При замысле этой статьи я хотел ограничиться рассмотрением проблемы консерватизма. Я изначально не хотел говорить о консерватизме как политической доктрине, его роли в государственно-правовых или социально-экономических отношениях. Я хотел высказаться скорее насчет консерватизма, с позволения сказать, личного и духовно-культурного. Однако, размышления над темой переросли изначальный замысел. Меня «унесло» к проблемам современной русской цивилизации – причем понимаемой не совсем так, как в предыдущем очерке под тем же названием («Цивилизация»). Там я говорил больше о цивилизации как совокупности материально-технических достижений, о цивилизации как вненациональном, общечеловеческом явлении. В настоящей же статье цивилизация рассматривается как синоним национальной культуры. Проблемы консерватизма тоже «всплывут» здесь, но – уже ближе к завершению.
Когда же мы говорим о «национальной цивилизации», мы имеем в виду в первую очередь определенный тип национального мышления и мировосприятия, национального самосознания. Это – то самое – «американцы меркантильны», «немцы пунктуальны», «англичане холодны», «французы взбалмошны» и т.п. Что можно сказать в этом отношении о русских?
Русский человек по природе своей в первую очередь широк. Как ни верти, как ни «цивилизуй» Россию, а я не могу представить себе русского без его открытости, хлебосольства, радушия, щедрости – всего того, что делает нас внутренне красивыми, приносит чувство удовлетворения и ощущение своей полноценности, законченности. Действительно, мы диковаты, и в этом правы наши «западники»; в нас чересчур много «стихии» и маловато «сознательности». Однако, где же ты будешь, Россия, без своих попоек, буйств, смут, войн, революций? Ведь русский характер очень полярен, он не знает и не хочет знать «середины». От подвигов свободы до низости раболепия, от пыла энтузиазма до мрака апатии, от вершин благочестия до гадости разврата, от героического самопожертвования до низменного предательства, от работы до седьмого пота до праздной лености у нас всегда было недалеко. Я не хочу сказать, что каждый отдельно взятый русский обязательно кидается в крайности, но скорее – что перечисленные явления всегда соседствуют у нас бок о бок. Россия не знает середины; она либо бузит, либо страдает; не живет, а только проектирует, и готова ради воплощения проектов класть на алтарь «завтра» миллионы своих отпрысков. Мы не умеем жить «сегодня», нам нужно либо «светлое будущее», либо попросту «вечность». А с другой стороны, только и живя таким ритмом, мы можем быть правдивы, великодушны и внутренне красивы, гармоничны. Ибо наша гармония – там, где у всех «нормальных людей» встряска и надрыв. А когда к нам приходит спокойствие, мы начинаем разлагаться. В принципе, это и происходит сегодня. Не случайно, когда Россию начали вводить в «райское сообщество» «цивилизованных» стран, у нас сразу начало пропадать наше своеобразие, специфически русское в нашем характере.
Наша всеохватность не дает нам продохнуть спокойно. Это тоже – часть нашего национального характера. Русское мировоззрение всегда «зрит в корень», оно всегда ищет законченности, полного ответа на поставленный вопрос, «правды». Это – «проклятые вопросы» Достоевского, это – сочетание у нас поисков «правды-истины» и «правды-справедливости» (по Н.К. Михайловскому). Это – устремленность к Абсолюту, к концу, своеобразная эсхатология жизненного существования. Нигде в мире не было стольких сказаний о конце света, о пришествии антихриста, стольких самосожжений на религиозной почве (особенно – среди старообрядцев в начале правления Петра I)! Кстати, ввиду подобной направленности русского мировоззрения – во многом религиозной по своей сути – мы имеем способность далеко проникать в глубиннейшие сферы человеческого духа. Наши искания глубоки, но при этом мы обладаем такой чертой, как способность понять другого, но … к сожалению, при полном забвении собственной сущности. В этом, на мой взгляд (а не только в нововведениях властей – начиная с Петра и даже отчасти с его папаши), – корень увлечения русских «чужеродной» духовной жизнью – при не до конца осмысленных собственных путях и задачах. Это, по Достоевскому, наша «всечеловечность». Слишком ли еще молода русская нация как таковая для осознания собственных путей? Вряд ли: начиная от славянофилов – через Достоевского и философов первой половины XX века (Бердяев, Булгаков, Франк, Зеньковский и т.п.) – вплоть до Солженицына – в России ставились вопросы о пути России в мире. Как решались эти вопросы – разговор отдельный, но, во всяком случае, сама постановка их свидетельствует о зрелости национального самосознания наверху общества. Поэтому вряд ли русская нация ВООБЩЕ не созрела для понимания своего пути. Почему же мы не занимаемся «в массовом масштабе» осмыслением своих путей? Все дело, по-моему, в том, что (если не брать в расчет интеллигенцию, о которой я только что сказал) вопросы «самоанализа», самоосмысления несколько чужды русскому НАРОДУ в целом, и отчасти это я имел в виду, когда в 1-й части своего произведения «Что есть наш современник?» говорил о неоформленности у русских положительных ценностей. Здесь – корень отличия русского мировоззрения от мировоззрения западного человека.
Итак, при том, что мы: а) широки, б) полярны, в) глубоки и всеохватны в постановке мировоззренческих вопросов, мы – Г) САМОЗАБВЕННЫ ДО ЧУЖДОСТИ НАМ ПРОБЛЕМ САМОПОНИМАНИЯ, САМООСМЫСЛЕНИЯ. В массе русские не любят «ковыряться в себе» – и отчасти потому мы «Иваны, родства не помнящие». При бесспорном национальном своеобразии у нас нет оформленного национального самосознания. Оно до сих пор – там – наверху – у части бюрократии (к сожалению, «часть» эта в ее среде ныне стремительно убывает), у интеллигенции, у очень-очень незначительной части предпринимателей. А народ? А народ? – восклицал в одном из своих произведений автор «Прозы.ру» Сергей Скрипаль (kont). А у народа – национального самосознания еще нет – и при существующем «курсе партии и правительства» вряд ли оно появится. Поэтому созидание русского национального самосознания – одна из насущнейших задач современности.
Далее. России пока остаются чужды многие «западные» проблемы – не буду говорить о «демократии», «парламентаризме» и т.п., а упомяну, пожалуй, такие субстанции, как свобода и личность. Собственно о свободе и личности, о «теории» этих понятий я уже говорил в своих произведениях «Что есть наш современник?», «Человек как гражданин и как личность», «О свободе и творчестве», «Цивилизация». Поэтому лишний раз теоретизировать над этими предметами я считаю не столь нужным. Больше меня интересует судьба этих категорий в России. Надо сказать, что русская историческая традиция не ставила категорию личности во главу угла; в нашем отечестве личность всегда растворялась в «хоре» патриархальной семьи, общины, государства и т.п. Конечно – оно с одной стороны и хорошо: притчей во языцех стал русский коллективизм, укорененная в русском народе взаимопомощь, крепость традиционного русского уклада, склонность принимать решения «соборне». Характерно, что оригинальная философия соборности (В.С. Соловьев, С.Л. Франк, Е.Н. Трубецкой и др.) также развилась на русской почве. Однако, коль скоро мы заговариваем о формировании национального самосознания, о впитывании обществом категорий национальной культуры и т.п., то без принципа личности здесь не обойтись. Только личность может быть носителем творческого потенциала, воплотителем, согласно определенным историческим условиям, тех или иных задач и требований. В личности концентрируется наработанный в веках культурный опыт (кстати – в этом – один из аспектов «соборной» философии), она – его носитель и «преобразователь». Она – творец и созидатель Объективного, или, точнее – того аспекта Объективного, которого требует существующая эпоха. Можно было бы сказать кое-что о «личных правах» в политическом понимании этого термина, однако, на мой взгляд, существующих ныне для личности политических прав, пожалуй, даже многовато (к тому же учитывая отсутствие у нас соответствующих традиций пользования этими правами и тот хаос, который закономерно плодит «освобожденный» человек, не обладающий определенной политической культурой). Поэтому ограничимся констатацией: для оформления настоящего национального самосознания нам нужно воспитание ценящей свою культуру, умеренной, творческой личности. Для осуществления этой задачи необходима свобода – прежде всего не политическая («внешняя»), а внутренняя – свобода творчества, стоящая в неразрывной связи с внутренней дисциплиной личности, разумным осознанием ею стоящих перед ней и ее обществом задач. Как достигнуть этого – разговор совершенно особый, но можно сказать сразу, что одной государственной политики тут мало; необходимо создание ОБЩЕСТВЕННОГО климата, в котором категории свободы и личности могли бы приживаться и, не ломая наших традиций, органично вписываться в общественную ткань России; таких условий, при которых указанные категории возросли бы изнутри русского общества.
Тут я и подхожу собственно к тому, чем хотел ограничить данную статью – к проблеме консерватизма. Скажу сразу, что консерватизм как остекленение, застылость и неподвижность есть консерватизм бесплодный. Консерватизм плодородный – только тот, который, учитывая специфику исторического бытия народа, не перестает ставить перед ним новых задач; который, опираясь на существующий опыт и традиции, постоянно стремится к творчеству нового в соответствии с меняющимися запросами действительности. Это ТВОРЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ, как определял его Н.А. Бердяев. Творческий консерватизм можно сравнить с состоянием прыгающего человека: для того, чтобы устремиться ввысь, ему необходимо иметь под ногами почву для отталкивания. Перед Россией, как мне кажется, стоит сейчас главная большая задача – оформление и закрепление национального самосознания. Новое, к которому следует стремиться сегодня для осуществления этой задачи – в взращивании на российской почве культуры свободной и творческой личности. Однако, это не значит перечеркивание нашего опыта. Конечно, в нем есть немало неприглядных сторон, которые связаны в первую очередь с нашей полярностью, нашим «разбродом и шатаниями». Это состояние следует преодолеть, «выведя» на русской почве тип человека трезвого, уравновешенного, наделенного сознанием национальных задач и связи их с его собственной судьбой. Это, кстати, будет способствовать складыванию русской НАЦИИ как единого целого, преодоления вечной пропасти между «властью» и «обществом», «обществом» и «народом». Однако, широта и глубина русского национального характера, на мой взгляд, – залог возможного успеха действия в указанном направлении. Наша способность проникать в самый корень ставимых вопросов, богатство и разнообразие русской культуры, сами великие имена Пушкина, Гоголя, Достоевского есть не только повод для закономерной национальной гордости, но и своеобразная «стартовая площадка», гарантия того, что русская культура отнюдь не исчерпала себя, что в ее могучих и прекрасных традициях содержится громадный творческий потенциал для разрешения злободневных проблем современности.