Да…ну и дождина! Конечно, следовало предполагать, что погода здесь не «ах», но чтобы испортиться в самую последнюю минуту…
Однако, дорога уже позади. Пора выходить из вагона и набираться впечатлений. Выбегаем из поезда, кругом встречающие… а нас никто не встречает – мы сами по себе. При первых же каплях, упавших на меня, всплывает вполне закономерный вопрос: что дальше? Никаких четких планов, никаких представлений о том, где можно заночевать… ничего…. даже радости, что мы все-таки приехали.
А ведь правду говорили – старушки все-таки шныряют по вокзалу в поисках постояльцев. Останавливаем одну…. На одну ночь??? Не-е-ет, слишком мало… если бы дней на пять… Другая называет заоблачную цену… Да ну их…
Настроение изрядно подпорчено. Спрашивается, зачем я сюда ехала? Что мне тут надо? Вот сидят сейчас умные люди дома, пьют чай… и т.д и т.п. Выяснилось, что я люблю нудить и капризничать.
Решили податься в одну сторону, но поскольку разобраться в непривычной карте метро довольно сложно (хотя там остановок чуть ли не в 4 раза меньше), маршрут наш несколько изменился. Ну, и, как всегда, все случается к лучшему! Не известно, чем бы закончилась наша поездка, если бы не это нежелание ломать голову.
Первое впечатление от города (ибо впечатления от вокзала к общим впечатлениям не имеют никакого отношения): обветшалось, чистота, спокойствие, размеренность. Пока шел дождь, мы наматывали круги вдоль здания большого Гостиного двора. Интересные витрины, особенно на фоне бросающейся в глаза москвичу провинциальности. Кое-где идет реконструкция фасадов зданий. Особого лоска нет, реклама смотрится убого. В общем, начинаешь понимать, почему в России так не любят жителей столицы. Все деньги крутятся в центре, а регионам достаются лишь крохи. Эгоистическая мысль по поводу того, что будет с нами, если столицу перенесут обратно в Питер, неприятно поразила.
Город другой… совсем другой. Конечно, то, что находится за пределами культурного центра, пока осталось неизведанным мною, поэтому делать однозначные выводы не стоит. Вполне возможно, что спальные районы выросли в одном инкубаторе с нашими. Улица Строителей….
Когда на горизонте показалась полоска голубого неба, а за ней еще и еще одна и стало ясно, что дождь подходит к концу, мы решили покинуть Гостиный двор и направились к Эрмитажу. Но… это нам так казалось, что мы идем именно туда, на самом деле ноги принесли нас через Миллионную улицу к Троицкому мосту.
Как многое в моей жизни, название улицы абсолютно точно совпало с темой разговора: кто сколько наворовал и какие они молодцы, что у них хватило на это ума. К сожалению, не многие разделяют мою точку зрения на эту проблему. Большей части людей кажется, что эти люди, так же как они сами сидят на печке, потирают голову, пьют горькую, но почему-то судьба к ним несправедливо благосклоннее. И никому не приходит в голову, что чтобы обокрасть народ на пару миллиончиков, нужно приложить немалые усилия, чего-то вообще добиться в своей жизни и обладать хорошей смекалкой, чтобы обтяпать такое дельце. Молодцы! В конце концов, каждый должен грести под себя -–это нормально.
Шли через мост мы медленно, с расстановкой, потому что было немного боязно его переходить. Что там, на другом конце моста? Кроме того, не хотелось сильно отдаляться от цели …. Тем не менее, было решено дойти до конца и посетить Петропавловскую крепость. Надо сказать, что в те дни я отличалась на редкость отвратительным характером, и он был тем более отвратителен, что я это осознавала, но ничего поделать не могла.
В Петропавловскую крепость идти мне не хотелось, собственно, как и ехать в Петергоф потом, тоже. Тем не менее, делать было нечего, нас никто не ждал, поэтому время можно было потратить и абсолютно бездарно. Правда, мне не пришлось жалеть о сделанном.
Петропавловская крепость не произвела на меня неизгладимого впечатления как таковая. Было только немножко жутковато смотреть на гладкую мостовую, выложенную слишком крупными для такого рода дорожного покрытия камнями. Сразу представляешь себе, сколько ног понадобилось для того, чтобы они стали такими ровными. К счастью, в крепости нашлось занятие более интересное, чем размышления о чужих заточениях. Броское объявление, приглашающее сфотографироваться в костюмах прошлого века, сразу же привлекло мое внимание. Конечно, я же всю жизнь мечтала побыть принцессой… или кем-нибудь там еще из знати. Впрочем, не важно кем, лишь бы платье соответствовало.
Помню как в детстве я одевала длинных халат, спускала воротник на плечи; вешала на пояс покрывало и представляла себе бальное платье невиданной красоты; прокрадывалась в спальню моих родителей и тайком вытаскивала из маминой шкатулки броские украшения. Как-то раз мне достался длинный лист довольно тонкой лощеной бумаги – радости моей не было предела! Я нарисовала на нем корону желтым фломастером и сделала из него веер. Складывала я его тоненькими-тоненькими полосочками, чтобы он начал представлять какую-то художественную ценность хотя бы в моих собственных глазах. После того, как мой туалет бывал закончен – я начинала разгуливать по комнатам, собирая пыль своим подолом со всех углов квартиры. Я ходила от окна к окну, будто ждала кого-то, а заслышав звук поднимающегося лифта, я делала вид, что приехали гости и бежала к двери.
Наконец, представилась возможность одеть что-то более-менее похожее на настоящее платье и покрасоваться в таком наряде перед людьми, вызывая у прохожих неподдельный интерес и даже зависть.
Долго красоваться мне не пришлось, время неумолимо бежало, а перед нами было еще столько неизведанного. Последнее впечатление от Петропавловской крепости – испуг от пушечного выстрела ровно в полдень. Традиция, заведенная по указу Петра I, до сих пор свято соблюдается. Честь и хвала тем, кто ее сохранил!
Перед нами лежал еще один мост. Я не помню его названия… я вообще их запоминаю редко. Для меня гораздо важнее вынести из любой вещи, любого произведения искусства впечатление, чем точное имя автора или название. В данном случае важнее то, что мост привел нас к двум розовым столбам, которые раньше служили маяками. Теперь же их зажигают исключительно в дни больших празднеств.
Кунсткамера. Моя мама никогда не была в Санк-Петербурге. Давая мне последние напутствия, она просила меня обязательно сходить в этот музей и от ее имени тоже. С самого детства я знала, что этот музей представляет собой нечто примечательное, незабываемое, неизгладимое. Не знаю, кто распустил подобные слухи… Мне не понравилось. Не понравилось не только потому, что там, собственно, не было ничего интересного, не понравилось еще и потому, что не смотря на мои железные нервы и стойкость ко всякого рода физическим мерзостям, мне было крайне неприятно созерцать содержимое стеклянных банок. У меня было такое ощущение, что от них дурно пахнет, поэтому я все время принюхивалась, стараясь найти тому явное подтверждение. После Кунсткамеры я благополучно съела пиццу в ближайшем кафе и выпила пива.
Входные билеты дали возможность посетить музей Ломоносова М.В. и музей народов Америки, Азии и т.д. Пройти мимо ломоносовского музея я не могла. Долгое время Михаил Васильевич был моим кумиром, и его портрет, вырванный мною жесточайшим образом из библиотечной книжки, красовался у меня в секретере. Особо смотреть там было нечего, однако тот факт, что я там побывала в принципе, наполнял мою душу чем-то вроде гордости. В музее народов я в очередной раз убедилась в том, что самые красивые мужчины встречаются среди индейцев.
Ритуал хватания атлантов за ноги, как и последующее засовывание руки в клюв грифона, дабы сбылись наши мечты, продолжил наше путешествие. Нас ждал Эрмитаж. Наверное, нет смысла подолгу бродить в больших музеях. Во-первых, все равно не сможешь запомнить абсолютно все, а во-вторых, уйдешь оттуда с головной болью. К счастью я поняла это несколько лет назад после моего первого забега в Третьяковскую галерею. Главное – вынести общее впечатление. И мы его вынесли: огромное, наполняющее нас восхищением по самые края. Да… нам царям скромнее жить нельзя, думали мы, когда рассматривали парадную карету. Великолепная отделка стен, потолков и пола заставляла нас разевать рты на каждом углу. Величественность помещений вопрошала: куда все это делось?
Пройти мимо Мойки, 12, где в свое время жил мой второй кумир – Александр Сергеевич Пушкин – я не могла. Он был не только кумиром, но и возлюбленным моим. Любили его и Цветаева и Ахматова, правда, в отличие от них, я никогда не ревновала его к Гончаровой, не ненавидела ее. Что, собственно могла она сделать? Красивая женщина, замужем за гением … Она могла только упиваться собой, не задумываясь о последствиях. А Пушкин… Каждый сам выбирает себе Судьбу.
Экскурсия не удалась: к половине четвертого все билеты были уже распроданы. Дав себе обещание вернуться утром следующего дня и купив замечательную книжку о Петербурге, мы решили сесть в кафе напротив и насладиться видом Северной Венеции. Наше спокойствие нарушалось изредка шумом проплывающих катеров и резким криком чаек, не поделивших между собой чего-то.
Нас снова ждал дождь. Со стороны Петропавловской крепости надвигалась туча. Порывы ветра намекали на то, что еще чуть-чуть и наше кафе оторвет от причала и унесет в неизвестном направлении. Увидев в пролет домов небо странно-серого цвета, я пришла в ужас: не оставалось сомнений в том, что будет гроза. Как бы в подтверждение моим мыслям через пару секунд вспыхнула молния и воздух взорвался громовым раскатом. Как бы ни звучало это кощунственно, но в этот момент я пожалела, что не родилась слепо-глухой калекой, ибо страх мой перед этой стихией не имеет предела… равно как и преклонение перед ней.
Спрятаться было негде. К сачстью, напротив Эрмитажа приглашали на экскурсию по Неве. Так мы провели следующие полтора часа. Капли воды немного мешали осмотру достопримечательностей набережной, однако мысль, что мы совмещаем приятное с полезным и во время ливня сидим в теплой каюте, слушая интересные истории об этом чудесном городе, убаюкивала сознание.
Я полюбила Неву. Одетая гранитом, она похожа на узницу. Ее могучее тело каждый год пытается сорвать с себя это странное платье. Кажется, что она стонет, взывая к кому-то незримому. Восхищение ее силой вызвало у меня слезы, подобные тем, что вырывает у меня музыка Чайковского или «Второй концерт для фортепиано с оркестром» Рахманинова.
Санкт-Петербург – город не только рек и мостов, но и город фонтанов. Где-то на юге есть Поющие фонтаны. Здесь мы встретили танцующий. Напротив здания Адмиралтейства он каждый вечер начинает пританцовывать в такт зажигательной музыки, что неизменно приводит зрителей в восторг. Вот и мы с замиранием сердца следили за каждым его движением.
Ночь уже маячила на горизонте. Не смотря на то, что ясное небо никак не подтверждало этой догадки, и люди вели себя так, будто день только начинается, было понятно, что всему приходит конец. На наше счастье (нам ведь негде было ночевать) мы услышали приглашение на экскурсию по ночному городу. Белые ночи закончились, но и сейчас еще солнце не позволяет себе надолго оставлять небосвод. Нас ждали разводные мосты, Аврора, Смольный институт, Финский залив, здание Мариинки, дворец Ксешинской и еще много-много всего…
По дороге я позволила себе немножко подремать. За это мне пришлось поплатиться: я так и не увидела самый маленький памятник. Памятник Чижику-Пыжику. Какое горькое разочарование!
«Утро седое, утро туманное…» не иначе как эти строки были написаны в Питере. Дымка тумана обволакивала все шпили, и прочие высокие точки города. Казалось, что небо решило поменяться местами с землей. Но солнечные лучи настойчиво просачивались и разрушали сказочные иллюзии.
Петергоф – это последнее, что мы смогли посмотреть. Огромная территория позволяет затеряться среди деревьев, естественных изгородей и фонтанов. Выход к Финскому заливу, южной его части, пришелся как нельзя кстати. Вода была теплая, она весело плескалась, нежно лаская мои щиколотки. Со скоростью ветра мы домчались обратно к Эрмитажу и отправились к вокзалу. Было жаль расставаться с городом. Городом, который нас не звал, не ждал, но так хорошо принял. Город, который безмерно любим своими жителями. И мне стало стыдно, что я не смогу рассказать о Москве даже десятой доли того, что знают здесь люди о Санкт-Петербурге.