Бука

I

Не знаю, как вы, а я страшно не люблю останавливаться в гостях у знакомых. В отеле, несмотря на все его очевидные недостатки, ты сам себе хозяин. Надоест видеть посторонние рожи – повесишь на дверь вывеску «просьба не беспокоить» и отдыхаешь в своё удовольствие. А если уж что-то совсем не понравится – соберёшь вещи и подашься в другую гостиницу.

Со знакомыми всё сложнее. Для них ты – гость и поэтому они всё время считают своим долгом развлекать тебя беседами и вообще окружать всяческим вниманием. Ты же вынужден постоянно быть начеку, демонстрировать свой интерес и вежливо благодарить за все любезности.

Нет, вы не подумайте, я человек по натуре общительный и отнюдь не прочь провести свободное время среди друзей, которых у меня, кстати говоря, по всему миру предостаточно. Но при возможности, я предпочитаю встречаться с ними «на нейтральной территории», где и я, и они можем вести себя естественно.

Но всё-таки самое ужасное – это оказаться в чужом доме одному. Некоторые из моих знакомых периодически предлагают мне пожить в их квартирах, пока они сами ездят по командировкам или в отпуск. Я обычно пытаюсь свести всё к шутке, предупреждаю, что могу, не дай Бог, стащить что-нибудь ценное. Как правило, в ответ слышу стандартное: «У нас всё равно красть нечего». В конце концов, я всё равно отказываюсь, сославшись на какую-нибудь чепуху, – и как мне кажется, часто к радости самих хозяев. Будь ты хоть десять раз друг, но можешь быть уверен, что хозяин (или ещё чаще хозяйка), вернувшись домой, тщательно переберёт все стаканчики и мисочки и, недосчитавшись какой-нибудь ложки, будет дуться на тебя целый год, пока не найдёт её, случайно завалившуюся под диван. Чем ловить неприятности на свою голову, куда легче сразу сказать «извините, в следующий раз», придумав подходящее оправдание.

Иногда, к сожалению, отвертеться не удаётся.

Телефон зазвонил в тот момент, когда я надевал ботинки, собираясь сходить в чистку за пиджаком. Я схватил трубку после четвёртого звонка, за секунду до автоматического включения факса. «Неужели поездка сорвалась?» - мелькнуло в голове. Я уже был готов услышать извинения своего рабочего партнёра и начал всерьёз беспокоиться о том, успею ли вовремя сдать авиабилет.

Звонил иностранец, но не относительно работы. Голос его был чертовски знакомым, но хоть убей, я не мог припомнить его имени. Спрашивать напрямую было как-то неудобно и я решил потянуть время, поджидая намёков со стороны собеседника.

– Привет! Рад тебя слышать! – донеслось из трубки. – Счастливой Пасхи! Она у вас на этой неделе или на следующей?
(Иногда мне кажется, что всё это несоответствие праздников придумали ради того, чтобы было о чём поболтать с иностранцами. Я ещё не встречал за рубежом людей, которые бы не знали, что мы празднуем Рождество позже. Это каждый раз убеждает их в том, что у русских не всё в порядке с мозгами.)
– Через две... по-моему, – ответил я. – Спасибо за поздравления, желаю тебе того же. Как дела?
– Всё очень хорошо, просто замечательно. В пятницу утром мы с женой и дочерью уезжаем на юг. А у тебя какие планы?
– Да вот, надо слетать кое-куда по работе дня на три. Дело одно зарождается.
– И куда, если не секрет? – поинтересовался собеседник.
Я сказал. Из телефонной трубки раздался огорчённый стон.
– Неужели к нам? Чёрт побери, как всё неудачно сложилось, я так хотел с тобой встретиться! А Триш тебя уже больше трёх лет не видела! Представляю, как она теперь расстроится.
Я облегчённо вздохнул – всё встало на свои места. Это были мои старые знакомые, Чарли и Патриша Палмер. В своё время я сотрудничал с фирмой, где работал Чарли, но потом он поругался с начальством и открыл собственный бизнес. С тех пор мы каждый год обменивались поздравительными открытками и изредка перезванивались. Он с педантичной регулярностью поздравлял меня с основными православными праздниками, в ответ на что я шутки ради посылал ему букет красных гвоздик к Первому Мая. Я любил Чарли за его юмор, который – в отличии от юмора большинства его соотечественников – был временами понятен и даже слегка забавен.

– Ну вы уж там не очень убивайтесь, – сказал я. – Жене привет передай, скажи, что я через годик попробую к вам вырваться – не по делам, а так, на отдых.
– Не могу. Поздно, – ответил Чарли поддельно замогильным голосом. – Она с горя покончила с собой. Вначале пристрелила пса, а потом застрелилась сама. На похороны-то хоть приедешь?.. И вообще, послушай, какие у тебя могут быть дела в праздники?
– А кому я нужен в будни? Только от работы всех отвлекаю своими проектами, – пошутил я. – А если честно, мне просто с одним янки переговорить надо, а он как раз в это время в ваших краях выставку открывает.
– Идея! – неожиданно воскликнул Чарли. – Ты остановишься в нашем доме! Только не вздумай морочить мне голову, говоря, что уже заказал гостиницу. Я-то знаю, что ты никогда не заказываешь гостиницу заранее.

Что верно, то верно. Я всегда предпочитаю вначале доехать, а потом уже заботиться об отеле. Обычно это приводит к тому, что я оказываюсь либо в безумно дорогом месте, либо наоборот, в ночлежке с клопами. Зато я не теряю свободы выбора.

– Да нет, дело не в этом... – неуклюже начал я и вдруг обнаружил, что у меня отказала фантазия. – Просто я боюсь, что бессознательно украду у вас что-то. Я – буйный лунатик. Брожу ночами по комнатам с закрытыми глазами и набиваю карманы драгоценностями.
– Брось ты! У нас нечего воровать! – весело сказал Чарли. (Я мысленно выругался.) – Кроме того, мы недавно установили суперсовременную сигнализацию с автоматическим вызовом полиции. Тебя тут же повяжут. Давай, соглашайся, а не то я на тебя в Кремль донос накатаю.
Я понял, что сопротивление бесполезно и с неохотой согласился.
– Великолепно, – обрадовался Чарли. – Ты когда прибываешь?
– В пятницу, в шестнадцать сорок пять.
– Мы уже в это время на Мальорке будем. Триш обожает испанскую кухню. А я готов ехать куда угодно, если там нет немцев. Мы прошлый отпуск провели в Баварии и я с тех пор дал себе зарок никогда больше не подходить к немцу ближе, чем на километр.
Я про себя усмехнулся, но решил не огорчать друга раньше времени. Пусть Мальорка будет для него сюрпризом.
– Да, забыл предупредить, – сказал Чарли. – Мы не берём с собой Джимми. Ты его помнишь? Это наш младшенький.
Я не помнил, но на всякий случай ответил утвердительно.
– Ему уже восемь стукнуло. Но он не будет мешать. Он только с четверга на пятницу переночует дома, а всё остальное время будет жить у Розенбергов.
– Розенбергов? – переспросил я.
– Ах да, ты их не знаешь. Это наши соседи. Джимми дружит с ихним Марком. Миссис Розенберг, его тётка,– милейшая леди. Если тебе что-то понадобится, можешь смело обращаться к ней, я ей про тебя рассказывал. Только не включай ей музыку Вагнера, она обижается.
– А как я попаду в дом? – спросил я.
– Без проблем. Мы всегда держим запасной ключ в щели справа от гаражных ворот. Ты его легко найдёшь. Если нет, спросишь миссис Розенберг.

Мы поболтали ещё минуты две, а потом распрощались. В чистку я успел в последнюю минуту перед закрытием. Пиджак почистили исключительно плохо и я наорал на сидящую там бабку. Она обматерила меня в ответ, а при оплате ошиблась в мою пользу. На том мы и расстались.

II

Я отыскал дом Палмеров безо всяких проблем, хотя до этого был в нём только один раз. Со времени моего прошлого визита почти ничего не изменилось, разве что небольшой сад перед домом казался более заросшим. Я вспомнил, как Чарли однажды говорил мне, что не понимает некоторых своих знакомых, которые часами могут подстригать лужайки и кустики. По его мнению, деревья и цветы растут много лучше, если им не мешать.

Парадная дверь оказалась запертой, но я легко нашёл ключ в месте, указанном Чарли. Поднявшись на крыльцо, я увидел через забор аккуратный участок соседнего дома и понял, что там и живёт миссис Розенберг. По участку бегал темноволосый паренёк – возможно, Джимми Палмер. Моим первым желанием было окликнуть его и передать приготовленный мною сувенир – плюшевого Чебурашку со зловещей физиономией – но немного пораздумав, я решил отложить это на следующий день: я немного устал с дороги и не очень хотел тратить первый же вечер на беседу с миссис Розенберг.

Отперев дверь, я отметил, что изнутри дом Палмеров выглядел куда более просторным, чем снаружи. На журнальном столике в прихожей лежала довольно подробная записка от Триш Палмер, в основном посвящённая тому, как правильно пользоваться микроволновой печью последней модели, которую Палмеры недавно приобрели. Согласно записке, для меня была приготовлена комната на втором этаже, напротив комнаты Джимми.

Немного оглядевшись и, по привычке, заперев изнутри дверь, я поднялся в свою комнату, вытащил из чемодана некоторые самые небходимые вещи и разложил их на тумбочке возле кровати. После этого я последовал в ванную, наполнил ванну горячей водой, добавив чуть-чуть шампуня для пены и, забравшись в неё, с полчаса нежился, одновременно просматривая прихваченные в самолёте газеты.

А затем я зашёл в детскую комнату и нашёл в стенном шкафу буку.

Вообще-то я искал халат, который, согласно записке от Палмеров, должен был находиться в шкафу в моей комнате. Но выйдя из ванной, я случайно открыл не ту дверь и очутился в комнате Джимми, которая выглядела на первый взгляд так же, как и моя собственная.

Увидев перед собой мохнатое тело буки, я от неожиданности машинально захлопнул дверцу шкафа; при этом изнутри раздался приглушённый вскрик. Оглянувшись, я, недолго думая, сорвал с кровати Джимми простыню (кровать была не убрана) и обмотался ею вокруг пояса. Потом я опять открыл шкаф. Как ни странно, бука был ещё там.

– Привет, – сказал я. В той ситуации, ничего другого мне просто не пришло в голову.
– Привет-привет, старый знакомый, – недовольно пробурчал бука, потирая рукою ушибленный нос. – Если ещё раз вздумаешь захлопывать дверцу, будь так добр вначале предупредить.
– Прошу прощения, – извинился я. Мне и в самом деле было неудобно. – Это я случайно. Просто не каждый день встречаешь в шкафу...
– Буку, – закончил за меня бука и протянул мне косматую руку с длинными когтистыми пальцами. – Вообще-то меня зовут Шандор. С галочкой над «С».
Я с некоторой опаской пожал руку и тоже представился.
– Приятно познакомиться, – сказал Шандор. – Ты не возражаешь, если я выйду из шкафа?
– Да-да, конечно, – ответил я. – Можно я включу свет?
– Ты боишься, что при свете я исчезну? Или наоборот, надеешься на это? Это ты зря. Валяй, включай, мне самому потёмки надоели.

Разглядев на стене кнопку выключателя, я нажал на неё и комната залилась ярким светом от лампы под потолком. Бука тут же зажмурил глаза, а потом стал медленно их открывать – вначале правый, потом левый. Я тем временем смог как следует его разглядеть. Ростом он был чуть пониже меня и очень худой. На нём не было никакой одежды, но всё тело было покрыто густой и длинной коричневой шерстью, которая делала его чем-то похожим на Чубакку из «Звёздных Войн». Его маленькие глазки с продолговатыми зрачками были разных цветов – один жёлтый, а другой зелёный. Если бы он сидел без движения где-нибудь в углу комнаты, я, скорее всего, принял бы его за большую мягкую игрушку. Лишь только когтистые лапы и украшенный острыми, торчащими наружу клыками широкий рот несколько портили образ милого лохматого существа.

Впрочем, ко мне бука был настроен, по-видимому, вполне доброжелательно. Привыкнув ко свету, он начал оглядываться по сторонам, а заодно и разглядывать меня, не говоря ни слова. Время от времени он пофыркивал и трогал остриём когтя нос, который, как мне показалось, немного распух. Образовавшаяся пауза дала мне возможность обдумать план моих дальнейших действий, но чем дольше я думал, тем лучше понимал, что совершенно не знаю, как следует обращаться с буками. Показывать распятье и орать «изыди, сатана»? Глупо, уж больно недьявольский вид был у этого создания. И распятья под рукой, кстати, тоже не было. В итоге я решил попробовать вежливость.

– Э-э-э, Шандор, можно пригласить тебя на кофе? – спросил я.
– Спасибо, с удовольствием, – с энтузиазмом откликнулся бука, который, похоже, только этого и ждал. – Но только чай. От кофе я потом заснуть не могу.

Я быстро заскочил в свою комнату, чтобы избавиться от простыни и набросить халат и потом мы вместе с букой спустились на первый этаж. Он тут же направился в гостиную и забрался на диван, поджав ноги и обхватив колени левой рукой. Правой рукой он схватил пульт дистанционного управления и включил телевизор. На экране замелькали старые черно-белые диснеевские мультики.

Я тем временем зашёл на кухню и поставил чайник. Пока он закипал, я всё-таки пару раз ущипнул себя, чтобы убедиться, что не сплю. А потом я тихонько приоткрыл окошко и пододвинул к нему стул, приготовив себе на всякий случай путь к бегству.

Когда я с подносом в руках вошёл в гостиную, Шандор всё ещё сидел перед телевизором и, громко причмокивая, грыз яблоко.
– Мне, пожалуйста, три куска сахара, – попросил он, не оборачиваясь. – Люблю, когда чай сладенький.

Я протянул Шандору его чашку и расположился в кресле сбоку от дивана, поближе к открытой двери на кухню. Садиться рядом с букой я как-то не решился. Бука сделал глоток чая и, по всей видимости, обжёгся, потому что некоторое время потом усиленно дул в чашку.
– Ты, похоже, нездешний, – сказал он, когда чай немного остыл.
– Точно, – ответил я. – Я тут в гостях. А что, у меня какой-то запах особенный?
Когда не знаешь, о чём говорить, всегда всякие глупости в голову лезут.
– Какой к чёрту запах? – удивился бука. – Я не оборотень, чтобы тебя обнюхивать. Акцент у тебя сильный.
– А сам ты давно в этом доме живёшь? – спросил я в ответ.
– Даже не знаю, что сказать, – ответил Шандор. – С одной стороны, конечно, недолго, года три; мальчонке как раз пять лет исполнилось, когда я у него в шкафу поселился. А с другой стороны, кажется, что уже целая вечность прошла... Скука адская.
– А разве буки не привязаны к домам? – поинтересовался я, желая продемонстрировать свои скудные знания паранормального. – То есть, предположим, в доме кого-то убили или, наоборот, кто-то покончил жизнь самоубийством...
– Дому всего четыре с половиной года, – оборвал меня бука. – Этот район недавно построили.
– Ну, мало ли что бывает... Никогда не знаешь, какие тайны может хранить дом...
– Ты ещё скажи, что его построили на старом кладбище, с которого забыли убрать трупы, – усмехнулся бука. – Ты меня, похоже, с привидением перепутал. Нет, мы, буки, существа свободные. Надоест один дом, уйдём в другой, главное, чтобы шкаф имелся попросторнее и ребёнок был в семье, чтобы пугать.
– А вы не пробовали заняться чем-нибудь ещё? – спросил я. – Кроме, так сказать, пугания?
Шандор удивлённо посмотрел на меня.
– А что ты мне предлагаешь? Продавать гамбургеры в МакДональдсе или наняться моделью для «Пентхауза»?
Я не нашёлся, что ответить, а он, отхлебнув чая, продолжил:
– Всё очень просто – каждый должен заниматься своим делом. Вы, люди, почему-то этого не понимаете.
– Так чего же ты тогда на скуку жалуешься? – спросил я. – Если ты выбрал для себя карьеру детопугателя, так и радуйся.
– Да не я выбрал, не я! – вскипел бука. Я уже приготовился убегать, но он моментально успокоился. – И сам ты ничего не выбираешь, только себя обманываешь и страдаешь в результате. А скучаю я от того, что всё моё пугание ни к чему не приводит. Не видят меня!
– У Чарли слепые дети? – ужаснулся я.
– Фу, до чего же ты непонятливый, – проворчал Шандор. – Зрячие они, вот на эту штуку, – он кивнул в сторону телевизора. – Пялятся целыми днями. А на меня – ноль внимания. Хочешь шурши, хочешь скрипи, хочешь вылезай из шкафа и вышагивай по комнате, исполняя «Зловещий марш» на трубе – им хоть бы что. Дрыхнут как убитые.
– «Зловещий марш»? – переспросил я с недоверием.
– Ну это я чуть-чуть преувеличил, но картина должна быть ясна. Хорошо, что изнутри на дверце шкафа зеркало есть: можно периодически проверять, что я ещё существую. Скажи, разве это нормально?
Бука, казалось, вот-вот расплачется.
– Ты совершенно определённо существуешь, – попробовал я его успокоить. – Я тебя прекрасно вижу. Конечно, если бы мне кто-то сказал ещё вчера, что мне предстоит разговаривать с букой, я, наверное, поднял бы его на смех, но сейчас у меня нет никаких сомнений. Подлить чайку?
Бука кивнул и подставил чашку.
– Ты – другое дело. Ты веришь.
– Вот уж нет, – сказал я. – Не верю я. Правда, я не атеист. Атеист верит в то, что Бога нет. А я попросту не верю в то, что он есть. Хотя для тебя это, скорее всего, звучит одинаково...
– Нет, почему же, – заинтересованно заметил Шандор. – Я полностью с тобой согласен. Я лично никогда никакого Бога не видел, так почему я должен верить, что он есть? Можно с тем же успехом смотреть на ореховый куст и верить в яблоки. Но я не о том. Ты веришь, что я есть, поэтому ты меня видишь. Открывая мой шкаф, ты не исключал возможности меня там найти, поэтому и нашёл.
Я обдумал его слова.
– Что-то я сомневаюсь, – сказал я. – Я родом из тех мест, где в бук не верят. Там вообще не знают, кто такие буки. Даже в самых глухих деревнях. Максимум в кого верят, так это в домовых.
– А ты веришь в домовых? – спросил Шандор.
– Не скажу, что верю, – признался я. – Я просто знаю, что они есть. У нас в избе жил один, за печкой.
– Ну вот! – радостно воскликнул бука, с видом профессора, только что доказавшего сложную теорему. – Ты не мог бы принести мне рождественских пряников?
– Пряников? – удивился я. – Откуда я их возьму? Сейчас Пасха на носу! Могу, правда, угостить шоколадным зайцем.
– Ненавижу шоколадных зайцев, – огорчился бука. – Вы, люди, на каждом углу говорите о гуманизме, а потом позволяете своим детям отгрызать головы беззащитным тварям. Только человеку может быть свойственно такое двуличие. К тому же, меня тошнит от молочного шоколада. Неужели ни в одном ящике не завалялось несколько пряников, пусть даже чёрствых?

Я отправился на кухню, открыл первый попавшийся ящик и, к своему изумлению, обнаружил там жестяную коробку, до верху набитую рождественскими пряниками. Хотя чего в этом удивительного: большинство бабушек в мире почему-то считают, что их внуки просто мечтают получить под Рождество свежеиспечённые пряники. Хотя и ежу понятно, что больше всего они хотят получить в подарок «плэйстэйшн». Бабушкины пряники же перекочёвывают с праздничного стола прямо в какой-нибудь далёкий ящик, где и черствеют, дожидаясь следующей генеральной уборки.

При виде пряников у буки загорелись глаза. Он набросился на них с необычайной жадностью и вмиг набил себе рот так, что некоторое время потом не мог произнести ни слова. Сделав несколько глотков чая, он наконец заговорил, не переставая жевать:
– А знаешь, что в этом деле самое обидное? Вот эти самые дети, которые в упор меня не замечают, в то же время верят в Санту Клауса и Зубную Фею. Как ты мне это объяснишь?
– Не уверен, что я слыхал раньше про Зубную Фею, – признался я. – Она лечит зубы?
– Да нет же, это традиция такая. Когда у ребёнка выпадает молочный зуб, он прячет его на ночь под подушку, а наутро находит там немного денег. Предположительно, ночью является Зубная Фея, забирает зуб и оставляет монетки. Но всё это чушь.
– Конечно чушь, – согласился я. – Зачем феям зубы? Кроме того, откуда у них столько денег? Если даже предположить, что феи существуют.
– У Зубных Фей полно денег, – сказал Шандор на полном серьёзе. – Уж что-что, а они-то никогда не упускают своего шанса немного разжиться. Воруют всё подряд.
У меня возникло большое подозрение, что меня разыгрывают, но бука продолжал как ни в чём не бывало:
– Так вот, представь себе такую картину: дитя засыпает, положив под подушку свой драгоценный зуб. Глубокой ночью в комнату тихонько входят родители и осторожно вытаскивают зуб, оставляя на его месте несколько монеток. В отсутствие взрослых, в форточку их собственной спальни залетают Зубные Феи и вытаскивают из кошелька пару банкнот.
– Как же они потом тратят эти деньги? – спросил я, скорее в шутку, чем всерьёз.
Бука пожал плечами.
– А чёрт их знает. Я в их дела не вмешиваюсь. Я просто в принципе хочу понять: неужели справедливо, что в фей после этого верят?!

Всё происходящее начало настолько напоминать какую-то игру, что я решил попробовать поиграть по правилам и принялся рассуждать, стараясь, насколько возможно, сохранять серьёзное выражение лица:
– Ну знаешь, Шандор, тут удивляться нечему. Современное общество куда более коммерциализированно, чем оно было, скажем, сто лет назад. Нынешние дети очень рано начинают делить вещи на выгодные и невыгодные для себя. В этом, конечно, в основном, виноваты родители – из-за их стереотипов и невежества. Родители почему-то вбили себе в голову, что самым маленьким детям нужно играть с погремушками. Когда ребёнок немного подрастёт, ему подсовывают резиновых утят и уродливые пластмассовые безделушки. Затем наступает время кукол и плюшевых медвежат и так далее. Кто сказал, что детям нужно именно это? А посмотри на детские рисунки: стандартый квадратный дом с одной дверью и одним окном, треугольная крыша, труба, а из трубы обязательно валит дым. Заметь, это рисуют городские дети! Откуда им знать, что у жилых домов есть трубы? Почему они считают, что небо всегда голубое, деревья зелёные, а солнце жёлтое?
– А объяснение очень простое, – продолжал философствовать я, про себя удивляясь своей способности разводить демагогию на ровном месте. – Их учат всему этому родители. Именно родители рисуют своим детям тот самый первый дом, который те потом многократно копируют – потому что они любят своих пап и мам и хотят сделать им приятное. Со временем дети начинают чётко понимать, пусть даже подсознательно, что нравится, а что не нравится их родителям. Более того, они начинают вовсю применять эти знания на практике – чтобы добиться чего-то желаемого, или наоборот, чтобы досадить взрослым.
– Со сказками... прости, с традициями, происходит та же самая история. Ребёнок верит в Санту не потому, что тот приносит ему подарки. Дети сегодня не настолько глупы, чтобы не понимать, что подарки покупают родители. Однако папы и мамы продолжают твердить глупую байку про бородатого мужика с мешком и сани с оленями и в итоге ребёнок смекает, что родители просто хотят, чтобы он верил в Санту – и он с удовольствием верит, пока эта вера приносит ему желаемое вознаграждение.
– Но Санта действительно приходил два года назад... – пробормотал бука. – Он стащил радиоприёмник со встроенным будильником.
– Больше не придёт! – с уверенностью заявил я. – Против новой системы сигнализации он ничего не поделает. Не успеет сказать «хо, хо, хо», как его мигом повяжет полиция.
Шандор посмотрел на меня недоверчиво, но спорить не стал.
– Так вот, на чём я остановился... Да, на Санте. Зубная Фея – аналогичный случай. Простой способ сделать приятное родителям и получить за это немного денег. Это как в бизнесе – всё, что способно принести выгоду, встречается «на ура». И наоборот, всё, что не приносит никаких дополнительных преимуществ или препятствует успеху, автоматически вызывает чувство протеста и отторгается. Буки – наглядный тому пример. Да и какой отец решится сегодня пригрозить своему ребёнку, что если тот будет плохо себя вести, то к нему ночью придёт бука? Это нынче считается несовременным, вредным для воспитания, даже способным оказать непоправимое разрушительное воздействие на детскую психику. Сегодня за самый лёгкий шлепок по заднице родителей могут упечь за решётку. Дети это понимают и поэтому не воспринимают подобные угрозы всерьёз. Противоположное, конечно, тоже имеет место: ребёнок сам чего-то пугается, приходит жаловаться папе с мамой, а те поднимают его на смех, пусть даже и из лучших побуждений. Очень скоро дети понимают, что заикаться про чудищ – верный способ вызвать недовольство родителей, со всеми вытекающими последствиями. Вот они и выбирают простейшее решение – ничего злого не замечать и ни во что плохое не верить.
– Так что, – подытожил я. – Как это ни печально, но похоже, что в современном обществе букам места нет. В их традиционном качестве, по крайней мере.

Бука сидел, уставившись на меня застывшими глазами, сжимая в руке кусок пряника. Он так заслушался, что забыл положить его в рот. Немного помолчав, словно переваривая в голове услышанное, он указал на телевизор, на экране которого в тот момент утёнок Дональд бил пса Гуфи молотком по голове.
– А вот это... В это дети верят? – спросил Шандор заметно дрожащим голосом.
– Да Боже упаси, нет конечно! – ответил я. – Это просто часть системы детских развлечений, одобренной обществом и поддерживаемой родителями, наряду с куклами «Барби» и плюшевыми мишками. Дети любят это, потому что знают, что взрослые хотят, чтобы они это любили.

Бука, кажется, совсем упал духом.
– И что мне теперь делать? – жалобно спросил он.
Я почесал затылок и допил остывший чай, освежив высохшее от долгого монолога горло.
– Ну не знаю, на твоём месте я бы попробовал какие-нибудь нестандартные методы... Использовал бы для своих целей более современные представления о зле... Ведь все эти комиксы, мультики, игрушки – они же влияют на мировозрение, дают новые определения страшному. Например, ты никогда не пробовал являться Джимми во сне?
– Я всегда так делал, – ответил Шандор. – Старался изо всех сил, но он так и не просыпался.
– Я о другом: ты никогда не появлялся в его снах, как Фредди Крюгер в кино?
– Это сказка, – сказал бука. – Глупость.
– Ну вот, ты сразу говоришь «глупость». А между прочим, лет до десяти дети считают Фредди чуть ли не квинтэссенцией зла. Они знают, что его надо бояться, и поэтому пугаются до смерти. А если ты не можешь распороть им живот когтями или – ну не знаю – отрезать голову, так чего же в тебе страшного?
– Не люблю я это дело, – со вздохом сказал бука. – Противно слишком, грязно. В крайнем случае, я попросту душу.

Я аж подпрыгнул на месте.
– Как душишь? Ты что, можешь... вступать с людьми в физический контакт?
– Хочешь проверить? – улыбнулся Шандор, продемонстрировав свои острые зубы. – Я могу тебя укусить, совсем чуть-чуть, по-дружески.
– Нет, ты правда можешь убить человека?
Бука пожал плечами, но не ответил.
– И ты уже это проделывал?
– Послушай, я по натуре злое создание, – пробурчал бука. – И я имею некоторый опыт в злых делах, если ты понимаешь, о чём я говорю.
По моему телу пробежал холодок, заставив меня поёжиться. Я никогда не представлял себе, что окажусь в одной комнате с детоубийцей и сейчас, когда это свершилось, я с ужасом для себя обнаружил, что не только не обезумел от гнева, но даже ни чуточки не разозлился – только удивился немного. Правда, я быстро успокоил себя тем, что тот факт, что убийца является сказочным существом, несколько меняет дело.
– И как... как ты их душил? – проговорил я.

Бука поставил пустую чашку на стол и встав с дивана, выключил телевизор и вышел в центр комнаты.
– Вначале я дожидался, пока ребёнок уснёт, а потом медленно открывал дверцу своего шкафа, – с этими словами бука сделал плавное движение рукой и издал странный скрипучий звук.
– Затем, я тихонько подходил к кровати... – Шандор встал на цыпочки и неслышно, по-кошачьи, прошёлся по комнате. – ...И легонько приподняв одеяло, подбирался руками к шее ребёнка и нащупав её, крепко обхватывал её пальцами и давил! Давил! Давил!!
Бука схватил себя обеими руками за шею и принялся безумно трясти головой и вращать глазами, издавая при этом хрипящие звуки. В актёрских способностях ему было не отказать. Его игра выглядела настолько комично, что я начал хихикать.
– А потом... Смерть! – прохрипел бука и рухнул на диван, выпучив глазищи и высунув наружу длинный шершавый язык.
Я машинально захлопал в ладоши, едва сдерживая смех. Бука же полежал ещё несколько секунд без движения, а потом встал и раскланялся.
– Ну ты даёшь! – сказал я. – Тебе бы в театре играть! Ты просто прирождённый актёр! А что дальше-то было?
– Дальше? – переспросил бука удивлённо. – А что дальше? Ничего особенного. Ну, не считая того, что я засовывал труп в мешок для мусора, относил в подвал и прятал там в углу, за старыми велосипедами.
Тут уж я не выдержал и принялся хохотать, как сумасшедший. Шандор некоторое время непонимающе пялился на меня, а потом присоединился, наполнив комнату своим глухим смехом.

– Ну всё, дружище, уморил, – сказал я, немного успокоившись и вытерев слёзы. – Подумать только, старые велосипеды! А я тебя, честное слово, поначалу всерьёз принял! Ну ты комик!
Шандор не ответил и достал из коробки новый пряник – похоже, последний.
– Знаешь, тебе надо в России жить, – сказал я буке шутливым тоном.
– Почему? – не понял тот.
– Ведёшь ты себя очень по-русски. Целыми годами занимаешься не пойми чем и сам от этого страдаешь, а потом в один день хлоп! бабах! – рушишь всё и вся, ничего не добившись, а только получив при этом новые страдания.
– Ты так считаешь? – озабоченно спросил Шандор.
– Ну сам подумай, ты призван пугать детей. Пугаешь ты их плохо. И что ты делаешь в результате? Душишь их, лишив себя работы. Удовлетворения – ноль.
– Что поделаешь... – грустно проговорил бука, заглядывая в пустую коробку из-под пряников, словно надеясь, что она волшебным образом наполнится заново.
– Перво-наперво, – сказал я. – Тебе нужно менять тактику устрашения. Все твои шорохи, скрипы больше не действуют. Попробуй скрежет. Когти по металлу, а ля Фредди. Усёк?
Бука кивнул.
– Потом, используй угрозы. Скажи ребёнку, что если он уснёт, ты придёшь и задушишь его. Перережь провод у настольной лампы, чтобы он не пытался её включить. Запри изнутри дверь.
– Если это не подействует, – увлечённо продолжал я. – Используй стереотипы: пауки на подушке, залитая кровью кровать, стучащая от ветра форточка... ну ты понимаешь, о чём я говорю. Хорошо бы снять с плеч голову и, держа её в руках, встать возле кровати, но это, конечно, проблематично...
– Нет, почему же, – радостно сказал бука и потянулся руками к шее.
– Нет-нет, подожди, не сейчас, – остановил я его. – Я ещё не сказал главного: играй на психике. Изучи поведение ребёнка, узнай, чего он боится, что больше всего не любит – и используй это в своих целях. Экспериментируй, не замыкайся на своих глупых традициях!
– А если не поможет? – спросил Шандор.
– Поможет! Обещаю, что поможет! – воскликнул я и добавил. – Ну а если нет, то в подвале всегда есть старые велосипеды.

Бука помолчал, нервно разглядывая ногти и наконец произнёс:
– Знаешь, ты, наверное, в чём-то прав.
Я победно развёл руками.
– Я, скорее всего, попробую сделать так, как ты говоришь, хотя это и очень... по-человечьи.
– Обязательно попробуй, – сказал я. – Палмеры вернутся дня через три.
– Нет, – сказал бука. – Здесь мне больше делать нечего. Видно, место несчастливое. Лучше я попробую где-нибудь ещё. Тут в окрестности домов много, а бук – раз-два и обчёлся.
– По-соседству живёт семья Розенбергов, – посоветовал я. – У их тоже мальчуган есть. Марк, по-моему, его имя.
– А эти... Розенберги верят в буку? – спросил Шандор.
Я пожал плечами.
– Не думаю. Но так даже интереснее: испытаешь эффективность новых методов. Только не забывай про психологию. Это – основное.
– Ладно, попытаюсь, – слегка неуверенно сказал бука. – А ты не знаешь, есть ли что-то, что они сильно не любят?
– Понятия не имею, я их даже никогда не видел... Хотя постой, Палмер однажды заикнулся, что тётка Розенберг не любит музыку Вагнера.
– Мда... – задумчиво протянул Шандор. – Из этого многого не вытянешь. Ладно, я, пожалуй, пойду. Ты уже совсем иззевался.
Я в первый раз за вечер заметил, что действительно страшно хочу спать.
– Да куда ты, на ночь глядя... – начал было я, но потом понял, что не могу предложить буке переночевать в чужой кровати. Предлагать же ему провести ещё одну ночь в шкафу звучало бы по меньшей мере странно.

Я отпер парадную дверь и мы с букой вышли на крыльцо.
– Спасибо за чай и пряники, – сказал он, протянув мне косматую руку. Я крепко пожал её.
– Да ладно, это всё равно был не мой чай и не мои пряники.
– Всё равно спасибо. Приятно было познакомиться с человеком, который верит.
– Мне тоже очень приятно. Ну, до свидания, Шандор. Может, ещё увидимся.
– Не думаю, – ответил бука и я понял, что он говорит правду.

Шандор сделал несколько шагов по лужайке, повернулся, помахал мне в последний раз рукой и исчез, лишь его тень скользнула по забору, отделяющему сад Палмеров от соседей. Вряд ли у нашего прощания были свидетели. А если и были, то сомневаюсь, что кто-то заметил буку. Ведь кто сегодня верит в сказки?

III

Утром я проснулся от телефонного звонка. Сняв трубку, я услышал низкий женский голос.
– Алло, где Джимми?
Ни тебе «здрасьте», ни «будьте добры» – ненавижу я такую наглость! Я всё-таки решил сохранять вежливость.
– Джимми нет, – ответил я спокойно. – Он несколько дней будет жить у миссис Розенберг.
– Слушайте, прекратите вы эти игры! Это уже не смешно! – раздалось в ответ. – Я и есть миссис Розенберг. Сейчас же позовите к телефону Джимми, – Марк скучает, а я просто вне себя от волнения!
– Прошу прощения, – ответил я. – Но я ничем не могу вам помочь. Джимми действительно нет дома. Может быть, он уехал вместе с родителями?
– Нонсенс! – пробурчала миссис Розенберг. – Вот что, я подумаю, что делать, а вы пока ни в коем случае не выходите из дома. Я ещё буду звонить.
– Подождите, но у меня через два часа переговоры... – начал я и вдруг меня настигла мысль, от которой моё тело передёрнуло, будто на него вылили ушат холодной воды. – Миссис Розенберг, вы верите в буку?
– Что-о-о-о?
– В буку. Злое существо, которое живёт в детском шкафу.
– Вы ещё находите время для шуток?!
– Если не верите, я вам очень советую начать. Причём немедленно, – сказал я и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

Затем я отыскал дверь в подвал и, прихватив с собой фонарик, спустился вниз по узкой лестнице. Побродив недолго среди полок, заполненных всяким хламом, я обнаружил в углу несколько старых велосипедов со спущенными шинами. Прямо за ними виднелось что-то, напоминающее чёрный мешок для мусора.

Я не стал подходить ближе. Поднявшись обратно в дом, я сразу же последовал в свою комнату и быстро запихал все свои вещи в чемодан. Потом я проверил, чтобы плита была выключена, а все окна закрыты, вышел из дома, запер дверь, а ключ опустил в щель справа от ворот гаража. Стараясь двигаться незаметно, я, проскользнув по саду, выскочил на улицу и быстрой походкой отправился прочь. Прошагав пару кварталов, я нашёл телефонную будку, вызвал такси и, когда машина через пять минут подоспела, сел в неё и помчался в аэропорт.