревогой в глазах.
Улыбочку благодарственную – ей, а тревогу – Ему.
Директор восседал за огромным столом. Именно восседал, переполненный чувством  собственной значимости.
Я постаралась без эмоций, сжато, довести до его сведения все, происходящее в нашей лаборатории.
Он молча выслушал, а потом спросил:
- Я уже в курсе этих событий. Вы что-то хотели предложить?
Честно говоря, я слегка растерялась от подобной непонятливости. Это ведь все-таки директор института, руководитель, который должен все схватывать на лету!
«Но ведь он – мужчина!» – напомнила я себе. Все сразу стало на свои места.
Я успокоилась и повторила все еще раз, следя за тем, чтобы акценты были расставлены правильно.
Ну что? Теперь-то ты понял?
Странно, почему он все время отводит глаза, не смотрит на меня?
Что там такого интересного в его простой шариковой ручке, которую он крутит между пальцами?
- Хорошо, я понял! Обязательно разберусь во всем! В ближайшее же время!
После этих слов мне оставалось только уйти.
Он так ни разу и не посмотрел на меня. Только на прощание кивнул, не поднимая глаз.
Ну и ну! Вот так руководство у нас!
Нечего теперь удивляться, что такие мерзавцы, как Витасик и его шлюшка живут здесь припеваючи! А таким как я – простым труженикам – приходится молча терпеть несправедливость….
Так, теперь посмотрим, каковы будут результаты моих действий. А пока….
Пока нужно присмотреть за коллегами. Как бы чего не натворили без меня!
Что тут у нас? 
Все на местах? Все спокойно?
Эта убогая все слезы льет?
Ладно, ладно! Вся такая бедненькая, несчастненькая: пожалейте, кому не лень!
За дуру меня держит? Считает, я ее не раскусила?
Хнычет, хнычет, а сама….  Вцепится намертво своими ручонками, похожими на птичьи лапки и - ни  за что не отпустит!
Она могла невесть что себе напридумывать. Напридумывала, поверила и…
(Прости, дорогой, так получилось!)
Ну что там еще за задержка у следователя?
О чем это она?
При Учителе бы никогда такого не случилось?
Ого – го! Еще бы не то случилось при этом старом маразматике!
Мы  все здесь готовы были друг друга убить!
Интересно, откуда, она думает, идут эти наши «производственные» отношения?
Конечно оттуда, со времен «великого Учителя».
Он великолепно жонглировал принципом: разделяй и властвуй. Тем более, сам был не прочь поиграть в самодурство.
Тебя, например, Танечек, почему к себе так приблизил?
Может, сексом хотел заняться?
Дудки! Это как же нужно  себя не уважать, чтобы лечь с тобою в одну постель!? Тем более  что ты бы ее тут же превратила в остров среди моря слез. Тут же   начала бы канючить для себя благ, разных послаблений...
Нет! Он был не дурак, наш Учитель! Однако ж не посчитался с твоей репутацией и навек прилепил клеймо своей любовницы.
Это ведь так льстило тебе! Помнишь? Поднимало в собственных глазах!
И потом, ты, вроде бы, и обет супружеский не нарушала, и лишнего чувства вины не испытывала…
А вот для Славика, царство ему небесное, вся эта ситуация была как красная тряпка. Особенно, если прибавить сюда  его сокрушения  по поводу собственной нереализованности в роли героя – любовника. Он из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед Учителем и доказать, что не верблюд.
«Может, дескать, Мальцева для Вас и слабость, потому как она, на самом деле, пустое место, но без меня Вам, все же, никак не обойтись…».
Какого черта они так надолго засели в кабинете?
Слава всевышнему, наконец, перестала канючить!
- Я сейчас зайду в кабинет, как только из него выйдет Николай Николаевич! – Я  постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно более внушительно.
- Они, кажется, сами вызывают….
- Ничего, не прогонят!
Что, испугалась?
Глазенки так и забегали.
Не бойся, пока ты мне нужна!
- Я пойду вперед, а ты, Танюша, подумай: что тебе  сказать? Ведь им все равно станет известно, кто  закрывал лабораторию и, стало быть, последним видел заведующего. Еще живого, разумеется.
- Но я не видела его! Я вернулась, потому что решила, что лучше не оставлять бумаги на завтра. Я просто хотела подписать отчет!
- Где же он был?
- Да не было же его! – в досаде она даже перестала хлюпать носом. – Никого нигде не было. Вещей тоже ничьих не было! Я  еще в шкаф заглянула, где пальто висят. Мне показалось тогда, что Вячеслав Георгиевич  забыл запереть дверь. Я и в кабинет его заглянула: его там не было видно….
- Да как же ты могла его увидеть, если он под столом в это время валялся! – мысленно вскричала я. – Теперь вот сама и доказывай, что не убивала….
Ничего, выкрутится!
Любому ослу ясно, что такая дуреха просто не может совершить ничего подобного. Просто духу не хватит! Или мозгов….
Наконец – то!
Ну, что же, ребятки, пришел мой час! Грядет великая битва! Не на живот, конечно….
Выиграет тот, кто мыслит на шаг вперед. И из нас троих – это точно не вы, голуби…

 Глава  11.       Вероника Солнцева.
Денек выдался что надо!
Я едва доковыляла до дома и  без сил рухнула на диван.
Именно доковыляла!
Эти туфли, когда–нибудь, доконают меня! Что случилось со славными итальянскими сапожниками? Их изделия не выдерживают ни какой критики.
А, может, дело не в них? Просто меня элегантно надули в магазине, выдав эту пару за фирменную?
Вполне возможно, по нашим–то временам!
Внешне эти туфельки совершенно не отличаются от настоящих, итальянских, но уже через пару – тройку часов в них подошвы начинают гореть огнем. Такое впечатление, что ступаешь по раскаленным углям….
- Нет, все–же, хорошо, что я надела эти туфли именно сегодня! -  Через полчаса, после того, как я скинула  колодки, я уже была полна оптимизма.  –  Если бы на мне была более удобная обувь, неизвестно еще, как бы я реагировала на сегодняшние события!? А так, боль была  адская,  забирала все эмоциональные силы и на внешние раздражители их уже совсем не оставалось.
А  раздражителей, было предостаточно!
Вскоре, после моего появления, Зайчик понесла полную околесицу.
Она, конечно, все продумала, прикинула, что ей выгодно, и решила воспользоваться ситуацией.
Может быть, ее бесило, что первым приближенным Вячеслава Георгиевича был Виталий?
Конечно, пережить их «тайные» дела - было выше ее сил. К слову сказать, такие «тайные», что только ленивый о них не догадывался!
Только она сама всегда претендовала на  роль серого кардинала, а тут – конкурент! 
Но как бы там ни было, Зайчик  обвинила сегодня Виталия во всех тяжких грехах, совершенно не думая, что многое в ее версии случившегося совершенно не стыкуется.
Тут меня еще угораздила вступиться за парнишку!
 Уж больно у него вид был ошеломленный, а у Зайчика  - торжествующий. Наверное, второго я и не вынесла! 
Ведь, что за женщина! Вместо того чтобы поддержать коллегу в  тяжелый момент, она плетет интриги!
Разъяренная моим заступничеством, Татьяна Павловна унеслась, прямо – таки, на метле, выкрикивая  угрозы.
Будь на мне другие туфли, я, быть может, смогла бы оценить ситуацию, а так – была занята своими горящими огнем ногами и плохо соображала.
Немного отвлек меня Николай Николаевич.
Он зашел  к нам после допроса -  совершенно убитый. Странно было видеть такого большого, вальяжного мужчину, профессора, абсолютно растерянного.
Я, конечно, приступила к нему с расспросами.
Он долго молчал, потом закрыл лицо руками и сказал потерянно:
«Я – главный подозреваемый! Что теперь будет? Что мне теперь делать?»
Бабкин тихонько стоял и глазел на беднягу, явно не собираясь ничего предпринимать.
Мне казалось, что в таких случаях, мужчины должны играть первую скрипку. Проявлять  эту свою легендарную мужскую солидарность.
Однако, только не  наш Сержик!
Он был до смерти рад, что оказался в этой истории в стороне! Кажется, такая жизненная позиция ему наиболее близка. Теперь он, тем более, не собирался вступаться за  Николая Николаевича, чтобы никак не обнаружить собственного отношения к происходящему.
Он вообще стал слегка всех нас  сторониться. Даже на меня уже смотрел без прежнего восторга и тоски. А потом как-то тихо, незаметно испарился….
Поэтому мне самой пришлось утешать расстроенного Карпова: принести водички, одолжить платочек, погладить по плечу…. 
Жалкое это зрелище, все же  - павший духом мужчина, скажу я вам!
Через некоторое время явилась излучающая торжество Зайчик и слегка недоумевающая Мальцева. Татьяна Вячеславовна  опасливо косилась на подружку, но, кажется, решила полностью вверить ей свою судьбу.
Я отмечала это  совершенно автоматически, борясь  под столом с проклятыми туфлями: то снимала их, то обувала. Надеялась, что боль слегка поутихнет!
Виталий сидел за своим столом и все о чем-то напряженно думал….
Это оказалось заразным. 
В оставшееся время я тоже старательно прикидывала:
кто же это мог быть?
Кому потребовалась такая от скорая кончина заведующего?
Думала я долго, вертела ситуацию и так, и этак…. Наконец, пришла к малоутешительному выводу:
это – не я! Знаю точно! За остальных поручиться не могу.
Вроде, Виталию смерть Курочкина была не выгодна. Хотя…
Финансовые дела – это такая скользкая вещь!
Навряд ли у них там были задействованы крупные суммы….
А если были?
Насколько сумма должна быть крупной, чтобы из-за нее можно было убить человека?
Нет, нет….
С Курочкиным можно было договориться. Да и  мало вероятности, что он был связан с чем-то опасным. В том числе и с крупными суммами.
Трусоват был незабвенный Вячеслав Георгиевич. Трусоват, оттого и осторожен.
Нет, вряд ли убийца – Виталий!
(Тогда - кто?)
Да любой из старых сотрудников!
В их отношениях можно найти и страстную любовь, и ненависть, и зависть… Сюда бы не следователя, а романиста. Цены бы не сложил для подобной информации!
Здесь такое переплетение судеб, желаний, страстей…. Такие сплетения жизней, что возможны были любые исходы, вплоть до убийства….
Дойдя до этого места, я остановилась.
Дальнейшие размышления просто заведут меня в тупик, потому как основаны будут не на фактах, а на слухах, моих собственных наблюдениях и интуитивных озарениях. 
В общем, денек был – еще тот!
Но самое главное, меня не отпускает появившееся откуда-то ощущение опасности. Окружающая атмосфера сгустилась и застыла в тревожном ожидании. Все замерли.
Что будет дальше?

Глава  12.       Татьяна Вячеславовна Мальцева.
Господи, господи, господи!
За что мне такое?
Мало мне жизнь всяких пакостей строила?
Теперь вот опять….
Что теперь будет?
К кому бежать?
Что делать?
Нет, сейчас все слишком серьезно, чтобы можно было пустить все на самотек.
Думай, милая, думай!
Учитель всегда говорил, что есть у меня ресурсы. Скрытые, тайные, но большие….
Голова совсем пустая. Ничего в нее, бедную, не приходит!
Так, глотнем пару красненьких.
Вот! Кажется, отпустило.
Теперь снова подумать, сначала.
Хорошо, что есть такой человек, как Зайчик!
Только  она меня не оставила, не бросила! Большой души женщина!
Иначе, зачем ей было сегодня предупреждать меня о наступающих неприятностях? Предлагать выход?
Другая бы на ее месте промолчала, да еще бы попыталась посильнее пнуть, подножку подставить, а она….
Все отвернулись, все, а Танечка – вот спасти меня пытается….
Опять я влипла, опять!
Ну, почему все так у меня складывается, почему? За что?
Тихо, тихо…. Где тут мои красненькие?
Уф, вот так. Так-то лучше будет…
Все вспоминается тот вечер. Тогда меня такая тоска взяла, так домой не хотелось идти, что просто - плачь!
А что дома?
Команды матери: пойди туда, принеси то…. Почему не так смотришь? Не так говоришь….
Черт, черт, черт!
Еще парочку. Еще….
О, как хорошо!
Так вот, ей совершенно не объяснишь, что я уже не малышка! Мне уже за золотую середину перевалило! Да!
Я – состоявшийся человек, кандидат наук! У меня работа, наконец, есть незаконченная, чтобы сломя голову нестись домой!
Я хотела вернуться, взять незавершенную статью, поработать над нею.  Ее Курочкин уже четвертый раз заворачивал, не ставил свою подпись, как руководитель.
Вот! Пожалуйста, опять!
Распространяется, как зараза это отношение. Как будто я девочка какая, несмышленая….
Да я за свою жизнь уже столько этих статеек накропала…
Учитель всегда полагался на меня. Я все его последние работы правила и подводила к общему стандарту…. А тут….
Никаких конкретных замечаний, все общие фразы. Странные и глупые, вроде: «некорректно начато предложение…». Вот свинство-то!
Да что он может понимать в корректности, в тактичности, этот Курочкин?
Да что он может…? Мог…
Мама, мамочка, что мне делать?
Как мне выпутаться из этого дерьма?
Клянусь, не заходила я в этот проклятый кабинет! Не заходила!
Да, дошла до двери, постояла, заглянула в шкаф с пальто, - не было их там,  и - повернула назад….
Мои спасительные красненькие таблетулечки!
Не многовато ли?
Да нет, в самый раз!
Это меня Господь уберег.
Спасибо тебе, Господи, спасибо! Надо пойти свечку зажечь: не дал погибнуть!
Перекреститься…. Еще разок, на всякий случай!
 Все, последние. Только две.
Хорошо так, спокойно и славно.
Ну, видела меня баба Клава, видела.
Так она же видела, что я очень быстро вернулась. Почти сразу….
А если нет?
Если не видела?
Это ведь у других все может быть гладко и понятно, только не у меня….
Да, нет! Чепуха! Все она видела, и все расскажет, как надо!
Как я  шла в лабораторию, эта старая дрянь видела, а когда пошла обратно – наверняка нет!
Уверена, что поклянется в том, что не видела, как я шла к выходу!
Что делать? Что делать?
А книга?
Скажет, что отвернулась и не заметила – кто в ней расписался….
Да нет!
Должно же хоть один раз в жизни повезти. Должно хотя бы однажды все быть как у людей?! 
Только вот придется сказать…. Неловко как-то…. А если….
Не буду думать об этом «если»! Положусь на Зайчик! Она обещала….
Она меня не бросит, не бросит!
А если….
Нет, мне повезет! Обязательно, в этот раз повезет!
Давно надо было объединиться с кем-то.
Так проще и спокойнее.
Спокойнее.
Как сейчас.
Все отлично! Надо только поспать….
Нет, спать нельзя! Сначала нужно  позвонить Татьяне Павловне, сказать, что согласна. Тогда она меня не бросит. Точно,  не бросит….
Сейчас посплю, а завтра встану и сразу – поговорю….
Боже, когда в последний раз я так хотела спать? И когда мне кровать казалась такой уютной, а подушка – такой мягкой?
 Это чудесно! Это замечательно….
Я счастлива… наконец….

Глава  13.      Сергей Анатольевич Бабкин.
Как же хорошо дома!
Сидишь в тишине, прохладе, спокойствии. В холодильнике остывает пиво,  на плите, в кастрюльке, булькает жаркое по-милански, мое любимое, с грибами.
Жена, померив мне давление и заботливо покудахтав, ушла на работу. Я наслаждаюсь тишиной и покоем….
Убийства, страсти - мордасти и прочие неприятности остались, за стальной дверью квартиры. Здесь же все так, как я хочу, как я сам устроил.
Приют спокойствия и тишины.
Пришлось приложить немало усилий и вложить порядочно средств в ремонт, который я затеял.
Все делал сам. Абсолютно все. И не только из соображений экономии.
Во-первых, я сделал  так, как мне  хотелось. Без траты нервов на объяснения и споры с так называемыми «специалистами», которые могут разговаривать только после принятия стаканчика  на грудь перед работой.
Потом понятно, какая это будет работа….
Халтура сплошная.
Чего-чего, но халтуры я не терплю. За это и ценил меня Учитель. За это и держал все время возле себя.
За это и еще за мою неконфликтность.
Умею обходиться малым, чего уж там скрывать! Покой дороже!
Не рвусь в лидеры, не стремлюсь занять место повыше, попрестижнее.
Потому и имею репутацию ценного работника, не то, что некоторые…
Главное – сидеть тихо.
При этом,  конечно, нужно уметь не упустить свой шанс, свою выгоду. Не лезть на рожон, а наблюдать, анализировать, выжидать….
Как только сцепятся те, кто покруче или считают себя такими, как только полетят во все стороны перья, так надо тихонько встать, подойти и взять то, что должно принадлежать тебе и только тебе по праву.
Ведь если здраво рассудить и подумать: кто теперь станет во главе лаборатории?
Кока Карпов, конечно! Но это – только на первый взгляд! Сломался Кока. После сегодняшнего визита к следователю – сломался.
Теперь он уже не только не сможет руководить лабораторией, он теперь не сможет даже шагу самостоятельно сделать. Его везде Зайчик за ручку водить будет!
Зайчик….
Вот перед кем надо снять шляпу!
Баба, а такое делать может с мужиками!
Причем не использует всяких там чисто женских штучек, не пользуется своими женскими преимуществами….
Да и нет у нее их!
То ли дело Вероника….
Эх, вот это – женщина!
Когда идет она мимо меня и грудь  у нее  упруго так подрагивает, я чувствую себя пацаном, который может кончить прямо в штаны. Рука сама тянется к ширинке.
Я готов ползти за ней на брюхе до тех пор, пока она не разрешит мне….
Так, пора завязывать с такими мыслями. Отсюда и до беды не далеко….
Лучше  сейчас подумать о Зайчик…
Зайчик, зайчик, побегайчик….
Что же она все-таки придумала?
Уверен, эта старая пройдохистая кляча использует ситуацию на все сто…. Она попытается избавиться от всех, кто мешает ей жить.
От Виталика, например и от …
(Вероники… )
Эх, Вероника, Вероника….
Если бы ты пришла ко мне и за небольшую, просто крошечную для тебя плату попросила бы помощи….
Я, может быть, и не устоял бы….
За такое я  пошел бы на многое…
Да что от нее, убудет, что ли? Разве я хуже других?
(А, может, права Зайчик, когда утверждает, что наша «честная» Вероника – шлюшка?)
Тогда тем более, ей ничего не стоит утолить мои печали.
Чем я хуже других?
Уверен, что - не хуже… Может быть, даже и лучше. Потому что хочу ее больше всего на свете.
Так я давно ничего не хотел.
Только в детстве, помню, испытал однажды подобной силы желание. Когда молил отца взять меня с собою на рыбалку….
Рыбалка казалась мне тогда таинственным ритуалом, который приобщит меня, зеленого пацана, к миру мужчин.
После нее, я полагал, что буду больше, взрослее,  мужественнее, а главное – я стану настоящим, крутым парнем.
Так мне тогда казалось.
Наконец, когда отец поддался на мои мольбы, когда было сломлено сопротивление матери, и я провел всю ночь в компании друзей отца, на берегу реки,  я испытал легкое разочарование.
Все оказалось гораздо проще и прозаичнее, чем  думалось или чем следовало из рассказов завзятых рыбаков.
Мужики пили литрами пиво, постепенно распаляясь, все громче смеялись и говорили туманными полунамеками, которые были совсем не интересны восьмилетнему пацану. Рыба тоже не шла….
Может, и тут так же будет?
Уступи мне Вероника – и все окажется буднично и скучно.
Лучше уж просто мечтать о ее тонкой коже, ее запахе, ее  ласке….
Все, все… Зайчик!
Старуха Мальцева тоже у нее в кармане. Таскается за нею с видом побитой собаки и с собачьей же преданностью в глазах.
Интересно, на какой крючок подцепила ее Зайчик?
Пожалуй, теперь моя очередь. Пришел мой черед…. Тьфу, тьфу, тьфу….
Впрочем, у меня с нею отношения прекрасные! Здесь я смог подстелить себе соломки, подстраховаться.
Кому она изливала свою душу?
С кем делилась недовольством  от отношения Учителя к ней?
Кто ее поддерживал, сочувствовал? - Я, конечно!
Не должна она забыть моего хорошего отношения. Особенно в плохие времена, когда  Ученые советы разных  институтов, один за другим, заворачивали ее диссертацию.
Учитель тогда даже пальцем не пошевелил….
А Зайчик, стиснув зубы, все слала и слала работу в разные города.
Пять лет билась в одиночку, пока не нашла поддержку! Да не где-то в заштатном городке, в провинциальном институтишке, а в самом Московском Университете!
Вот тогда я начал понимать всю мощь ее характера.
Начал понимать и принимать меры, чтобы в один прекрасный день, не дай Бог, не обратилась эта мощь против меня….
Сейчас, пожалуй, смысла нет лезть на рожон. В любом случае меня это сильно не должно коснуться.
Во-первых, я не убивал этого кретина. Да и мотива-то у меня нет…. Не считая, конечно, этой старой истории с испорченной демонстрацией.
Откровенно говоря, как только вспомню об этом….
До сих пор ярость душит.
Настоящая, полноценная ярость.
Вот гад!
Хотел мне не только диссертацию завалить, всю жизнь хотел мне испортить!
И почему? Что я ему такого сделал?
Ничего!
Просто из подлости характера, из зависти!
Убивать таких надо! Поставить к стенке и – одной автоматной очередью всех….
Нечего душою кривить: рад я смерти Курочкина! Пусть поздно, но его постигло заслуженное наказание. Жаль только, что не у меня духу хватило сделать это!
Не у меня, а у кого?
Честно говоря, ни у кого из моих уважаемых коллег духу бы на такое не хватило.
Ни у кого….
Только, может быть, у Зайчик…
А что?
Вполне реальный вариант!
Достал он ее-таки чем-то! Достал, и - поплатился!
М-да….
Тогда тем более не стоит с нею связываться….
Черт, телефон!
- Алло! Да, я, Татьяна Павловна! Ничего, потихоньку. Голова побаливает, а так…. Завтра? Прибыть на работу? Зачем?  Потом узнаю? Ну, может быть…. Хорошо, хорошо! Буду, как скажете….
Вот, помяни черта, он тут как тут!
И что ей от меня понадобилось?
Похоже, дела у нее идут неплохо. Голос бодрый, командный.
Ладно, я не собираюсь устраивать переворот…. Сказала прийти – приду! Мне не трудно!
Не ссориться же с ней….

Глава   14.       Николай Николаевич Карпов.
Нет, это только подумать – каков пакостник!
Как он посмел? Что он вообще о себе думает? Решил, что  ему с рук сойдет?! Подумать только: назвал меня кандидатом номер один в убийцы!
Чем больше я об этом думаю, тем в большую ярость прихожу!
Вот сволочь! Оглоушил меня так, что я не сразу в себя пришел….
А что если….
Редко, что ли, бывало так, что невиновного человека под статью подводили?! Даже под расстрельную?!
Сам читал недавно, как где-то в глубинке маньяк объявился. Убивал, убивал, а ментам – план. Им премии лишаться не хотелось,  они и взяли мужичка, совсем постороннего. Он чем-то им там не приглянулся….
Может, и я следователю не приглянулся?
Ну, чего он ко мне привязался? Ему что, других подозреваемых мало?
Вон Бабкин! Тихий такой, спокойный, а как смотрел на Курочкина своими рыбьими, светлыми глазами! Такая ненависть в них плескалась….
Или Татьяна Вячеславовна! Во что ее жизнь превратила? Мамаша – садистка, муж – нашел себе бабу. Та ему ребенка родила….
От Таньки только почему не уходит?
Комплексует, наверное, считает, что она без него пропадет! А напрасно! Жил бы себе семьей, тихо, спокойно, без истерик….
М-да, чужая душа  - потемки.
Только по мне,  я бы и недели не выдержал той жизни, что ему Мальцева с матушкой устроили….
«Нет, ничего не измени-и-лось….
В природе бедной и просто-о-ой»
Тем более у нее, в последнее время, точнее, после ухода на заслуженный отдых «дорогого Учителя», стал я подмечать, что-то не совсем нормальное в поведении. Во взглядах, которыми она одаривает коллег….
Перестала скрывать истинные чувства?
Странно это!
«…Все только дивно озари-и-илось…»
Мы все всегда были лютыми друзьями, чего уж скрывать!
Кстати, с легкой подачи нашего незабвенного Учителя. Он любил нас стравливать, а потом забавлялся, глядя, как мы огрызаемся друг на друга.
«Невырази-и-имой красотой…»
Но мы всегда играли по правилам.
И одно из этих правил, которое никто никогда не нарушал, было - соблюдение внешних приличий.
Доброжелательность и вежливость снаружи, а  внутри – ураган ненависти. И чем сильнее этот ураган, тем тщательнее он скрывался.
Так было всегда. Все знали об этих неписаных правилах и никогда их не нарушали.
А вот Мальцева – нарушила. Она перестала   скрывать.
Может быть, ненависти стало столько, что она просто перехлестнула через край, затопила, перекрыла кислород?
Если это – так, то  до беды недалеко….
«Знай, друг мой гордый, друг мой не-е-ежный…»
И вообще, отравление – женское преступление. Во всех книгах про это пишут. Хотя…. Приведись мне убрать Курочкина радикально, я, пожалуй бы, тоже выбрал  себе  этот способ.
А что?  Не грязный, тихий такой,  без крови…
О чем это я?
Я же не выбрал! Я справился бы с ним  по-другому….
«С тобою, лишь с тобой одной,
Рыжеволо-о-осой, белосне-е-ежной…»
Слишком все легко случилось для нашего уважаемого заведующего!
Поломал он мне весь праздник!
Его нужно было сместить с должности со скандалом, отправить пинками под зад куда - нибудь…
А там сдох бы под забором и без посторонней помощи.
«Рыжеволосой, белоснежной,
Я стал на миг сами-и-им собой…»
На пенсию-то ему рановато, значит, надо было подвести под статью….
Я уже нащупал путь и даже начал двигаться по нему потихоньку, когда случилось это….
«Ты улыбнулась, дорога-а-ая
 И ты не поняла сама-а…»
Однако же не расскажешь  все следователю?
Хотя, если конечно, станет совсем худо, придется рассказать. Надеюсь, до этого «худа» дело не дойдет….
«…Как ты сия-я-ешь, дорога-а-ая …»
 Может, права Зайчик?
Меня просто «на пушку» берут, в надежде, что либо сам расколюсь, либо преступник бдительность потеряет….
В одном она права: паниковать нельзя.
А как не запаниковать?
Мне бы ее железные нервы, хладнокровие…. Я бы так не смог!
Замочить человека и сидеть, как ни в чем не бывало….
Стоп, а если это  и вправду - она? 
А если я ей тоже дорогу перешел?
Что ей стоит сделать такое же и со мной?
Тьфу, тьфу, тьфу….
Куда это меня опять занесло?
Я к Татьяне Павловне относился всегда снисходительно и даже жалел ее….
И сейчас жалею….
«…Вокруг тебя сгустилась мгла …»
Если убийство – ее рук дело, тогда загремит она на полную катушку. Некому даже ей будет сухарей принести. И муж, и сестра ее только рады будут избавиться от этого своего наказания в виде Зайчик.
«…Сгусти-илась мгла…»
Она, конечно, стерва – не отнимешь. Однако для нее всегда на первом месте стояло собственное благополучие. Она никогда не полезет на рожон, если  ей не выгодно. А ссориться со мной сегодня ей совсем не выгодно.
Понятно, почему? Я ведь уже почти заведующий….
Да, дело только в пустых формальностях. Они решатся уже через несколько дней.
«…Нет, ничего не измени-и-илось…»
Не может место оставаться пустым. Да еще такое место….
«…В природе бедной и просто-о-ой….»
А зачем лицемерить?
Уже послезавтра никто о Славике и не вспомнит. Жизнь продолжится, заест текучка….
«…все только дивно озари-и-илось …»
Если поддержать конфронтацию, что устроила Зайчик, то работать станет невозможно. Надо найти какой-то компромисс….
«…м-м-м озарилось…»
Например, она хочет до дрожи в коленях  убрать Виталия и Веронику.
Понятно, почему!
Но нужно ли это  мне?
«…Не-вы-рази-мой кра-со-той…»
Нет, мудр и опытен был Учитель. Есть и сегодня у него чему поучиться!
Ведь зачем он держал при себе Татьяну Павловну?
Во-первых, как лошадку рабочую, во–вторых, как пса цепного. Этакую личную карманную стервочку завел, чтобы, когда нужно, было кого напустить-выпустить….
Держал ее на коротком поводке, пальцем не пошевелил, чтобы помочь при защите диссертации.
Хлябнул  мордой об асфальт: знай, мол, свое место! Без меня, мол, ты – никто и звать тебя никак. Потому сделать ничего не можешь….
Правда, по-моему, перегнул-таки палку.
В конце Танька просто озверела и не уйди так вовремя Учитель, кто знает, что бы было…. 
«О, друг мой горький друг мой нежный…»
А мне зачем изобретать велосипед?
Пусть все идет по накатанной. Я учту опыт Учителя, и буду использовать Зайчик по назначению….
Все равно без этого – не обойтись!
Все равно нужен тот, кто будет решать за меня  неприятные проблемы. Вот пусть Зайчик и решает.
«…друг мой не-е-ежный…»
Тогда придется кем-то пожертвовать. Только кем?
«…Рыжеволосый, белоснежный…»
Виталий мне еще пригодится. По крайне мере пока. Пока я сам не начну делать дела.
«…все только дивно озарилось …»
Вообще-то мне посредники ни к чему. Слишком хлопотно и… накладно.
«…Вокруг тебя сгустилась мгла…»
Так что придется пожертвовать Вероникой. Как говорится, прости, дорогая!
Жаль, представительная особа, но… ничего не поделаешь. Так будет лучше.
Для всех.
«Знай, друг мой гордый, друг мой не-е-ежный…»

Глава  15.       Виталий Хвостов.
Так, так, так!
Что мы имеем?
Делу - капец! Эта троллиха, старая сука, может наговорить чего угодно.
Чего?
Например, что я для Славика крутил темные делишки, а Вероника была моей любовницей.
Гм-м-м….
Пожалуй, похариться с нею я бы  не отказался! Только вот она никак на меня не реагирует.
Как только  начинаю подавать ей знаки, взгляд у нее становится совершенно отсутствующим. Будто есть  у нее в глазах две шторки, которые  закрываются в тот самый момент, когда я пытаюсь разглядеть  хотя бы намек на благосклонность.
Увы, увы! Нельзя иметь все сразу!
Ничего, скоро у меня будет столько денег, что любая красотка станет доступной. В любое время суток.
Только надо что–то придумать с новым заведующим.
Кто, кто, кто? Николай Николаевич?
Или со стороны пришлют?
Еще один геморрой….
Впрочем, уверен, никто особенно выступать не будет, когда услышит сумму гонорара…
Сейчас важно другое: как сделать так, чтобы  информация о сделке не вскрылась?
Эх, знать бы точно имя преемника!
С ним можно было бы прямо сейчас заключить договор, сделать все чики-пуки….
Предположим, заведовать будет Карпов….
Эти маздаи сегодня о чем-то долго шептались наедине. Он и Зайчик.
Плохи мои дела, ой, плохи!
Она как явилась откуда-то, как увидела разруленного профессора,  так и утащила его в темный уголок коридора. Усадила на стульчик, стала рядом и долго, долго ему что-то там внушала. 
Карпов, постепенно, из тюбика вылез, голову приподнял, обрел способность мыслить. Только в каком направлении, интересно? Наверняка в том, куда его двинула Зайчик!
Так, ее позиции укрепляются все больше и больше….
Нет, не может быть, чтобы такая пищалка осталась безнаказанной!
Даже если она укокошила нашего придурка-заведующего, это – ее личное дело. Может у нее такая замедленная реакция на прошлое?!
Но – сильна баба!
Смотри-ка, она за два дня полностью подмяла под себя и заставила гоушоуть почти всю лабораторию! А ведь  это все люди немолодые, состоявшиеся, уважаемые….
Да, у каждого имеется свой скелет в шкафу, свои комплексы, только это не повод смешивать всех с навозом!
Тем более, ясно же, чего она хочет!
Она хочет все свалить на нас с Вероникой, развести по понятиям.
Даже если это ей и не удастся, то репутация будет подмоченной. Поди докажи потом, что - не верблюд!
Так уж устроены люди: живут на подсознательных ассоциациях. Я этот вопрос довольно подробно изучил, еще  студентом. Теперь мне мое увлечение очень пригодилось. Легко нахожу общий язык  со всеми. Почти со всеми.
Попадется на пути такая вот зараза….
И чего бесится? Она мне не конкурент! У нас вообще разные жизненные цели и задачи…. Тем более, я только начинаю, а она – уже заканчивает….
И методы достижения этих самых целей разные….
Она вон уперлась и бодала стену до тех пор, пока не защитилась. Не могла понять простую вещь: не было еще объективных предпосылок для ее защиты, не было! Обстоятельства еще не созрели….
А как только созрели, так все пошло как по маслу.
Я бы на ее месте просто спокойно сел на попу, переключился бы на другое. Интересное и полезное, в смысле материального. Постарался бы использовать эту паузу для укрепления своего положения.
А она?
Ну, пробила стену, ну, защитилась, ну, получила эту свою вожделенную степень и – что?
Прибавка к зарплате – тридцать рублей! Смех!
Она в тысячу раз больше лавов потратила на разъезды, подарки, командировки….
Впрочем,  пусть.
«Делай, что хочешь и - не мешай другому!» - Такой мой девиз.
Она же после защиты, наверное, я так думаю, почувствовала себя человеком. Не просто человеком, а великим человеком…. Потом, конечно, удивилась, что другие так не считают…. Потом просто взбесилась…. Оформился конфликт между ожидаемым результатом и его реальным эквивалентом….
Пожалуй, в этом свете все происшедшее для нее – шанс. Подняться, наконец, над всеми. Только не за счет меня. Я ей не слезливый Карпов и не перепуганный Бабкин. У меня пока есть чем пофаковаться! И я ей это продемонстрирую.
Только вот как? Не бить же ей морду?
Странно, такие дела творятся, а я думаю не об убитом Курочкине, не о собственном благополучии, а о том, как не попасть под каблук этой ежихе!
А если это ее рук дело?
Ну, может, она сама этого и не делала, но вполне могла слить идейку кому-нибудь другому.  Мальцевой, например….
Зачем скунсиха, все-таки, возвращалась в тот день на работу?

Глава  16.       Вероника Солнцева.
Я просто не могу в это поверить! Не могу и все тут! Говорят же умные люди, что самые большие ошибки человек допускает тогда, когда не верит своим глазам. И еще когда меряет все собственною мерой….
Знаю, что нельзя так делать, нельзя так жить.
Мир полон людьми разными. Плохих,  пожалуй, больше, но….
Мне просто слишком везло в жизни. Эта ситуация случилась впервые и, не буду скрывать, я растерялась.
Такая ненависть! Всепоглощающая и сжигающая….
Интересно, чем это я так ей насолила?
Что я сделала нашей  милой Татьяне Павловне, что она так на меня взъелась?
Ну, хорошо, может она меня подозревать, не отрицаю. Это может делать каждый, но вносить в подозрение, абсолютно, кстати, бездоказательное столько личного, столько ненависти, - извините!
У меня сначала такое отношение вызвало страх: неужели я способна пробудить столь сильные чувства? Потом заставило задуматься: возможно, я сама где-то допустила ошибку в отношениях с людьми? Где-то была излишне самоуверенна, бестактна…. Возможно, сама того не желая, сделала ей больно или пробудила спящий, до времени, комплекс….
Эта проблема настолько взволновала и тронула меня, что я поделилась своими соображениями с Алексеем.
Он отнесся к моим инсинуациям легкомысленно. Сначала с непонимающим видом долго смотрел на меня, рассматривал, склоняя голову на бок: то так, то этак, потом рассмеялся:
- Какая ты наивная, Ника! Наивная и глупенькая!
- Почему это? – попыталась протестовать я. – Просто я не люблю конфликтов, избегаю напряженных отношений, а здесь…. Я не заслужила этого, не чувствую своей вины и просто хочу понять: почему?
- Зачем  тебе?
- Да просто за тем, чтобы не повторить ошибки, не допустить подобной глупости. Может можно еще как-то поправить положение?
- Например, попросить прощения? – уточнил Алексей.
Взгляд его похолодел. Он встал и заходил по комнате.
Так он делал всегда, когда решал сложную задачу или когда пытался найти слова для сообщения неприятных новостей.
Какая я все–таки! Мало ему своих проблем!
Едва вернулся, как я умудрилась загрузить его своими дурацкими мыслями….
- Пойми, солнышко, я знаю неплохо таких людей. Они похожи друг на друга. Похожи тем, что считают мир своим врагом.
- Врагом?
- Да, именно так. И всех людей, населяющих этот мир, они считают врагами. Ты виновата только в том, что есть на свете. Ты молода, красива, умна – это ли не причина для ненависти? Тем более, она наверняка это чувствует, ты - счастлива. Ведь ты счастлива? – обеспокоено спросил у меня муж.
- Конечно! – поспешила уверить его я. – Чего мне еще надо от жизни? Любимый человек, интересная работа….
Алешка блаженно улыбнулся и поспешно отвернулся, пытаясь скрыть  выражение лица.
- Мальцева – тот же тип, - продолжал он. – Только характер у нее послабее. Правда, бывало, что и такие хлипкие создания становились душегубами, если только представлялась возможность….
- Неужели две Танечки – одного поля ягоды? – не могла поверить я. Уж очень разными были постоянно хныкающая Мальцева и  самодовольная, излучающая уверенность Зайчик.
- А ты загляни под маску! – посоветовал Алексей. – Маски у них разные, а суть – одна.
Я не стала спорить. Зачем?
Это – его работа, у него опыта больше в разгадывании подобных ребусов.  Тем более  что такие люди, по роду службы, встречались Алексею чаще, следовательно, и разбирался он в них лучше меня.
Однако, что же делать?
- А ничего не делай! - Посоветовал  муж. – Займи позицию стороннего наблюдателя. Посмотри внимательно: как будут вести себя твои коллеги в этой ситуации. Опять же, бесценный жизненный опыт….
- Действительно! Бояться мне нечего, - я Курочкина не убивала. Но удастся ли мне только наблюдать?  Если эти дамы попытаются очернить меня или Виталия? Сдержаться будет трудно.
- Ну, голословно они тебя обвинить не смогут! – успокоил меня Алексей. – А вот с Виталием будь осторожна. Он ведь имел делишки с Заведующим? – имел! Так что я на твоем  месте поостерегся бы защищать его без твердых на то оснований….
Конечно, я так и сделаю!
Хорошо, что рядом есть человек, способный дать дельный совет. Верный и надежный друг.
Иногда, я удивляюсь себе, потому что порой думаю  о том, что в нашем союзе я больше всего дорожу именно этой дружбой. Образно говоря плечом, на которое можно опереться в любой момент.
И еще уверенностью, которая живет во мне: Алексей никогда не предаст меня. Никогда!
Правда, тогда же ко мне приходят мысли о том, что у него может появиться другая женщина….
А почему - нет?
У него слишком много достоинств, а у меня – масса недостатков…. 
Долго ли он сможет их терпеть?
Куда это меня занесло опять?
Совсем спятила!
Нужно подумать о делах насущных, а не рассуждать о том, чего еще не существует.
Может, и не будет существовать…
Завтра - на работу. Снова эти странные и страшные проблемы….
Убийство! Кошмар!
И, все-таки, мне кажется, что у этого убийства слишком длинные корни.
 
Глава  17.       Сергей Бабкин.
Сегодня я пришел на работу, когда там еще никого не было.
Прошелся по тихим пустым коридорам, осмотрел кабинеты. Машинально заглянул под столы, в укромные уголки, которых всегда много в таких тесных, нелепо спланированных помещениях.
Пусто!
А чего я ожидал увидеть? Еще один труп? Чей на сей раз?
Сегодня  должны хоронить Курочкина.
Вчера, уже поздно вечером, мне позвонил Карпов и сообщил, что он будет представительствовать там….
Все равно – где, только бы выпендриться. Показать себя.
У меня, честно говоря, охоты не было смотреть на покойника  и слушать причитания вдовы, потому я с радостью принял предложение  Татьяны Павловны прийти прямо в лабораторию.
Кому-то может показаться странным, что никто больше из коллег не захотел отдать дань последнего уважения усопшему
(или, правильнее сказать, – убиенному?)
Правда, еще собирался Виталий….
Ну, это – его дело.
Я потом, отдельно, схожу на кладбище.
Как-нибудь специально пойду туда и спляшу на могиле этой свиньи. Спляшу польку-бабочку…. Пусть перевернется в гробу пару-тройку раз, скотина.
Вот, коллеги стали собираться…
Виталий пришел. Значит, решил-таки не идти на похороны.
Присел за свой стол, глаза прячет…. Открыл какой-то журнал и уткнулся в него…. Изредка только  вздыхает,  будто озабочен чем. 
Будешь тут озабочен!
Только пригрел себе местечко, только начал раскручиваться, а на тебе – такое! Теперь и деньги накрылись, и под подозрение попал….
Что ж, сколько веревочке не виться….
Так, теперь – Зайчик.
Ишь, влетела как на метле: энергичная, деловая.
Забилась к себе в уголок, бумаги перебирает. Из угла мне улыбается.
Брррр… Улыбочка-то людоедская….
Только мне не трудно, я тоже поулыбаюсь, покиваю головой, не отвалится….
О, Вероника! Свежая, слегка запыхавшаяся….
М-м-м!
Вошла с легкой улыбкой, окинула взглядом лабораторию, ни на ком не задержалась, приподняла уголки губ в приветствии.
А губки у нее приятно-пухлые, четко очерченные. Когда улыбается, в уголках рта образуются ямочки… Боже, до чего хороша!
Знает, стерва, что хороша!
Ноль внимания на меня. Прошла, села у своего стола, ножки  скрестила….
Я просто не мог оторваться от их стройных округлостей. Пялился, разглядывал и не заметил, как подкралась Зайчик:
- Куда смотришь, Сержик? – вкрадчиво так спрашивает. Говорит тихо, почти шепотом, но я подскочил  на стуле от испуга: подловила, гадина!
- Задумался, -  буркнул я, чувствуя, как предательская краска заливает  лицо и шею. – Давление скачет, голова как чугунная….
- Да, погода изменится, - согласно покивала Зайчик. – Только ты, Сержик, соберись. Тебе сегодня ясная голова понадобиться. Пойдем, покурим, поговорим….
Мы вышли в маленькую комнатку, где стояли огромные сломанные центрифуги. В комнатке было душно, пахло плесенью и горелой бумагой. Я распахнул большое, во всю стену, окно и комнатка заполнилась сразу запахами и звуками  тесной городской улочки.
Зайчик достала пачку сигарет, вытащила одну, вставила в уголок рта и предложила пачку мне. Мне ничего не оставалось, как воспользоваться приглашением и чиркнуть зажигалкой.
Несколько секунд мы курили, наслаждаясь голубым ароматным дымом и последними мгновениями покоя. Я напряженно ждал начала разговора. Наконец, Татьяна Павловна заговорила:
- Ну, и что обо всем этом думаешь, Сережа?
- О чем? – попытался я прикинуться валенком.
- Ты знаешь, о чем? - не отступила Зайчик.
- Хреновое дело! – честно сказал я. – Убийство даже такой твари как Курочкин – хреновое дело.
- Особенно оно становится таковым после того, как поймешь, что замочить его мог только кто-нибудь из нас….
- Ну, почему? – попытался протестовать я. – Славик оставался в лаборатории один. К нему мог войти кто угодно….
- Сережа, ты же мужчина, а не страус! Не прячь голову в асфальт! Здесь же все очевидно! Такая мразь, как Курочкин, никому не была нужна, кроме нас. Его жизнь была слишком ограниченна работой и домом, чтобы подозревать посторонних….
Это была чистая правда! На самом деле, Курочкин–то и жил на работе.
Говорят, я этого уже не застал, что еще при старом заведующем и, по молодости лет, он часто оставался на ночь в лаборатории. Под предлогом незавершенных опытов.
Сделавшись сам заведующим, он, похоже, не собирался менять своих привычек, а свой дом использовал только как ночлежку.
Сколько раз приходилось мне слышать сетования его жены, о том, что ее супруг дома палец о палец не ударяет! Все ей приходится делать самой: и гвозди забивать, и крышу чинить….
Но к чему это клонит Зайчик?
- …пойми, это – не мог быть никто из посторонних! – услышал я заключительную фразу  ее речи. – Ну, подумай: нужно ли это было кому-нибудь из нас? Мы работали с ним много лет, уже притерпелись и свыклись с его недостатками. Пусть он был негодяем, но мы уже знали его слабые места и могли с ними сосуществовать….  А вот новенькие…. Вероника, например….
- А что Вероника? – может быть быстрее, чем нужно спросил я.
 -    Да нет, я так…, – осторожно протянула Зайчик, с интересом, разглядывая   меня. – Что это ты так всполошился? Я просто хотела предположить… Он мог очень уж досадить ей своими ухаживаниями….
- Ну, нет! – теперь пришла моя очередь усмехаться. – У Вероники столько поклонников…. Каждый мужик на нее стойку делает!  Если ей всех  убивать….
Да что я распинаюсь? Разве эта мымра сможет понять такое?
Небось, за нею мужики так не ухлестывали, хотя она тоже ничего, только вот фигура…. Совсем не в моем вкусе….
- Я просто предположила, - продолжала гнуть свое Зайчик. - Или вон - Витасик!
- А что Витасик?
- Он с Курочкиным свои делишки обделывал?  Обделывал! Не поделили они что-то и….
- Это уже ближе к правде, - осторожно сказал я. - Такое возможно. Только зачем сразу – убивать? Да и делов-то у них было….
- Так ты знаешь? Какие у них дела?
- Да делали они нелегально экспертизу кое-чего….
- Какую экспертизу?
- Ну, как бы независимую. Покупает, например, кто-то товар. Хочет быть уверен в его качестве. Дают Виталию, он делает, а Курочкин своим авторитетом подтверждает результаты.
- Но если экспертиза нелегальная, то она не имеет юридической силы….
- В том-то и дело! Самое главное здесь – подтвердить или опровергнуть качество товара. Потом уже все идет как надо. То есть, если покупатель решит, что ему нужен товар, он оформляет все официально…
- А если они кого-нибудь надули и тогда….
- Это – вряд ли! – убежденно заявил я. – За такие дела можно здорово нарваться.
- Вот они и нарвались! – уверенно заявила Зайчик.
- Но если нарвались, то убил его посторонний,  – я сделал вывод, который явно не вписывался в приготовленную Татьяной Павловной схему.
- Нет, конечно, они же не враги себе, – неожиданно отступила она. – Но все равно, я уверена, что убийцы - не посторонние! А если Виталий сам сделал что-то не так и потому решил прикончить подельника?
- В этом уже что-то есть! – согласился я, решив не реагировать на множественное число убийц. – Только вот что? Что заставило его решиться на «мокрое» дело?
- Деньги! – убежденно прошептала Зайчик. – Большие деньги! Посуди сам: живет он на квартире. Знаешь, сколько сейчас квартира стоит? Уж точно, побольше, чем его ставка  младшего научного сотрудника. Одевается он модно и дорого, - продолжала перечислять она. -  Шарится по барам и ресторанам….
- А это откуда сведения?
- Сама видела, случайно. И не раз….
Я не стал уточнять: что она там видела не раз «случайно», и стал прикидывать. По всему получается, что лучше для всех было бы, если бы убийца был сторонним человеком. Одним из заказчиков, или тем, кому результаты не понравились….
Тем не менее, Зайчик – против!
Тогда почему бы таким «недовольным» не быть Виталику?
М-да… Натяжка весьма ощутимая!
Однако  прекрасно вписывается  в планы Зайчик.
Что же, ей виднее! Не рвать же мне глотку за них! 
А  мне еще  сегодня надо не забыть зайти на рынок. Там у Вачека будет свежее мясо.
Возьму баранинки и потомлю ее в духовочке с черносливом. 
М-м-м …. Пальчики оближешь!

Глава  18.       Татьяна Павловна Зайчик.
Хорошо, что я во время заметила эти странные ужимки Витасика!
Глянула по сторонам: где Татьяна?
Нет ее! Странно, Мальцева никогда не опаздывает. Приучена к дисциплине еще Учителем. 
Бабкин сидит, уткнувшись в стол взглядом, с улыбкой кота, почуявшего сметану. Небось, опять мечтает о жратве.
Нравится мне, что он такой понятливый! Никогда с ним хлопот не было.
Вот Виталий встал и направился из комнаты. За ним, немного погодя, – Вероника.
Ха-ха! Права была Зайчик, я, то есть! Ох, права!
Ну и нюх у меня! Прямо собачий!
Что делать? 
Куда же запропастилась эта дуреха? Ну, никогда ее нет под рукой в нужный момент!
Ладно, пойду посмотрю сама: что такое там твориться?
Я вышла из комнаты, и тихонько пошла по коридору. Он как раз упирался одним концом в комнату, куда складывали все негодное оборудование. Там еще при Учителе кое-кто устроил курилку….
Еще одно достижение незабвенного Учителя. Он сам не курил и всегда утверждал, что дым от сигареты  напоминает ему кладбищенские туманы….
Интересно, где это он насмотрелся на туманы?
По кладбищам, что ли шарился?
А уж  курящая женщина – явление ему сугубо неприятное….
Утверждать-то он утверждал, а все же курилку не запрещал. Понимал, что таким образом, вопиющим и демонстративным несогласием с его позицией, он помогает снимать напряжение у сотрудников, создает иллюзию независимости. 
В остальном-то все подчинялись ему беспрекословно.
Во всем!
Даже вопреки собственному мнению, если неожиданно такое смело возникнуть….
Итак, где  они уединились?
Неужели Вероника курит?
Нет, не может быть! Слишком уж свежий у нее  цвет лица. Просто идеальный! Нежная, сливочного цвета кожа, с легкой розовинкой на щеках.
И нос, наверное, не краснеет, когда плачет…
Впрочем, может и краснеет! Я же никогда не видела ее плачущей!
Может у нее он не только краснеет, но и безобразно распухает! А  веки наливаются и нависают над глазами, отчего глазки становятся узкими, красными, как после закапывания соком лука….
Замечтавшись, я едва успела остановиться, услышав знакомые голоса. Говорил Виталий:
- …она старается бросить тень подозрения на всех, всех перессорить….

Надо же, какой мерзавец! Это он, наверняка обо мне!

Что, рыльце в пушку? Совесть спокойно спать не дает? 
Повертись, повертись как уж на сковородке!
Привык он к спокойной жизни!
Ничего, теперь некогда будет хреном груши околачивать!
- … заметила, только не понимаю: зачем ей это нужно? Неужели трудно догадаться, что из старых сотрудников никто не способен на убийство. Убийство – это, все-таки, поступок. А они все, все, без исключения на поступок не способны!
Ишь, какая! Не способны!
А кто способен? Она, что ли? 
А почему нет?
Еще как способна!
Как и любовничек ее!
Конечно, у них связь!
Этого только слепой не заметит!
Иначе, зачем ему было уединяться с нею, беседы вести?
Договариваются о совместных действиях?
Надо внимательно послушать….
- … из всех сотрудников. Или ты или я… согласна?
- Пожалуй, в том, что ты говоришь, есть некое рациональное зерно. Теперь остается только понять: зачем?
- Это просто! – в голосе Виталия послышалось облегчение. – Здесь может быть несколько вариантов. Первый – отвести подозрение от действительного виновника. Заметь, им может быть она сама или еще кто-то, кого она покрывает.
- Сомнительно это как-то. Кого она может так покрывать? Только саму себя…
Что? Как они смеют?
Вот сволочи!
Нет, не даром у меня к ним неприязнь возникла почти сразу, после первой же встречи!
Как только увидела я этого самоуверенного выскочку,  и эту  размалеванную суку, так и поняла: вот она, беда, пришла!
Права я оказалась, права!
Теперь – смотрите!  Они стоят в уголке и открыто меня обсуждают!
- У Зайчика ведь тоже есть слабина. Она  ведь баба, извини. Для нее самый большой кайф - чувствовать  власть над людьми. Особенно, если человек этот будет не пустым местом. Таким, например, как ее муж….
- Почему он – «пустое место»?
- Долгая история. Мне ее еще Курочкин рассказал. Раньше, до знакомства с Татьяной Павловной, он был очень перспективным молодым аспирантом. Ты видела его?
- Красавец мужчина!
- Он ухаживал за сестрой нашей ведьмы. Она его благополучно у сестры отбила и так же благополучно сломала. Он даже защититься не посмел….
- Как не посмел?
- Не решился. Она ведь не меньше пяти лет защищала свою диссертацию. А он не решался опередить ее. Потом работа устарела, он и остался  по сию пору соискателем….
Какой  осведомленный, поганец! Надо, надо ему хвост прищемить! Слишком уж много о себе возомнил!   
Права, ты, Таня, ох, права.
Только такие вот «хозяева жизни», как эти двое выскочек, уверенных в своей безнаказанности, могут  убить человека. Тем более, такого безобидного, каким был Курочкин….
Нет, вы только послушайте, о чем это он там говорит? 
Пересказывает, сплетни, что ему Курочкин, с моей же легкой руки наплел! 
К чему он клонит?
Эта гадина его уговаривает рассказать все, как было…. Вот гадина!
А что он?
Упирается! Значит, точно, есть что скрывать!
Все поняла, девочка моя! 
Как я права! Как права!
Надо срочно найти Мальцеву и рассказать все.
Они и ее припутать собираются!
Теперь-то она точно сделает все, что ни скажу!
Я помчалась обратно, по пути заглядывая в кабинеты.
Где же она, где?
Неужели, еще не пришла? Неужели заболела?
Как это все не вовремя!
Ага, вот и следователь! Стоит посреди комнаты, говорит что-то.
Разговор, наверное, неприятный. Бабкин - весь красный, челюсть отвисла, взгляд какой-то бессмысленный.
Чего это он тапочек развесил?
И Кока здесь! Уже вернулся с похорон? Быстро он управился!
Интересно, что произошло? Почему и у него вид ошеломленный? Наверное, на похоронах не все гладко прошло….
Откуда мне знать: где остальные? Я им нянька, что ли?
Сама в туалет ходила, а где Витасик и Вероника – не знаю!
А что, собственно случилось?
Что? Мальцева? В реанимации?
Вот дура! Дура проклятая!
Именно тогда, когда она мне так нужна! Идиотка!
Что б она сдохла!

Глава  19.      Николай Николаевич Карпов.
Я не поехал на кладбище. Не захотел. Доконали причитания жены Курочкина.
Ну, чего вопить? Сама жаждала от него избавиться!
Чего теперь спектакли устраивать?
Сынок тоже какой-то невменяемый…. Стоит, молчит, не отрываясь на папеньку смотрит….
Показалось мне, что устроят они на пару с мамочкой прощальное шоу на могиле. Не захотел видеть это, не захотел!
«Воспоминанье слишком давит плечи
Я о земном заплачу и в раю…»
Какая ирония! Какое издевательство!
Когда жил Курочкин – ни кому не был нужен. Всем мешал, всех раздражал. Все от него избавиться хотели. И коллеги, и жена, и сынок…
Теперь, когда избавились, вместо того, чтобы порадоваться, - начинают устраивать концерты…. Совесть их, видите ли, мучит!
Ах, ах! Кто поверит в эти сказки?
Какая в наше время может быть совесть? Каждый только за себя.
Вон Бабкин!
Сидит себе, как ни в чем не бывало, думает о чем-то. Наверное, - о приятном.
У него одно на уме: жратва или бабы.
Только он слишком ленив и слишком дорожит своим спокойствием, чтобы что-нибудь сделать в этом направлении. В направлении женщин, понятно.
«Где сонмы ангелов летают стройно
Где арфы, ли-илии…»
Одно время, я думал, что он все-таки оторвет свою жирную задницу от стула. Слишком  его Вероника зацепила.
Только – нет! Так и не смог переломить характер! Хотя долго вел себя как школьник, нажравшийся виагры.
«Я старых слов при нашей новой встрече…»
Уехал я с одного спектакля, а попал на другой!
Вошел в лабораторию, а там следователь с новостью: Мальцева напилась каких-то таблеток и  едва не сыграла в ящик. О-па!
Права Зайчик: дура она, дура и есть!
Это милейшая Татьяна Павловна выкрикнула во всеуслышание. Истерика с нею приключилась. Орала так, что крыша поднималась.
Пока мы со следователем ее на стул усаживали, Бабкин накапал валерианки.
Откуда–то появились Виталий с Вероникой. Наверное, на крики прибежали….
Вероника налила в стакан воды и поднесла Зайчик. Капли запить.
Та, как ее увидела, совсем из себя вышла. Стакан в сторону отшвырнула и затряслась вся:
- Это все из-за вас!
- Что? – оторопела Вероника.
- Все из-за вас здесь произошло! И продолжает происходить!
- А что, собственно, происходит? – вступил в разговор Виталий.
- Татьяна Вячеславовна Мальцева, вчера вечером приняла смертельную дозу сильного успокоительного. – Официальным голосом проговорил следователь.
Он сделал эффектную паузу, ожидая вопросов. Но все молчали.
«Воспоминанье  слишком давит плечи…»
Виталий побледнел, как полотно. У Вероники глаза сделались огромными, величиной с блюдце. В них плескался ужас.
Тогда, отвечая на этот безмолвный ужас, следователь продолжил:
- Ее мать почувствовала неладное и вызвала «неотложку».
- Мать? Мне казалось всегда, что она беспомощная и больная женщина! – Я, в самом деле, был сильно удивлен.
Со слов Татьяны Вячеславовны всегда следовало, что ее престарелая родительница была не в своем уме.
- Да, так оно и есть! – подтвердил следователь. – Она ночью звала дочь, но та не приходила. Тогда, обеспокоившись, она вошла в спальню к Татьяне Вячеславовне и застала ее в агонии…
- Боже, боже…, - шептала побелевшими губами Вероника.
- А вы чего ожидали? – опять вскинулась Зайчик.
Не отвечая ей, Вероника прошла  на свое место и села за стол, закрыв лицо руками.
«Настанет миг, - я слез не утаю…»
- Нужно отдать должное нашим медикам, - продолжал следователь. –  На этот раз они сработали оперативно. Жизнь Мальцевой сейчас находится вне опасности.
Мы замолчали, каждый, по-своему, переживая сказанное.
«…И не для встреч
              проснемся мы в раю…»
Первой, как обычно, пришла в себя Зайчик.  Она ринулась в атаку с видом человека, которому уже нечего терять и который любой ценой намеривается добиться правды:
- Где это Вы были, Вероника Сергеевна?
- А что? – удивленно подняла брови та. Она еще не отошла от шока и с трудом могла переключить внимание
Впрочем, одного взгляда на Татьяну Павловну ей хватило, чтобы собраться. Опасность была реальной и, не побоюсь преувеличения, смертельной.
Это почувствовали все. Сразу. Мгновенно скакнувшее вверх напряжение, которое ощутил каждый из присутствующих, заставило сосредоточиться.
Все произошедшее за последние дни отступило, и я понял, что сейчас выяснится все.
Сейчас или никогда.
«…проснемся мы в раю…»
- Нет, вы, все-таки, скажите нам: где вы только что пропадали? И где были Вы, Виталий Петрович?
- Да что за тон? Что за дела? – Вероника  возмутилась, а Витасик явно испугался.  –  Почему я должна отчитываться перед Вами?
- Не передо мной, а перед товарищем следователем! – парировала Зайчик. – Перед ним вы просто обязаны отчитываться. Потому что он расследует убийство!
- Вот он пусть и расследует!
- Не уклоняйтесь, дорогуша! Вы сейчас только уединялись со своим любовником и сговаривались о совместных действиях! Сначала Вячеслав Георгиевич, потом несчастная Татьяна Вячеславовна…. Кто следующий?
Вот это – поворот! Ай, да Зайчик!
У Бабкина такой вид, что его вот - вот хватит удар. Морда раздулась, покраснела, глаза выкатились из орбит.
Витасик, наоборот, побледнел еще больше. Кажется, не прочь хлопнуться в обморок.
А что следователь?
Он укоризненно, как-то по-отечески, смотрит на Веронику. Понятно, запал на красивую бабу.
Что ж, он тоже не евнух какой! Все мужики  на расстоянии протянутой руки млеют от Вероники. Дело ясное!
- Это слишком серьезное обвинение, - сделал попытку урезонить он Зайчик.
- А я не боюсь говорить правду в глаза!
Однако, крепкий орешек эта девица! Ничуть не дрогнула перед лицом таких обвинений! Наоборот!
Встала во весь свой немалый рост с каблуками. Так, что Зайчик ей чуть ли не в пупок стала дышать.
И глядя, так, сверху вниз, как на букашку какую, на нашу Татьяну Павловну, пригвоздила ее презрительными словами: каждый, мол, по себе судит. Это и есть главная  ошибка ее. Зайчик, то есть.
Только здесь милейшая Татьяна Павловна  просчиталась. В ее случае такое не пройдет. Отвратительно сплетнице не удастся ни очернить, ни бросить тень на нее, Веронику!
Татьяна Павловна казалась ошеломленной.
Она не привыкла, чтобы с нею разговаривали в таком тоне. Тем более она не привыкла, чтобы ее вот так, публично, унижали, подчеркивая главной ее недостаток – рост.
Понятно, что она тут же взбесилась, и через секунду скандал бушевал как ураган.
«Воспоминанье слишком давит плечи.
Настанет миг, - я слез не у-утаю-ю…»
Я с удовольствием наблюдал за происходящим.
С чисто эстетическим наслаждением следил, как Вероника последовательно опровергала все доводы и обвинения Зайчик. Той приходилось туго.
Мало того, что ее соперница не лезла за словом в карман, ей еще приходилось вести бой с задранной головой, что явно не способствовало победе.
Бабкин пыталась включиться, но Виталий, который начал приходить в себя прервал его каким-то вопросом. От него  Сержик смешалась, отступил в сторону, забормотал что-то невнятное.
О чем это они? 
А, о том, что Мальцева закрывала лабораторию в день убийства….
Странный эпизод, замечу я…. И странное продолжение….
Однако лучше не отвлекаться, не то – пропущу главное!
«Воспоминания слишком давят плечи
И не для слез проснемся  мы в раю…»
Телефонный звонок прозвучал как писк комара.
Следователь достал мобильник и несколько секунд внимательно слушал. Потом кивнул головой и коротко бросил в трубку: выезжаю. Он обошел скандалящих дам, как неодушевленные предметы, и скрылся. Те, в пылу схватки, не сразу заметили его уход.
Первой опомнилась Зайчик:
- А где же следователь?
- Ушел! – Виталий развел руками.
- Как ушел? Он должен был арестовать убийц! – патетично воскликнула Зайчик.
Ну и спектакль! Я с трудом удержался от аплодисментов.
- Это, конечно, меня и Виталия! – усмехнулась Вероника.
- Именно! – вскинула голову Татьяна Павловна.
- Наверное, у него нашлись более важные дела, чем слушать здесь ваши бредни!
- Это – не бредни! Я могу доказать каждое свое слово!
- Неужели? – Вероника пропела это слово сладким голосом. – Может быть, прорепетируем?
Зайчик картинно закатила глаза:
- Не зачем метать бисер….
- Вы опустились до вульгарных оскорблений, уважаемая Татьяна Павловна, - устало сказала Вероника. – Это вряд ли прибавит Вам авторитета.
- Что теперь делать? – Бабкин растерянно оглядывался вокруг. – Можно нам уходить или нет?
- Лучше посидеть до конца рабочего дня! – распорядился я, как старший. - Осталось уже немного. Постарайтесь привести в порядок бумаги. Они могут понадобиться милиции.
Все разбрелись по местам, и на некоторое время в комнате воцарилась блаженная тишина. 
«Проснемся мы в раю…»
 
Глава 20.       Виталий Хвостов.
Куда это Вероника линяет? А, к телефону! Интересно, кто это ей там трубит?
Обычно связью у нас пользуется заведующий, да Карпов. Пользовались…
Ну и денек сегодня выдался!
А начался, как будто неплохо: удалось скорешиться с Вероникой, привлечь ее на свою сторону. Да она, собственно, и была на моей стороне. Только теперь подтвердила это…. Не просто словом – делом!
Как Зайчик ее в оборот взяла! Думал все, конец! Не выдержит, сломается!
Ан – нет! Не тут-то было!
Ошиблись Вы, уважаемая Татьяна Павловна! Облажались по-крупному! Нашелся камень и на Вашу косу!
Еще в одном права Вероника – отравитель кто-то из старых сотрудников.
Ей, например, зачем это делать?
Она  работает не из-за денег, ясно! Время убивает. Хорь ее, небось, всем обеспечивает.
Кто он, интересно?
Попала сюда случайно, без блата и знакомств.  Приспичило, так  же тихо и ушла бы…. Или постаралась использовать связи….
Не зачем ей было мараться….
Хотя, после сегодняшнего скандала, пришло мне в голову, что она – смогла бы. Ей бы и характера хватило, и выдержки….
Ага, вернулась!
Глаза блестят, на губах – улыбка. Странно и неуместно, скажу я вам в подобных обстоятельствах.
Может, ее заводят скандалы?
Меня, например, они выматывают! Особенно, когда все кричат и  швыряют друг другу обвинения. Я предпочитаю решать все мирно, договариваться….
Смотри-ка: ни с кем! Ни с кем не поделилась, не рассказала. Даже мне!
А мне, было, показалось, что мы заключили договор о сотрудничестве.
Ну и  Вероника! Никому нельзя верить! Ни на кого положиться нельзя!
Что же, все–таки, ей такое хорошее птичка в клювике принесла? И какая это была птичка?
Зайчик сидит с торжествующим видом. Неужели не просекла, что к чему?
Как только мне в голову пришло, что с такой можно сотрудничать?
Она же  вампирша! Насосалась дармовой энергии и - довольна! Сидит, торжествует, не скрываясь! Прямо руки чешутся ее придушить.
Все  неймется бабе!
Мужика своего скоро в гроб загонит, - так скрутила бедолагу. Он теперь без нее  - никто и звать его никак.
Вот, шепчутся теперь с Бабкиным, на меня поглядывают. Уже в убийцы, небось, вырядили!
Не выйдет, не пытайтесь!
Здесь вас подвел ваш почтенный жизненный опыт. Меня голыми руками не возьмешь. И давлению моральному я не поддаюсь! Тем более, мне совсем, ну совсем была не в тему его смерть! Только забот прибавила. Знали бы это коллеги, давно бы активность свою направили в иное русло.
Лучший способ  развязать  узелок – самому проявить инициативу. Не такой уж я и глупец, чтобы не понять: кто это был? Кому так срочно потребовалось убрать с дороги безвредного маздая Курочкина?
Эх, так просто было с ним договориться!
Итак, кто там у нас кандидат номер один? Конечно, Николай Николаевич!
Тс-тс-тс…
Слишком он хитер. Для него просто несопоставимы размеры возможного наказания и результат. Тем более  что он уже активно  рыл в этом направлении.
Ниночка мне шепнула как-то: Карпов просто закорешился с директором. Обаятельный, умный, воспитанный…. Полная противоположность валенку Курочкину, который не подать себя не умел, ни интеллектом не блистал.
Даже «докторскую» бывший Заведующий защитил только благодаря  своему Учителю, его связям и его авторитету в научных кругах. Одному бы ему в жизни не пробиться!
Может быть, Бабкин?
Ну, нет!
Этот моллюск на подобный подвиг не способен! Его в тюрьму не заманить даже трехразовым, бесплатным питанием! Только почует что-либо угрожающее, сразу –  домой! Забьется в свою раковину, закроется на все засовы и сидит, накладывает от страха.
Нет!  Бабкин – это не вариант!
Что ни говори, как ни рассуждай, а наиболее вероятные кандидаты в убийцы – наши славные дамы.
Мальцева – та просто захлебнулась собственным ядом. Она изблевалась ненавистью  ко всем сразу и к каждому в отдельности. Заведующего, кстати, она ненавидела больше всех.
Во-первых, за то, что он – заведующий, во-вторых, что он  - профессор.  В–третьих, за все остальное. Она бы смогла ….
Разошлась бы от какой-нибудь мелочи и сыпанула бы в бутылку яду. Потом, чтобы  не беситься, улеглась в кроватку. Случайно превысила дозу….
(Или ее совесть замучила?)
Вряд ли….
Учитывая, что она часто бывала невменяемой, а в последнее время она почти всегда невменяема, этот вариант очень вероятен. Осталось только выяснить: что именно ввело ее в  любимое  состояние?
Вот и нарисовалась задача номер один.
Теперь задача номер два: какая тема могла быть у Зайчик?
Она тоже вполне способна была травануть несчастного. Только если Мальцева могла сделать это в состоянии аффекта, то Зайчик – нет! Татьяна Павловна тщательно бы отмерила дозу. Постаралась бы даже слегка уменьшить ее. Не довести  до больницы, не покалечить,  нет! - Убить! Просто чуток уменьшить, чтобы подольше помучить. 
Ну, есть это в ней, есть! Этакий хладнокровный садизмик.  Как ни странно, довольно привлекательный для людей определенного сорта. 
Я сам с удивлением замечал, что постоянные, скрытые или явные  издевки и унижения заставляют почти всех моих коллег лебезить перед нею, искать ее расположения.
Да что далеко ходить!
Все мужики в нашей лаборатории так ведут себя. Никому не хочется портить с нею отношения. Только  мне удавалось пока держаться в стороне.
Теперь вот – не удастся!
Не понимаю я: чего она от меня хочет? Присосалась, как пиявка, и никак не отлипнет! Дорого бы дал, чтобы избавиться, наконец, от ее повышенного внимания! Бр-р-р-р!
Все равно меня она  этим не возьмет. Я - крепкий орешек! Не по ее  зубам!
А вот на Веронику она сильно ополчилась.
Может не зря?
Вероника – не истеричка, девушка с характером, с собственной позицией. Довольно независимой... Это и бесит Зайчик.
Курочкин  тоже  заметил ее независимость и сильно по этому поводу суетился. Ему  такое поведение было непонятно и чуждо. А что непонятно, то, как правило, пугает….
Да, точно!
Он ее побаивался и  относился к ней довольно осторожно. Даже обращался галантно, насколько вообще это слово применимо к нему, чтобы нежданных неприятностей не нажить.
Нет, едва ли бывший Заведующий мог так насолить Веронике, что она его кокнула! Едва ли!
Если только они не были знакомы раньше….
Нет, точно не были!  Курочкин бы проболтался! Он любил присочинить по поводу своих знакомств с женщинами. А здесь – такая краля! Точно бы не удержался!
Кстати, было дело, он меня о Веронике расспрашивал: откуда она, кто такая? Даже просил разузнать побольше…. Тогда я не принял всерьез его просьбу, а напрасно! Теперь бы не задавался вопросами, на которые нет ответов.
Все же, думается мне, что не она….
Тогда, кто? Кто следующий на подозрении?
Список уже исчерпан! Надо начинать все сначала….
А,  наш Пинкертон  явился.
Что он говорит? Что? Курочкина отравил его сын? В чем сам и признался?
Конфликты на почве денег?! Машину папик не купил?!
Вот это прикол!  Так вот зачем Славику нужны были лавы! Много лавов!
А это что еще за фокусы?  Что это он с нашей Вероникой ручкуется?
Имеет честь знать ее мужа…
Я всегда говорил, что Вероника наша – темная лошадка. Со связями…
Хорошо, что хорошо кончается!
Ликуй, народ! Гуляй, празднуй!
Что, Зайчиха, сорвались мы у тебя с крючка! Хо-хо!
Да у нее такой видок, что вот-вот кондрашка хватит!
Ничего, переживешь, старая, сварливая сука!
Пойду, позвоню Ниночке, секретарше директора. Может, она знает:
кто мой будущий партнер?
 
Глава 21.       Татьяна Павловна Зайчик.
Я очнулась, когда от оконного стекла дома напротив отразилось солнце. Оно хлестнуло  мне по глазам, ввинтилось в мозг. Даже сквозь закрытые веки я ощутила его беспощадный свет. Голова заболела. Резко, сильно.
Солнечные лучи, острыми, блестящими пинцетами вытащили из потаенных углов черепа, утонувших во мраке, лиловые сгустки боли и размазывали их  острыми ледяными  концами по воспаленным тканям.      
Я удивленно огляделась вокруг.
(как я здесь оказалась?)
К спине прижимался гладкий, круглый бок автоклава. Холодный металл остудил  спину. Я выпрямилась и потерла руками поясницу. В руке что-то зашелестело. Морщась от боли, я прищурилась.
(так, что тут?)
На листке в клеточку, из школьной тетрадки, знакомые каракули мужа:
«Тебе, конечно, будет все равно. Скорее всего, ты посмеешься. Естественно, ты права, права как всегда. Но попробуй, хоть раз в жизни, понять и меня. Я так больше не могу. Я больше не вынесу. Я устал. Хочется тепла, простого женского тепла. Нет, все – не то, все - банальности. Режет слух… Постарайся поскорее стать счастливой».
Скотина! Тупая, неблагодарная скотина!
Я отшвырнула листок в сторону. Вчера я нашла его…
(… дома?)
После работы так естественно идти домой,
правда?
(Или нет?)
Когда в лаборатории творится светопреставление, а твои сослуживцы оказываются редкостными сволочами…
(Причем все! Без малейшего исключения…)
Когда начальника убивают, а остальные бегут от тебя, словно от прокаженной, тогда естественно надеяться на тихую обитель.
Дома.
Естественно спешить в свое уютное гнездышко  в надежде обрести там покой и понимание.
Естественно!
И совсем не естественно, переступив порог найти на тумбочке для обуви такое вот послание.
Причем от кого?
От тихого, бессловесного существа, способного только тихо блеять от радости, когда, ненароком, проведешь рукой по щеке или легонько чмокнешь в плечо.
Интересно, откуда он набрался такой смелости, чтобы покинуть мир, где ему не надо было даже думать о хлебе насущном? Где все доставлялось ему  на блюдечке с голубой каемочкой?
Откуда?
Нет, здесь что-то не так! Что-то здесь не срастается! 
Никогда ни одно существо мужского пола добровольно не откажется от такой жизни! Никто из них с мягкого дивана, по собственной воле, не слезет!
Тогда - кто?
Кто надоумил его? У кого хватило силы поднять моего благоверного из берлоги? Кто смог разбудить в нем такую неблагодарность?
Мне не нужно было долго думать об этом.
Я догадалась почти сразу.
Только такая тварь, как она способна на подобное. Только такая мерзавка, без стыда, чести и совести могла  покуситься на чужое.
Воровка! Сука!
Я  поняла это. Поняла!
Еще тогда, когда она впервые  переступила через порог этой лаборатории. Еще тогда, когда я увидела, как все наши недоделанные Казановы сразу, как по команде, пустили слюни.
(Мой несчастный олух, скорее всего, даже не сопротивлялся.)
Конечно!
Как она еще могла отомстить мне? Никак!
С ее-то, сексуально озабоченным, умишком!
(Ясно, делает, что умеет!)
Теперь вот еще одному обучилась, киллерша недоделанная….
Конечно, ей везло в последнее время. Сильно везло!
( дуракам – счастье…)
Ей удалось выкрутиться, отмазаться от убийства, хотя я знаю точно – это она! ОНА- УБИЙЦА!
Просто никто не был заинтересован в выяснении всей правды, всех обстоятельств дела. Наоборот, по разным причинам все были рады, что злодеем оказался кто-то со стороны.
Обвинить сына Курочкина! Позор!
(Заведующий, бедняга, в гробу теперь вертится!)
Для убийства отца нужна причина.
Да не причина, а ПРИЧИНА!
К тому же, зачем убивать курицу, несущую золотые яйца?
Пока жив был папенька, сынку и на баб, и на дурь хватало.
Нет, это она, Вероника! Она!
Убила профессора, отравила Мальцеву и отомстила мне.
(Она уничтожила всех, кто когда-нибудь любил меня. Славу, Таню… Она извела всех, кто был мне дорог.)
(Их души мечутся, взывают о возмездии…)
Ведь только одна я знаю правду, только одна я!
Но что делать? Что можно сделать, когда весь мир против меня?
Никто не желает слушать моих доводов! Никто!
(Они все сговорились. Их всех купили. Всех: милицию, следователя, директора…)
Выход один:
 действовать самостоятельно.
Я никогда никого ни о чем не просила.
(И не собираюсь!)
Я буду действовать сама. Я справлюсь! Как справлялась всегда.
(Справлялась, и - добивалась своего.)
Боль отступила. Отступила, заползла снова в свой темный уголок и свернулась там тесным, темным клубком.
(Хороший знак! Значит - пора действовать. Действовать!)
Сначала нужно узнать, где она сейчас?
(Где эта тварь, эта сука, эта убийца?!)
(Она заплатит. Заплатит за всех скопом и каждого  в отдельности. Она будет медленно гореть в аду.)
Я прошла по лаборатории, заглядывая во все комнаты.
У окна сидел Виталий, уткнувшись в какой-то журнал.
Безмолвно считал мух Бабкин.
Кока сегодня объявил библиотечный день и тихо, с утра, растворился.
Гадины не было на месте. Стояла только ее сумка, с вызывающим платком алого цвета, торчащим из кармашка.
(Багровым, как пламя ада.)
Я замерла в дверях, справляясь с приступом яростной ненависти, потом тихо отступила в тень коридора. На другом его конце нудно шумела сушильная установка.
(Это она готовит материалы для опыта!)
Сегодня эксперименты в работе только у нее! Значит, скоро она придет туда, чтобы выключить аппарат. Отлично!
Я прокралась по коридору и вошла в «холодильную». Так мы называли небольшую комнату, где раньше стояли огромные холодильные  установки.
Теперь холодильников  не было, а вся комната была заставлена  хламом, копившимся десятилетиями в лаборатории. Среди прочего, здесь стояла небольшая печка, в которой было удобно сушить пробирки.
Старенький нагреватель долго раскалялся, долго остывал, нудно гудел, нагреваясь, но при небольших количествах посуды для опытов, был, просто не заменим.
Теперь вот Вероника решила посушить в ней  пробирочки.
Что ж, удача пока со мной. 
Я тихо прикрыла за собою дверь, поставила  у косяка  стул. Нашла толстый  железный прут с концом, загнутым под прямым углом, обернула его тряпкой. Потом села на стул и стала терпеливо ждать.
Снова заболела голова.
В ушах шумело, перед глазами плавали причудливые прозрачные тени. Обрисованные четким серебристым контуром, они парили прямо в воздухе, шевеля тонкими, длинными нитями. Нитями? Хвостиками….
Я потерла глаза кулаком.
Тени не исчезли. Их стало больше. Они натыкались друг на друга,  разбредались неторопливо, чтобы снова плавать в прозрачном переливчатом мареве.   
Большие круглые пузыри
с длинными хвостами.
(Что-то они напоминают. Что-то напоминают….)
От напряжения нахлынула новая волна боли. Заломило в висках. Пузыри окрасились в розоватый цвет. Их хвосты
(нити)
стали похожи на тонкие извилины сосудов, наполненные кровью…
(Или это не пузыри?)
Ха,
(я сразу догадалась!)
  - сперматозоиды!
Проклятое мужское семя….
Остатки былого достоинства мужской части
 коллектива.
Было несложно. Даже просто.
(Все случилось быстро.)
«Чики-пуки»,- как любит говорить
(кто?)
 Славик? Или Виталий?
(Даже не  противно.)
Нет, все-таки, Витасик…
(Только много крови….)
Поэтому они розовые.
(Кыш, кыш!)
Надеюсь, они не помешают мне…
(когда?)
… в ответственный момент.
Я  ждала, рассматривая сквозь боль  прозрачные фигуры. Они летали, лениво сливаясь в крупные образования и, вновь, распадаясь на части.
Одна из них похожа на мужа.
(Эй,олух!)
 Я помахала ей рукой:
(«Здравствуй, дорогой!»)
Он, в ответ, приветливо покачал ниткой и…
 (а, это – ты?)
сестричка любезная….
(Интересно, почему они вместе?)
Наверное, сговариваются против меня, как всегда! 
Ничего, закончу с Вероникой, займусь родственниками.
Никуда  не денутся, любвеобильные мои!
На то они и близкие, чтобы быть всегда рядом….

Глава 22.       Виталий  Хвостов.
С утра я заскочил в библиотеку. Там  Ниночка уже отложила мне свежие журналы. Еще давно я позаботился о том, чтобы читать их первым. Всего-то надо было угостить девочку шоколадкой и пригласить в кафе….
Правда, теперь она и без шоколадки оставляет мне их. Теперь она лелеет далеко идущие планы….
А что я?
Не знаю, не знаю! Посмотрим….
С одной стороны приятно приходить домой, и видеть уютную комнату, без пыли, без разбросанных повсюду грязных носков, немытых чашек, паутины и прочих атрибутов холостяцкого жилья. Приятно, когда тебя встречает на пороге молодая, славная герла.
Только есть одно «но»: где гарантия, что она не превратиться в Татьяну Вячеславовну или, упаси бог, в Зайчик?
То-то!
Потому я и медлю. Потому и кантуюсь. Как говорил мой дед: «Быстрота нужна только при ловле блох!» Особенно не уместна спешка в таком тонком деле как окольцовка. Может случиться брак….
Да что это я все о браке, да о браке! У меня дел сегодня – непочатый край! С утра еще ни разу головы не поднялово!
В одном из журналов увидел небольшую заметочку. Так, пару абзацев. Только зацепила она меня! Очень уж оригинальная идея скрывалась за скупыми строчками. Оригинальная и, практически, выполнимая. Даже в наших, скудных условиях. Она позволит сократить сроки моей работы примерно в полтора раза.
Ого!
Надо будет еще подумать и посчитать. Трам-трам-трам….
Краем глаза видел, как простонал слова прощания Бабкин. Пожалуй, он действительно выглядит больным. Или так сумел убедить себя в этом?
«Пока, пока!» – помахала рукой Вероника.
Она тоже сегодня умчалась домой, видно хорь не слинял в очередную командировку. На ходу попросила выключить сушилку.
Выключу, а как же! В свете наших с нею последних договоренностей!
Так, кто еще остался?
Зайчик!
Интересно, где она?
Я не помню, чтобы она мельтешила здесь сегодня….
Правда, сначала - я слегка задержался в библиотеке, пока договаривался с Ниночкой о свидании, потом сразу уткнулся в журналы….
Кажется, звездило что-то очень на нее похожее  в коридоре. Я тогда не  обратил внимания….
Сумка вот ее стоит, а где она сама?
Здесь – нет, здесь – тоже.
В ее любимой автоклавной – пусто. Значит – ушла.
Тогда почему сумка осталась?
Ладно, не буду же я здесь торчать до ночи! Сейчас выключу сушку и – домой. Там уже хлопочет Нинуся. На плите жарится мясо, пахнет свежемолотым кофе….
Эх, есть, все-таки прелести в семейной жизни!
А Зайчик просто взбесится, когда увидит запертую дверь! Ей тогда придется подниматься наверх, брать ключ, записываться в книге, потом замыкать лабораторию….
Она почему-то очень не любит открывать и закрывать дверь….
Странный комплекс!
Даже если придет первой, будет стоять под дверью и ждать прихода других сотрудников.
Может, считает это – ниже своего достоинства?
Хо-хо! Тогда тем более, надо действовать быстрее. Мелкая пакость, а приятно!
Только ей одной можно, что ли?
Я толкнул тяжелую дверь, окованную железом, с герметичной теплоизоляцией. Она осталась еще с  незапамятных времен, когда комната была набита холодильниками, и в ней поддерживали, круглый год,  низкую температуру.
Темновато здесь!
Ладно, свет включать не буду: всего пару шагов вперед и - нажать на рычажок….
Темно, как в заднице у негра….
Кто здесь?
Что за черт?
Черт, черт…. Ах!
Боль – но…
 
Глава 23.       Вероника Солнцева.
Звонок  Алексея оказался для меня – полной неожиданностью. Он сообщил, что убийство уже раскрыто, подозрение с нас снято. Оказалось  все семейным делом - вечная проблема отцов и детей. Правда, слегка осовремененная действительностью.
Парень был зависим. Наркотики…. Когда начались ломки, обратился к отцу. Тот - отказал. Страдания нарастали….
Алексей говорит, что наркоманы теряют человеческий облик, когда их лишают зелья. Вот он и потерял.
Потом, верно, пришел в себя, да поздно…
Сынок не вынес зрелища родного отца в гробу и публично, при всех, признался….
Бедная профессорша! Остаться без мужа и без сына в одночасье!
Удивил меня следователь. Он, оказывается, давний знакомый Алексея. Его только смутило то, что у меня с мужем разные фамилии.
Казалось бы, – мелочь, но такое отношение представителя власти ко мне, грешной,  сразу прибавило мне веса в глазах сослуживцев.
Даже Зайчик притихла. Она уже не так откровенно торжествовала победу и в  глубине ее глаз я заметила смятение.
Смешно!
К моему приходу из лаборатории,  Алексей был уже дома. Он сварил мне кофе, плеснул в рюмку коньяку и, избавленная от плена сомнений и страхов последних дней,  я скоро  начала понимать, что мир устроен, все же, справедливо.
Алексей внимательно наблюдал за мной, и, когда, наконец, по его мнению, пришло время, он начал разговор:
- Знаешь, Ника, что я придумал?
- М-м-м-м? – Я прислушивалась, как приятное тепло из желудка разливается по всему телу, кровь начинает струиться быстрее, теплеют руки.
- Я тут подумал, и решил…, - он запнулся. -  Принял решение, как глава семьи.
- Ну? – Это меня заинтересовало.
Мы всегда давали друг другу известную свободу, впрочем, никогда ею не злоупотребляя.
- Тебе надо уйти с работы!
- То есть сменить ее? –  Уточнила я.
- Нет, не сменить, а именно уйти! – Он присел на пол возле дивана, скрестив ноги. – Понимаешь, сейчас у меня выдался небольшой отпуск. Есть возможность съездить куда–нибудь, развлечься, отдохнуть…
- Слушай, ты здорово придумал! Я готова хоть завтра. Нужно только и мне написать заявление на отпуск. Отпускные, так и быть получу потом….
- Нет, ты не поняла! – Он наклонился ко мне и раздельно произнес: - Я хочу, чтобы ты ушла из этой лаборатории. Я считаю, что  работа там бесперспективная, да и коллектив плохой!
- Но…, - я еще пыталась протестовать, но Алексей не позволил мне продолжить:
- Работать там тяжело, да и зачем? Давай, лучше, подумаем о детях, о нормальной жизни, о нормальной семье….
Я была настолько ошеломлена, что просто не нашлась: что и сказать?
Честно говоря, я уже давно подумывала об этом, только не могла выбрать время, чтобы рассказать о своем желании Алексею. Да еще слегка побаивалась: вдруг он будет против?!
На некоторое время я даже потеряла дар речи, но потом, все же, спросила:
- Скажи, мне обязательно уходить прямо сейчас? Может быть, доработать до декретного отпуска? Это было бы практичнее….
- Никакого «практичнее»! –  Алексей был категоричен.  - Мне нужен здоровый ребенок и нормальная жена.
- А я не нормальная?
- Там у вас кто угодно свихнется! – И тогда Алексей рассказал мне содержание разговора Зайчик со следователем.
Он состоялся у них накануне. Именно этот разговор и должен был стать, по мнению Татьяны Павловны, ключевым моментом в ее игре.
В нем она  бросала тень подозрения на нас с Виталием и ставила нас в положение оправдывающихся.
Как известно, чем больше человек старается, находясь в этом неудобном положении, тем хуже у него  получается.
Тем более, что убийство – это уже не просто склоки в коллективе!
Оказывается, она ворвалась к следователю и с порога сообщила, что является
(или правильнее сказать: являлась?)
единственной страстью убиенного заведующего. Он сходил по ней с ума еще со времен далекой юности, но тогда они оба были обременены семьями, обязательствами и прочим.
Здесь я не выдержала и спросила:
- А куда теперь подевались обязательства?
- Она имела в виду, в первую очередь, -  обязательства перед несовершеннолетними детьми, – пояснил  Алексей.
К настоящему моменту дети стали взрослыми, а чувство, так долго сдерживаемое, прорвалось на волю и затопило их обоих, сметая все условности на своем пути.
Я была просто поражена! Где уж нам, простым смертным такие страсти испытать!
Я  тут же сообщила об этом мужу.
- Ты рано забавляешься! – Предупредил Алексей. – Ты в этом замешана самым непосредственным образом.
- Я? Нет, правда,  - я?
- Ну, да! Ты вполне могла убить Курочкина.
- Да за что же? – Я искренне недоумевала. –  Из ревности, что ли?
- Именно! Так, по крайне мере сообщила следствию Зайчик. Курочкин был мужчина, настоящий мужчина! По крайне мере, по ее собственной версии. Ему требовалось внимание женщин. Молодых, привлекательных…
- Интересно, она скрежетала зубами, когда описывала мою  привлекательность?
- Скрежетала, скрежетала! – Алексей засмеялся. – Короче говоря, ты, как отверженная любовница, его и лишила жизни, потому как не смогла стерпеть отставки. А она, Татьяна Павловна, конечно, тебя вполне понимает: лишиться такого покровителя…
- Во дает! – Не смотря на чудовищное обвинение, я получала удовольствие от рассказа мужа. – Вот почему она меня недолюбливала, – ревновала. Значит, признает мою неземную красоту и привлекательность, не смотря ни на что! Для женщины, особенно такой, как она – тщеславной, сильной, ревниво относящейся к своей внешности - это просто подвиг!
- Ну, да, подвиг!  Слушай, что она еще придумала! Оказывается, ты убивала Курочкина не одна!
- Неужели? Мне казалось, это дело интимное!? Или я не права?
- Не права! Потому что она, Зайчик, была намерена еще и  положить конец темным делишкам Виталия, используя свое влияние на Курочкина. Она немедленно потребовала этого и получила обещание от пылкого влюбленного покончить с криминалом. По ее версии, заведующий сообщил об этом Хвостову, и тот стал идеальным партнером для тебя! Партнером – убийцей!
- М - да! Фантазия Татьяны Павловны не знает границ!
- Однако если бы не признание великовозрастного сыночка, тебе и Хвостову пришлось бы еще долго доказывать свою непричастность ко всему этому.
- Но разве у нее были доказательства?
- Она ссылалась на Мальцеву. Та уходила последней из лаборатории в  роковой день, поэтому в отношении ее были очень сильные подозрения. Хотя, честно говоря, для убийцы она слабовата. Конечно, если только  не находилась в состоянии аффекта.
- Ввести ее в это состояние не составляет труда. Она сама себя в него периодически  вводит!
- Тем не менее, чтобы снять  подозрение со своей особы, Мальцева могла на многое пойти. В том числе, - поддержать версию Зайчик. Что, например, ей стоило бы заявить: уходя, она видела тебя и Виталия, возвращавшихся обратно? Или придумать еще что–нибудь? Так что еще не известно, чем бы закончилось это дело…
- Хорошо бы закончилось! Она, в конце концов, запуталась бы в собственном вранье.  Или впала бы в истерику….  Тем более  что ты звонил в тот вечер и застал меня дома.  Твое слово - против ее… Я верю в справедливость! – Мысли о предстоящем отпуске уже завладели мною. -  А куда мы поедем?
- Куда-нибудь подальше, где не будет ни твоих зайчиков, ни моих волков. Я даже подумываю… - Алексей сделал паузу и, хитровато щурясь, посмотрел на меня.
- Что?
- Не махнуть ли нам туда, где вообще никто не говорит по-русски?
- Ух, ты! – у меня даже дух захватило от такой перспективы, а Алешка продолжал соблазнять меня:
- Представляешь: лазурное море, белый песок, зеленые пальмы….
- Белый песок? Разве такое бывает?
- Бывает….

Глава  24.       Татьяна Павловна Зайчик.
Я сидела на стуле и устало смотрела на тело в халате, распластавшееся у моих ног.
(Она прикрыла себе голову руками.)
Дура!
Все равно это не спасло ее.
Это оказалось легко. Легче, чем я себе представляла.
Она только пискнула разок тонко, по-детски, и свалилась, как подкошенная.
Я спрыгнула со стула  и еще несколько раз, для верности, ударила ее.
(Тяжелая железяка! Кажется, весит тонну…)
Она так и осталась лежать у меня на коленях, придавив их свою тяжестью.
Я лениво стряхнула ее.
Она звякнула об пол. Где-то далеко…
(может, в другой жизни?)
Потом…
Потом на меня обрушилась усталость. Усталость и эта кошмарная головная боль.
Чтобы не упасть, я  откинулась назад и закрыла глаза. Надежная твердость стены подействовала на меня успокаивающе…
Когда я очнулась, уже во второй раз за день
(я  так и не смогла вспомнить, как попала в лабораторию.)
(Все события для меня обрывались на моменте чтения письма мужа.)
(Только тогда я, точно, была еще дома!)
голова уже не болела.
Она была пустая, звонкая и ясная.
В душе царил покой и то особое чувство, которое наступает после тяжелой,  неприятной, но необходимой работы. К тому же хорошо исполненной.
Я медленно встала, ощущая каждую мышцу, каждый сустав своего занемевшего тела, прошла к двери и повернула выключатель.
Вероника лежала лицом вниз, закрыв руками разбитый затылок.
Ее ноги были разбросаны и…
(Почему она обута в мужские туфли?)
(Она что, изменила себе? Или это - мода теперь такая?)
Наверное, мода, - уверяла я себя, чувствуя, как холодеет спина.
(Или, что скорее, эта тварь догадалась о чем-то и решила разыграть меня!) Обмануть, ха-ха!
Так кто кого разыграл?
Кто?
Это, ведь, не моя кровь собралась на полу черной лужей и не я лежу, без движения! 
(Не я! Не я! Не я!)
(Что ты теперь скажешь на это?)
(Что скажешь?)
Я осторожно подошла к ней.
С этой гадиной нужно быть  внимательной!
(А если она притворяется?)
(Если она ждет удобного момента, чтобы схватить меня?)
Ясно, что  при  прямом контакте у меня не будет ни малейшего шанса….
Она в полтора раза выше меня и в два раза тяжелее.
(Только не выше, только не выше! Она просто - длиннее!)
Так, посмотрим!
Я протянула руку и попыталась перевернуть безжизненное тело.
(Тяжело! Могла бы быть и посубтильнее…)
Со второй попытки - удалось.
Рука, с тяжелым стуком, упала на пол, открыв взору слипшиеся от крови короткие волосы.
(Почему – короткие?)
С искаженного лица на меня глянули черные глаза.
        Черные глаза Виталия.
Черные, пустые глаза…
Я несколько мгновений смотрела в них,
(в каждом застыло вытянутое, сияющее пятно электрической лампочки)
а потом начала смеяться.
Я смеялась, смеялась, смеялась,
пока мир вокруг меня не покраснел, потом потемнел, потом сузился до точки и исчез.
Исчез совсем.
Растворился,
провалился в пустоту,
сгинул….
Остался только мой смех.
Мой громкий, выразительный, победный смех.
Ха-ха… …ха-ха…
…ха…