часть 3 Записки диспетчера

Елена Романенко
***
Вальяжный мужской голос.
— Мне нужны грузчики и машина.
Я объясняю все условия, напоследок предупреждаю о предоплате.
— Хоть за полчаса, но вперед. Понимаете, люди всякие бывают, сейчас такое время...
— Да я из городской администрации!!!..  А у ваших водителей есть лицензии?!. А договор они составить могут?!.
Я не теряюсь.
— Если хотите, я могу узнать.
Угрожая напустить на нас налоговую инспекцию, голос еще некоторое время рокочет в трубке.
Впоследствии я узнаю, что этого типа хорошо знают все, кто занимается грузоперевозками. Он очень любит прокатить на дармовщинку; наймет и не заплатит.
***
Очень настырный и самоуверенный молодой человек хочет срочно напечатать какую-то доверенность.
— Я хорошо заплачу.
— Привозите.
Выясняется, что ему нужен не только текст, но и печати.
— Я не смогу вам их нарисовать.
— Я хорошо заплачу, — на меня ласково взирают маленькие бегающие глазки.
— Дело не в этом, вам нужен сканер, а у меня его нет.
Молодой человек уезжает разочарованный, оставаясь при твердом убеждении, что я все могу, просто не хочу связываться с криминалом.
***
Женщина с пропитым, но доброжелательным голосом звонит с автомата.
— Мне нужны грузчики и машина, переезд у меня.
— Газель стоит сто рублей в час.
— Хорошо.
— Плюс тридцать рублей за вызов.
— Конечно—конечно.
— Как минимум на два часа.
— Я понимаю.
— Грузчикам — тридцать рублей человеку в час. Тоже как минимум на два часа.
— Можно двоих?
— Сколько угодно можно.
— Постойте—ка, это же сколько получается? Да охренеть сколько получается! Да я алкашей найму! Да вот прямо сейчас пойду и найму! Да сдались вы мне со своими перевозками!...
***
Всегда приятно общаться с интеллигентными людьми.
Звонит женщина, интересуется печатными работами. Очень доброжелательная, вежливая, с ней так приятно беседовать. Когда она говорит, что ей это надо не для себя, я только грустно вздыхаю; приедет какая—нибудь молодая стервочка—дочка и все нервы из меня вымотает, чтобы поменьше заплатить. Такое уже не раз бывало.
Однако перезванивает мне не дочка, а муж этой женщины, еще более вежливый и доброжелательный.
— Удобно ли будет, если я подъеду в воскресенье, хотя нет, извините, это же будут выходные...
— Я работаю без выходных.
— Для меня это, конечно же, очень хорошо, но как же вы? Это ведь тяжело, работать без выходных?
— Я уже привыкла. Во сколько вы приедете?
— Удобно ли будет, скажем, после обеда? Примерно между часом и двумя? Я боюсь сказать более точно, так как совсем не знаю ваш район, не могу предположить, сколько времени понадобится, чтобы вас найти...
В воскресенье в час дня снова звонок.
— Извините меня ради Бога, я по вчерашней договоренности. Понимаете, как всегда: десять минут здесь, пять минут там, — в общем опаздываю... Возможно ли приехать позже, или...
— Конечно—конечно, пожалуйста, приезжайте!
— Я сейчас выхожу. Еще раз извините великодушно
Я ожидала увидеть мужчину лет сорока, а ко мне приехал старик. Совершенно чудесный старик, с глубоким голосом, твердой осанкой, в очках с тонкой оправой. По его реферату я поняла, что передо мной врач, врач по призванию. Он весь был не из нашего времени, не из нашего города; наверное, они с женой между собой называют друг друга по имени—отчеству, как в старых кинофильмах про какого—нибудь московского профессора.
Я осталась совершенно очарована им, и заочно — его женой. Какие приятные, культурные люди, последние представители поколения интеллигентов старой закалки.
Набрав работу, я по телефону уточнила некоторые медицинские термины. Четко произнося непонятное слово, старик попутно объяснял, что оно обозначает. Объяснял очень доступно, в двух словах. У такого человека было бы очень легко учиться, да и работать с ним было бы здорово, он даже меня, далекую от медицины, заинтересовал своей темой.
При наборе текста меня поразила дата выпуска одной из работ автора (он ссылался на нее в списке использованной литературы) — 1975. Мне было только год, а у него уже была опубликована работа по этой теме!
Дай вам Бог здоровья, Василий Александрович!
***
— У вас грузчики сколько стоят?
— 35 рублей человеку в час.
— Как это?
— У них почасовая оплата
Дикий хохот, в сторону:
— Нет, ты слышал, у них  грузчики почасовые... как девочки по вызову!...
***
Маньяки бывают и нетипичные. У моей кошки подросли котята, и я дала объявление в газету, что отдам их в хорошие руки. 
— Алло, это вы котят отдаете?
— Да.
— А кошечки у вас есть?
— Да, одна осталась.
— Беленькая?
— Беленькая.
— Чисто беленькая?
— Да, чисто белая кошечка.
— Я сейчас приеду!..
Интересно, куда это он собирается приехать, если не спросил адреса?
Через полчаса снова звонок.
— Это у вас беленькая кошечка?
— Да.
— Скажите адрес, я сейчас приеду.
Я неохотно говорю адрес: улица 1-й Пятилетки и так далее; все—таки для своих котят я бы хотела найти менее рассеянных хозяев. Да и голос у него какой-то суетливый, напоминает тех, кого раньше на Руси называли юродивыми.
Через полчаса снова звонок.
— Какой у вас адрес — улица Пилюльки? Я сейчас приеду за белой кошечкой.
Я понимаю, что имею дело с не совсем нормальным человеком, и решаюсь на ложь.
— Извините, пожалуйста, к нам сейчас пришли, ее уже забирают.
— Я все равно приеду!..
— Зачем, если ее уже забирают?!.
— Я еду!
В последующие два часа он звонит еще четыре раза, то грозится приехать, то уточняет адрес. Звонит и на следующий день, звонит  каждый день  целую неделю.
Благодаря ему я месяц боялась подойти к двери (а вдруг все-таки вспомнит адрес) и долго—долго всем отвечала, что котят у нас больше нет.
***
Есть у меня постоянный заказчик, редактор частной газеты, привозит по две—три страницы, зато регулярно. Он, наверное, очень счастливый, так как постоянно не наблюдает часов. Точнее — не соблюдает.
— Я приеду в три часа.
Это значит, что ждать его надо или в шесть, или завтра, или послезавтра.
Зато он со мной часто советуется, как лучше написать статью, изменить предложение, и хотя не всегда принимает мои советы, относится к ним с огромным уважением. Что, согласитесь, приятно. Главный редактор, все—таки.
***
Пришла заявка на грузчиков; разгружать вагоны с солью. Передаю своему работодателю. Он с  трудом находит людей, отправляет и ищет еще, потом перезванивает мне.
— Представляешь, искал сейчас еще трех грузчиков, а все отказываются. Оказывается, соль разгружать — самое последнее дело. У тех, кто работал с солью месяц назад, до сих пор раны не зажили; все разъело, и плечи, и руки, и лицо, — помолчал немного, — так что мы с тобой ребят как на войну послали.
***
Еще одна из вечно спешащих. Ей нужны шпаргалки; самым мелким шрифтом надо набрать и распечатать ответы на экзаменационные вопросы.
Сто пятьдесят страниц за сутки я просто физически не в состоянии сделать, о чем ей и сообщаю.
— Да я двадцать билетов за три часа набираю!
Из любопытства подсчитываю, сколько это приблизительно знаков в минуту. Ого! Свыше пятисот! У меня всего сто двадцать. Наверное, она долго тренировалась. Да и деньги лишние, раз готова столько отдать за то, чтобы сберечь свои три часа. Хотя отдать—то она как раз и не готова; торгуется до последнего. Но в итоге все-таки заплатила и даже сдачу не взяла.
***
В тот день, когда я согласилась взять на свой телефон объявление о продаже картофеля с доставкой, я, видимо, где—то немного стукнулась головой. А может и много. Теперь уже трудно сказать. Торговать картошкой мне предложил Слава — брат Грузоперевозчика. Он искал нового диспетчера, так как старые не соглашались на картошку ни за какие деньги. Я еще не ожидала подобных подлянок от людей, поэтому согласилась.
В первый день мне позвонило восемьдесят два человека. Во второй — уже за девяносто. В последующие цифра перевалила за двести. Я не успевала отойти от телефона, охрипла и была готова бросаться на людей. Все мои родственники, друзья и подруги успели наизусть выучить то, что я говорила по телефону. У меня создалось ощущение, что каждый житель нашего города спешит лично удостовериться, почем картошка, какого сорта и откуда она.
Контингент звонивших был примерно такой: бабушки, инвалиды, стервы, деловые дяденьки, тетеньки, очень не русские, слегка не русские (лицо рыночной национальности), прочие люди.
Звонит очередной шедевр:
— Скажите честно, я вам сильно надоел?
Этот старик звонил мне не меньше десяти раз, первые пять он все решал, стоит ли ему покупать эту картошку, последние пять — узнавал, почему ее до сих пор не привезли.
— Я вас уже узнаю по голосу, а в день мне звонит около двухсот человек, — обреченно отвечаю я.
Как-то ближе к вечеру звонит мне сто восемьдесят второй человек за день (я потом специально посмотрела) и задает совершенно невинный, на его взгляд вопрос:
— Вы случайно не давали объявление о картошке?
В тот момент я была как никогда близка к тому, чтобы выразиться нецензурно.
Дозвонившись до меня, люди обычно очень радовались:
— Наконец-то я до вас дозвонился!
Я этих чувств не разделяла.
Счастливчик не спешил, (видимо, наслаждался ролью избранного), поэтому некоторых приходилось поторапливать.
— Здравствуйте! Я вот тут, э-э-э по поводу картошечки...
— Картошка по два пятьдесят килограмм, если меньше четырехсот килограмм, то по три, меньше ста не возят.
— Э-э-э...
— Мешки примерно по сорок килограмм, минимум два—три мешка, четыреста килограмм — это десять мешков.
— Ага. Э-э-э...
— С Миасского совхоза, сорта Ермак и Невская, красная и белая.
— ...Э..
— Прошла сортировку, предназначена для хранения.
— ...Э
— Цена вместе с доставкой. У водителя есть весы. Мешки в цену не входят, вы или покупаете их по пять рублей за штуку или обмениваете на свои.
— ... ... Э-э-э.. А,  да. Спасибо.
Иногда я с трудом удерживалась, чтобы не сказануть чего—нибудь в ответ.
— Какая картофель?
Так хотелось ответить: “Да такая, знаете, в земле растет. Может видели когда—нибудь. Ее еще едят”
— Здравствуйте, вы нам привозили картошку, а обещали еще морковку, почему не везете?
— Какую морковку? Мы морковкой не занимаемся.
— Как какую? Вы нам привозили...
— Я вам точно ничего не привозила...
— Ну не вы, Господи, ваш муж.
— ...?
— Ваш муж с ребенком.
— Какой ребенок? Какой муж? Мой муж картошкой не занимается!
— Подождите, это мать или дочь?
— ?!?...
Целый день звонит одна и та же бабуля. Слезно умоляет привезти ей мешок картошки. Слава обычно такие заказы не берет, но тут соглашается:
— Все равно в этом районе буду.
Через десять минут после получения картошки бабуля развязывает мешок, обнаруживает нечто подозрительное и звонит ко мне.
— Извините, пожалуйста, — говорит она вкрадчиво, — вы картошечку продаете? Она какая, хорошая?
— Я сама не видела, но люди берут.
— Я хочу купить у вас картошку, вы мне не подскажете, где ваш склад находится?
— Я не знаю, — устало отвечаю я, — оставьте свой телефон, водитель вам перезвонит.
Мне в ответ дикий крик:
— Да все вы знаете!.. И что картошка вся резаная, тоже знаете, вы все заодно! Старуху, пенсионерку обижаете! Паразиты, сволочи!..
Я думаю: —  кто такую обидит, долго не проживет. Сомневаюсь, что  люди не глядя картошку покупают; —  берут ее хорошо. Видимо, картошка действительно неплохая, просто этой старухе так повезло.
Целый час не могу связаться со Славой. Старуха все это время звонит ко мне, орет и бросает трубку. Я не выдерживаю и заношу ее в “черный список” (позднее, кстати, выяснилось, что прыткая старушка успела позвонить на телевидение, в газету и администрацию, с просьбой найти управу на мошенников, подсунувших ей плохую картошку).
Слава удивлен.
— Странно, я ведь предложил ей развязать мешок, вывалить картошку, она отказалась. Вот так вот подсунут сами какую—нибудь гниль, а потом докажи, что не верблюд.
Но все—таки решает забрать картошку и отдать бабульке деньги.
Перезванивает примерно через час и успокаивающе заявляет:
— Был я у старухи. Больше она тебя беспокоить не будет.
Еще не придя в себя после бабулиных криков, я не сразу понимаю, что он хотел этим сказать. В каком это смысле “беспокоить не будет?”
У Славы тоже на картофельной почве крыша малость поехала. Завозил мне деньги, попросил телефон, стал звонить по страждущим картошки. Один из оставленных мне номеров я выделила особо:
— Тут спрашивали лично вас.
Слава нахмурился.
— Наверное, тоже по поводу картошки.
Набрал номер.
— Здравствуйте! Картошка нужна?
Выслушав ответ, он побледнел, неестественно рассмеялся и извинившись, осторожненько повесил трубку.
— Черт, это же телефон моего непосредственного начальства, которое как раз и продает эту картошку!
Звонит дамочка со стервозным голоском. Я говорю ей свой обычный текст, но это ее не устраивает. Она фыркает:
— А если 399 килограмм, а не 400, то что — все равно еще по три рубля, а не по два пятьдесят?
— Точно я не знаю, оставьте свой телефон, водитель вам перезвонит.
— А причем тут водитель? Дурдом. Вы же картошку продаете, вы и должны знать.
— Я не продаю, я диспетчер, продает водитель.
— Дайте мне номер его телефона.
— У него нет телефона.
— А где он сейчас?
— Ездит по городу, развозит заказы.
— Что за чушь, дай мне его номер!
— Как я вам его дам, он звонит мне с автоматов! Что я вам, телефон—автомат дам?!.
— А чего это ты на меня орешь?
— Вы на меня вообще с самого начала орете. И не тыкайте мне. Вам нужна картошка?
— Да, нужна. Хорошо, пусть будет 400 килограмм. А сколько это мешков?
— Примерно десять.
— Совсем ...... , — тут эта фифочка выматерилась в смысле “сдвинутые” и бросила трубку.
Более мерзкого чувства у меня при разговоре по телефону еще не было. Муж заметил мою реакцию и спросил, что случилось. Я рассказала. Он задал только один вопрос:
— Телефон определился?
— Да.
Валера тут же туда перезвонил.
— Это вы сейчас звонили по поводу картошки?
— Нет, не я, это соседка заходила, она уже ушла. Что—нибудь передать? — Заюлила дамочка со стервозным голосом. Такие всегда строят из себя прекрасный пол в присутствии мужчин.
Валера, очень стараясь говорить вежливо, высказал ей несколько дельных мыслей, но она так и не призналась, что сама звонила, видать слишком испугалась.
Слава тоже хотел ей позвонить, за меня вступиться, и брат Грузоперевозчик первым делом спросил, есть ли номер, так что без защиты я не осталась.
— Я вообще—то более ответственный, — заявил мне как—то Слава, — оно я понятно, я ведь старший. Братан все суетится, все в бегах и в делах, только богаче не становится. Вообще, скажу тебе по секрету, — он паникер.
В Славиной “ответственности” я убедилась на личном опыте.
На двенадцать часов был заказ по картошке. Слава заказ принял, но перезвонил и перенес время на два часа дня. В четыре заказчики позвонили мне снова.
— Где картошка?
— Не знаю, наверное, машина сломалась, подождите еще немного.
В шесть часов вечера Слава перезвонил мне и попросил передать, что раньше восьми не подъедет.
Как ни странно, в ответ на это меня даже не обматерили.
В итоге картошку он все—таки привез (правда, уже в десять вечера, но это не важно, главное — в тот же день, могло быть и хуже).
Звонок в половине первого ночи. Акцент напоминает о Средней Азии:
— Э,  картоску продаете?
— Да. Оставьте пожалуйста, свой телефон, водитель вам перезвонит.
— Э, что оставить?
— Телефон.
— Э, где оставить?
— Мне оставьте, тьфу. Скажите мне номер телефона, с которого вы сейчас звоните. Водитель вам потом перезвонит и вы договоритесь.
— Э, номер телефона?
— Да—да.
— Э, сейчас. Семьдесят четыре...
Я прилежно записываю.
— Шестьдесят один..
У меня возникает некоторое подозрение.
Когда он произносит последние две цифры, я взрываюсь:
— Это же мой номер телефона!!!..
Неподдельное удивление:
— Как мой?!?...
***
— Мне надо срочно. За два дня сделаете?
Я оценивающе смотрю на кипу бумаг и не очень уверенно отвечаю:
— Постараюсь.
Сижу ночь, день, снова ночь. Работа готова. Дико болит голова, глаза и вообще все, что только может болеть. Звоню заказчице.
— Можете забирать работу!
— Я сегодня не смогу. Завтра? Завтра тоже не получится.., — бормочет она себе под нос, — вообще-то у меня еще неделя есть...
Без комментариев.
***
Ищу машину.
Отвечает женский голос.
— Здравствуйте. Александр дома?
— А кто его спрашивает?
— Диспетчер по грузоперевозкам.
— Сначала представляться надо, а потом уже спрашивать. Я, между прочим, его жена.
— Я на вашего мужа и не претендую, у меня свой есть. Мне надо только знать, сможет ли Александр на завтра принять заказ.
— Ишь ты какая, не претендую!.. А ты хоть знаешь сколько времени?
— Время — тридцать две минуты десятого, мне самой только что позвонил заказчик. И вот что еще, женщина,  — вы только что лишили своего мужа пусть непостоянного, зато довольно неплохого источника дохода, — я к вам больше не позвоню. Спокойной ночи.
***
Еще одна торопыга. Кажется, что ко мне влетела не одна, а несколько девушек.
— Можно я у вас подкрашусь? У нас в офисе отключили электроэнергию, пришлось там заночевать, документы срочные надо было напечатать. Нужно двадцать страниц. За час сделаете?
Я смотрю на нее; вроде не издевается.
— У меня только распечатка займет как минимум вдвое больше времени. Мой принтер не может печатать больше десяти страниц в час. А ведь их еще набрать надо, отредактировать, оформить.
— Я и сама не могу так быстро, но директор приказал, чтобы за час все сделали.
Девушка с не докрашенным глазом звонит директору, уговаривает его не терять времени на поиски другого наборщика, но тот неумолим.
— Хорошо хоть машину с водителем дали, — улыбается девушка и исчезает так же быстро, как и появилась.
***
Вовка, родной брат моего мужа, решил перебраться в Челябинск.
Он долго не мог снять квартиру. Всех смущал его возраст. Услышав, что ему всего двадцать, люди начинали скучнеть голосом, торопились закончить разговор и  обычно больше не перезванивали. Правда, было одно исключение.
Женщина, еще не видя Вовку, готова была сдать ему квартиру. Родственник не выдержал такой недосказанности и выступил сам:
— А вы знаете — я ведь молодой человек!
С той же радостью и тем же тоном он мог бы сообщить “А вы знаете, у меня энурез!”
Видимо, она согласилась, что хотела бы поселить кого—нибудь более взрослого. Вовка нашелся:
— Взрослые и пьют больше...
(Кстати, в этой квартире раньше жил сын женщины. Жил до того, как попал в известную всему городу больницу на АМЗ).
Во время картофельного помешательства Вовка бывал у нас особенно часто и мог с успехом заменить меня у телефона. Когда картошку наконец раскупили, Вовка не мог скрыть ликования и очень радостно всем отвечал:
— Вам картошечку? А картошечка—то кончилась!
***
— Вы покупаете белых мышек и крысок?
— Нет, вы, наверное, ошиблись...
— А собачка вам не нужна?
— Какая собачка?
— Да вот собачку отдаем, ищем доброго человека.
— А что за собачка?
— Кнопка. Маленькая совсем, как кошка.
— Вообще-то я хотела завести собаку, но щенка...
— Да она у нас как щенок, молодая совсем.
— А сколько ей?
— Семь лет. Мы бы не стали ее отдавать, она такая умница, зимой правда писается, на улицу не хочет ходить, но все понимает, знает, что нельзя дома гадить.
— А почему вы ее отдаете?
— Да внук все, хулиган растет. Внучка-то, Настена, ничего, любит животинок всяких, а этот баламут шерсть из собаки щиплет. Она так—то красивая, а сейчас на нее и смотреть—то страшно, лысая почти, всю шерсть выдергал, паразит. И в кого такой растет? Родители его, Таня с Сережей, совсем не такие и собак любят. Вы вот, чувствуется, человек добрый, может, возьмете собачку?
— Она же к вам, наверное, привыкла.
— Да к нам—то не так. Вот моя мама (царствие ей небесное) без памяти Кнопку любила. Она недавно умерла от рака. Вот на этом диване лежала, его еще Леша с Мариной купили, на нем и умерла. Кнопка у нее на груди все время лежала, а когда умерла мама, так Кнопка так завыла страшно, прямо сил не было слушать. Она и сейчас еще, как вспомнит, так выть начинает. Если бы не зима, мы бы ее в деревню увезли, там ее кто угодно возьмет, все знают, что собачка хорошая, на щенков у нее просто очередь записывается. А вот еще недавно, у нас тут женщина есть во дворе, ну она дурочка, живет одинокая, тихая правда, но страшненькая такая... Так вот, недавно смотрю, — идет она с собачкой. А собачка—то Ильиных. Они ее мучили—мучили, чуть не убили, и в лес уносили, и в проволоку заматывали колючую...
— Зачем?!!,.
— Надоела видать. У нее и глаз после этого вытек. Так вот, эта женщина, дурочка—то, ее и взяла. Отмыла, нацепила какую-то веревку и ходит теперь. Знала бы я, что ей собачка нужна, а то ведь не знала, так что ж теперь. Ну, так что, возьмете собачку?
— Я все таки хотела щенка, чтобы меня с детства знала, но я обещаю  подумать.
— Подумайте—подумайте, ведь такая хорошая собачка, да внук, изверг, замучил ее уже совсем...
***
Томный женский голос
— Это у вас студенты выполнят погрузочно-разгрузочные работы?
— Да—да.
— Мне надо двух студентов, — пауза, — ...выносливых, — пауза, — ...и симпатичных.
Я начинаю сомневаться, туда ли она позвонила, может, ей другие услуги нужны?
— А что за работа?
— Разгрузить надо.
Может она имеет в виду моральную разгрузку? Но это уже не мое дело. Я называю цену, условия, она небрежно соглашается.
— Я буду ждать у вокзала. Черный джип, номер 444.
***
— Здравствуйте! Вам звонит Сашина бабушка. Я по поводу вашего Леши.
У нас действительно есть Леша — двоюродный брат моего мужа. Он учится на программиста и вместе с Вовкой снимает квартиру на Северо—Западе. Вот только кто такой Саша?..
— Саша Москалев. (Фамилия мне ни о чем не говорит). Мой—то опять напился! Он когда напьется, буянить начинает, да еще толпу наведет, Лешу вашего; кричат матом, пьяные, весь подъезд загадили...
Представить пьяного матерящегося Лешу — свыше моих возможностей. Я начинаю сомневаться.
— И Леша тоже?
— Ваш—то спокойный, он и напьется, а все такой же. По нему и не поймешь. (Леша у нас действительно очень уравновешенный человек). А вот наш—то! Напьется и придет хулиганить. Каждый день ведь вместе с вашим пьют. Ведь говорю ему, говорю: “Ну что ты сюда ходишь, медом, что ли, тебе здесь намазано?” А он все равно ходит. Все из квартиры уже вынес, пропил. И ваш—то, ну чего звонит? Звонит ведь каждый день, чего ему надо? Ездит все сюда. И не лень ему каждый день с Северо—Запада таскаться.
От известия, что наш непьющий и некурящий добропорядочный Леха  изводит старушку звонками и вообще ведет двойную жизнь, я просто теряю дар речи.
— Наш—то уже все, пропащий, по нему тюрьма плачет. А ваш—то чего? Вашему—то еще двадцать лет (Лехе вообще—то восемнадцать, но бабушка же к ним в паспорта наверняка не заглядывала), чего он связался с нашим бандитом? Нашему—то уже двадцать семь.
Я стараюсь прийти в себя и навести хоть какой-нибудь порядок в мыслях.
— Извините, а откуда у вас номер нашего телефона?
— Так Леша и сказал! Вот тут сейчас лежит.
Я холодею душой. Леша безбожно напился и теперь валяется у старушки в квартире.
— Позовите его, пожалуйста, к телефону, если можете.
— Кого позвать?
— Лешу.
— Не буду я его звать. Они в подъезде стоят, я их пускать не собираюсь. Вон орут как, даже здесь слышно. А про милицию они вам не рассказывали?
Господи, еще и милиция! Меня охватывает паника. Когда же Леша успел во все это вляпаться? И главное, так незаметно для нас, мы же его видим чуть ли не каждый день.
— А что там с милицией?
— Так ведь убили мужика. В нашем подъезде запинали пьяного насмерть.
Я в ужасе.
— Как? Когда это случилось? — У меня остается слабая надежда, что Леша в этот день был у нас и не мог в этом участвовать.
— Да год назад. Милиция ходила—ходила, их таскали сколько раз, да пока еще никого не поймали. Так что вы скажите вашему Леше.
— Да, конечно. Я скажу мужу, Валера с ним поговорит.
— А Валера — это отец?
— Нет, это брат, — я решила не уточнять, что двоюродный.
— А Леша ему кто — сын?
Подобные вопросы ставят меня в тупик.
— Нет, Леша ему брат.
Чувствую, что старушка начинает во мне сомневаться.
— А вы кто?
— Я сестра мужа, то есть жена брата.
Как ни странно, старушку это успокаивает.
— Ну ладно. Так вы поговорите с ними. Пусть не безобразничают. И меня в покое оставят. Спокойной ночи!
В полном смятении чувств я вешаю трубку и пребываю в таком состоянии до тех пор, пока не выясняется, что речь шла все таки не о нашем Лехе. Просто бабушка ошиблась номером.
***
Обычно я отвечаю по существу и не затягиваю разговоры, но от “простоты” некоторых личностей иногда не выдерживаю...
— Я по поводу картошки...
— Извините,  вы по какой газете звоните?
— А что, я не туда попал?
— Дело не в этом. В какой газете вы увидели это объявление?
— В “Челябе”.
— Где вы ее взяли?
— В почтовом ящике...
— Я имею в виду, вы не обратили внимания на дату ее выпуска?
— А что?
— Объявление давали еще летом...
— И что?
— ...Сейчас  зима.
— Так что, картошки нет что ли? А когда перезвонить?
***
Снова звонок.
Я беру трубку:
— Диспетчер слушает…

декабрь 1999 года