1
«Дорогая редакция журнала «Кроме того»!
После долгих раздумий я решил именно Вам отослать свою рукопись романа «Годы и невзгоды». Заранее приношу извинения за подчистки и исправления в некоторых местах. Надеюсь, что написанное Вас заинтересует.
С уважением Антон Кожембец.
2
Господин Кожембец!
Редакция журнала «Кроме того» уведомляет, что на рассмотрение принимаются только машинописные или набранные на компьютере тексты. Пробираться сквозь дебри Вашего не вполне опрятного и разборчивого почерка все 972 страницы не представляется возможным.
Редактор отдела прозы В. Левиатурц.
3
Редактору отдела прозы В. Левиатурцу!
Принимая во внимание Ваши условия, я перепечатал текст на машинке, купленной по случаю в магазине «Канцтовары» за 3689 рублей, фирмы «Мачо».
С уважением Антон Кожембец.
4
Уважаемый Антон!
Наша редакция рукописи не рецензирует и не возвращает. Однако, выполняя решение правительства №379-II-КЩ от 5 сентября 199…года «О качественном увеличении числа писателей и поэтов», коллектив журнала «Кроме того» взял шефство над подающими надежды, начинающими мастерами слова. Мне поручена работа по становлению Вашего таланта.
С большим волнением и вниманием я ознакомился с Вашим романом-эпопеей «Годы и невзгоды».
В целом произведение состоялось, хотя имеется ряд замечаний, приведённых ниже. Данная рецензия, не являясь развёрнутой, тем не менее призвана помочь Вам в работе над устранением недостатков и ошибок.
Основной недостаток: характеры героев выписаны не рельефно, а даны автором поверхностно, схематично.
Главный герой Ветлицкий, который то порывает с мафией, сдавая своих подельников правоохранительным органам, то, напротив, возвращается в её ряды, донося крёстному отцу Боб-Раковскому о планах милиции, чем-то напоминает мятущегося Григория Мелехова. Однако в отличие от шолоховского героя, чья жизнь являлась прямым отображением событий, происходящих в стране, и чьё поведение определялось мучительными сомнениями и переживаниями, Ветлицкий, создаётся впечатление, просто живёт в своё удовольствие. Безбоязненно. Точно играет в какую-то рискованную для себя игру. Такая позиция героя, на мой взгляд, является искусственной: согласно нынешним реалиям он должен был быть укатан ещё на двадцать восьмой странице под асфальт или растворён в чане с серной кислотой. Вариантов много. Следует лишь тщательно проработать сей вопрос.
Несколько слов о втором персонаже Прянишникове-Глейзбах (что за странная тяга к двойным фамилиям, кстати?), который лишь сыплет день-деньской стихами Мандельштама, Кушнера и Бродского (а почему – не Есенина или, скажем, Рубцова?), пьёт виски (отчего не исконно русский напиток – водку?) и говорит пошлости, типа «любовь прошла – завяли помидоры» (не лучше ли, например, «семь раз отмерь, один – отрежь»?). В том ли предназначение человека? Прянишников-Глейзбах нигде не работает, числя себя «свободным художником». Он поддерживает отношения с проституткой Сонечкой Пастилкиной, связанной с самим Боб-Раковским, и «тихо ненавидит» (выражение – Ваше) Сувылдако, старого революционера, называя его «говноедом и засранцем», якобы за тёмное прошлое последнего. Сей определённо отрицательный герой в финале повествования празднует свой триумф, тем самым внушая потенциальному читателю неверие в справедливость. Было бы уместней показать Прянишникова-Глейзбах торжествующим, но – человеком новой формации, по-настоящему противостоящим вечно колеблющемуся Ветлицкому. Стоит подумать, чтобы сделать из Прянишникова-Глейзбах стержневую фигуру. Начните с изменения фамилии.
Наибольшее недоумение вызывает Сувылдако.
Ученик Дзержинского, весь роман вспоминающий о том, как он накануне войны встречался тайно по заданию партии на польско-германской границе с Германом Герингом, дабы отговорить последнего от развязывания бессмысленной военной авантюры, через пятьдесят лет после Победы вдруг решает пройти операцию по изменению пола. Двусмысленная ссылка на Фрейда, подкреплённая нечаянным признанием новоявленного трансвестита (а не педераста, как Вы ошибочно полагаете): «Герман, милашка такая, изменил мою жизнь», не оправдывает поступка в общем-то честного по натуре человека. Богатый внутренний мир Сувылдако в одночасье странным и страшным образом деформируется. Заканчивает он жизненный путь напарником (или, вернее, напарницей?) Сонечки Пастилкиной, на панели. Что за сим просматривается? Какой смысл вкладывает автор в историю о старом революционере?
Сюжетная линия с Анальфабетой, внучкой Сувылдако, вовсе слаба! Чего стоит эпизод, когда она, будучи в сильном подпитии, оказывается в квартире соседа, лежащей голой(!) на полу. Вызванная испуганным её исчезновением Дроздовым милиция вскрытия двери не обнаруживает, замок в целостности; через окно пьяная «вдрабадан» (выражение – Ваше) перебраться не могла: квартира находится на седьмом этаже. Детективно-мистико-эротический элемент в романе попросту неуместен. Конструкция произведения, и без того шаткая, не выдерживает дополнительной нагрузки и рушится. Предложения типа «она распласталась на паркете, что еженедельно по взаимной договорённости натирала мастикой «Горизонт» тщедушная старушка-соседка, вяло шевеля лобком» ниже всякой критики. Непонятно, кто чем шевелил. И зачем.
Надеюсь, что Вы, Антон, прислушаетесь к советам.
Пишите. Вам надо обязательно писать. У Вас определённо есть талант, есть и желание быть рассказчиком. Дело остаётся за малым: набравшись терпения, шлифовать своё мастерство.
С уважением рецензент отдела прозы
Зигмунд Стрелляй.
5
Здравствуйте, многоуважаемый Зигмунд Стрелляй!
Отсылаю Вам повторно свою рукопись с внесёнными изменениями. Ваши советы бесценны. Они были мной учтены. Надеюсь, в исправленном виде произведение Вам понравится. Всё же с одним замечанием я не согласен. Именно детективно-мистическая основа романов Умберто Эко, раздвинув горизонты литературы, обеспечила этому писателю успех. Вы обратили отчего-то внимание на то, что Анальфабета лежала голой на полу, но не заметили рядом с нею, как и делавший первичный осмотр места происшествия старший лейтенант милиции Гродженич, опрокинутого мужского шлепанца с левой ноги. В квартиру её, Анальфабету, попросту внесли.
С уважением Антон Кожембец.
6
Здравствуйте, дорогой Зигмунд Стрелляй!
Прошло уже более двух месяцев, как я отослал Вам свою рукопись, а ответа до сих пор нет.
С уважением Антон Кожембец.
7
В редакцию журнала «Кроме того».
Пять месяцев назад я отослал роман-эпопею «Годы и невзгоды» рецензенту Стрелляй и не имею никаких сведений о судьбе своего произведения.
С уважением Кожембец.
8
Добрый день, Антон!
Я был сильно загружен текущими делами, посему времени на рецензию Вашего произведения было немного.
Во-первых, Кожембец, я Вас поздравляю! Вы достигли немалого. У Вас появился свой стиль – это то особое построение слов и предложений, что выделяет «Годы и невзгоды» из груды хлама, получаемого мной ежедневно. Планка поднята высоко! Вместе с тем, Кожембец, есть и ряд недочётов.
Замечательно, что Вы изменили фамилию Прянишников-Глейзбах на Иванов. Описание его любви к доярке близлежащей фермы, ударнице труда, обучающейся заочно в Институте Кинематографии, Анастасии Крендалуповой, – шедевр, сравнимый с шекспировской драмой «Ромео и Джульетта». Иванов – духовный наследник Сувылдако, старого революционера. Его цели высоки: быть полезным людям и мир во всём мире. Сюжетная линия изобилует находками, типа: Иванов внезапно узнаёт, что его генетическая мать – испанка, которую привезли в 36-м году ребёнком в Москву, а отец – сталевар, выполнивший к XX-ому съезду Партии тройной план. Вы поместили Иванова в рабочую среду, и это правильно: он трудится на стройке. Однако смерть его «там, где песни весёлые поют отбойные молотки, а шпахтели – рисуют узоры счастья будущих новосёлов» в тот момент, когда он (Иванов) читает томик стихов Феликса Чуева на «гудящих от озорного ветра» строительных лесах, вызывает недоумение. Иванов падает, оступившись, с высоты 30 метров и – погибает. Допущена смысловая ошибка. Согласитесь, Кожембец, что стихи лучше читать в одиночестве, лёжа на диване, или, на худой конец, в кругу друзей, но отнюдь не на работе. В то же время, Кожембец, я считаю, Иванов обязан присутствовать в дальнейшем развитии фабулы. Без него, положительного героя, роман – антисоциальное, безрадостное произведение, коими и без того полон Запад. Посудите сами: на 28-й странице, не успев раскрыться, местными бандитами во главе со Шмеерзоном растворён в чане с серной кислотой талантливый инженер Ветлицкий. Сувылдако, который, помнится, всё настаивал на операции по изменению пола, отказывается от своей затеи – но! Но погибает под колёсами поезда. Смею указать Вам на следующее обстоятельство: в своё время Лев Николаевич Толстой поступил так с Анной Карениной, персонажем довольно известным. Посему, думается, от явного плагиата следует отказаться, а из старого революционера, за плечами которого богатое прошлое (это и работа под началом Дзержинского, и коллективизация, и индустриализация, и тайные переговоры с висельником Герингом, и многое другое), не стоит делать преждевременно памятника. Он может ещё долгие годы служить молодому поколению примером. Оставшиеся персонажи – упоминавшийся ранее Шмеерзон, Анальфабета, начиная с 648 страницы находящаяся в перманентном соитии с капитаном милиции Гродженичем, – безнравственны. Любого героя автор рассматривает с точки зрения вечности. Идея произведения – донести до читателя правду. Правду, в коей Добро побеждает Зло. Вы же скатываетесь в конце романа на заурядное перечисление событий. На хронику. На «чернуху», которой и так сыт по горло обыватель. Давайте нести людям свет!
Убедительная просьба: осторожнее, аккуратнее, вдумываясь в их смысл, используйте слова, в противном случае рождаются такие вот перлы, – «…её влажные глаза послушно последовали, точно провинившийся солдат за мужественным офицером, в том направлении, где растворился в дымке тумана Гродженич».
С уважением Зигмунд Стрелляй.
9
Уважаемый Зигмунд Стрелляй!
Посылаю Вам переработанное вновь произведение «Годы и невзгоды». Очень надеюсь, что оно Вам понравится.
С уважением Антон Кожембец.
10
Господин Кожембец!
Ознакомившись с Вашим так сказать «переработанным» произведением, я пришёл к неутешительному выводу. Скажу начистоту: Вам писать не стоит вообще. Основное: герои не говорят, как нормальные люди, а – роняют походя затасканные фразы. Сюжет изобилует натяжками. Чего стоит «старый революционер» Сувылдако, который якобы незадолго до войны встретился с Германом Герингом. Благополучно избежавший репрессий, Сувылдако, «весело напевая», строил новые города, прокладывал железные дороги, помогал крестьянам в «построении новой жизни», но не замечал вокруг ни горя, ни лжи, ни исковерканных судеб, ни рабского труд заключённых. Он, кажущийся идеальным, Ваш Сувылдако, в действительности, – отвратителен. Зашоренность его проистекает из желания оставаться в стороне от событий, происходящих в стране. Создаётся впечатление, что не будь осуждён в своё время культ личности, он продолжал бы петь осанну Сталину.
Катастрофически не убедителен портрет Иванова (неужели не было иных вариантов? Просвещённый читатель усмотрит в данном случае проявление национализма со стороны автора: положительный герой обязательно – русский, а всякие там Шмеерзоны, конечно, закоренелые злодеи). Допускаю, что он, работающий на стройке и выполняющий «ничтоже сумняшеся» (обратите внимание, в каких случаях употребляется это выражение. См. Словарь Ожегова.) план, любит круглосуточно читать вслух стихи Есенина и Рубцова, Чуева и Гавриила Державина (!). Однако при других его пристрастиях, как-то: питие водки (отчего-то усиленно подчеркивается, что это – исконно русский продукт), увлечение историей (отсюда и информация о его матери-испанке, привезённой в нашу страну будто бы в 36-м), посещение кружка народного танца (где Иванов познакомился с Крендалуповой) – у него не остаётся времени собственно на работу. Ибо всё это он проделывает, включая и роман с Анастасией, на строительных лесах. Как сие понимать?
Много вопросов вызывает случай, описанный Вами, с Ветлицким. Оказавшись на месте преступления случайно, как свидетель, Ветлицкий, не был добровольно отпущен бандитами, а со словами «семь раз отмерь – один отрежь» погружён в чан с серной кислотой. Оттуда он доблестно бежал, обнаружив на дне «отверстие, схожее с тем, что бывает в ванне». Нырнув и выдернув пробку, Ветлицкий был таков. (Если бы Вы, Кожембец, приложили ещё схему расположения труб, показав, как и через какой диаметр ускользнул наш герой, то, думается, сюжет был бы более достоверен). После чего он, оставив ремесло инженера, приходит в отдел к Гродженичу, дабы совместно бороться против мафии.
Единственная находка – образ Анальфабеты. Нервная, не знающая к какому берегу пристать, мятущаяся девушка чем-то напоминает шолоховского Григория Мелехова. И в своих поисках правды она настолько убедительна, что так и хочется, несколько перефразировав Станиславского, воскликнуть: «Верю!». Очень хорош мистический сюжет с перевёрнутым мужским шлёпанцем. Но фраза «Анальфабета лежала на полу абсолютно голая и, прижимая к груди обувь, вяло шевелила лобком…» заставит читателя вздрогнуть, а дальнейшее пояснение, что это был именно «грязный с вывернутым задником шлепанец 48-го размера» его, читателя, попросту уничтожит. Несколько требовательней следует подходить к описанию любовных сцен. Гродженич, идеологический противник Дроздова, отбивая у последнего Анальфабету, «мужественный и честный, как Данко», тем не менее почти половину произведения, «пыхтя, всовывает…» то «набалдашник», то «копьё», то «копёр», то «паяльник»(?). Обратите внимание на орфографию, в частности, слово «оргазм» пишется с одной буквой «з».
Но, ещё раз повторяю, несмотря на отдельные и редкие удачи, про- изведение крайне слабое. Подумайте о том, чем бы Вы могли всерьёз заняться. Например, работа водителя троллейбуса или столяра, ничуть не менее почётна, чем труд писателя. Как говорил поэт, «все работы хороши – выбирай, Кожембец, на вкус».
С приветом А. Улебякин, старший рецензент журнала
«Кроме того».
11
В редакцию журнала «Кроме того».
До сего момента я, отсылая свой роман-эпопею «Годы и невзгоды», следовал бесценным советам рецензента Зигмунда Стрелляя. В произведении моём есть частица его воображения и труда. Можно сказать, Стрелляй был моим учителем. А теперь я внезапно получаю ответ от неизвестного мне до сих пор господина Улебякина с совершенно обратным эффектом: оказывается, по мнению его, я писать вообще не должен. Мало того: тон его высказываний хамский. Считаю это заявление нарушением прав человека. Никто не вправе ограничивать свободу выбора гражданина демократической страны. Я буду жаловаться в соответствующие органы.
Антон Кожембец, писатель
12
г.Кожембец!
С глубоким сожалением сообщаем Вам, что на 92-м году жизни скончался выдающийся работник нашего журнала Зигмунд Исаакович Стрелляй, который был и Вашим другом. С момента основания издания «Кроме того» проявился незаурядный талант Зигмунда Исааковича. Начинал он свою деятельность простым корректировщиком, но, постепенно продвигаясь по служебной лестнице, достиг руководящего поста: в 70-е годы Стрелляй возглавил журнал, стал главным редактором. По выходе на пенсию Зигмунд Исаакович не порвал связей с родным коллективом, продолжая работать рецензентом отдела прозы.
Значителен вклад Стрелляя и в мировую литературу. Им написаны следующие произведения: повести «Капитанский внук», «Сборщик женских голов», «Стук в незапертую дверь» и «Скажи: слива в шоколаде», романы «Беги, Заяц!», «Комбинация №227», «Дело поджарых», цикл рассказов «Местное время». В последние время Зигмунд Стрелляй работал над романом «Годы, судьбы и трудности». Светлая память о безвременно ушедшем старшем товарище останется в наших, и, надеемся, также Вашем, сердцах.
Коллектив журнала «Кроме того».
13
Проверив Ваше заявление, сообщаю: за недобросовестное отношение к своим обязанностям рецензент А.Улебякин освобождён от занимаемой должности и переведён зам.редактора отдела иностранной литературы.
Главный редактор журнала Жорес Поперечина.
14
Уважаемый г. Антон Кожембец!
Выполняя решение правительства №379-II-КЩ от 5 сентября 199… года «О качественном увеличении числа писателей и поэтов», редакция журнала «Кроме того» решила назначить Вашим рецензентом г. К.Сословского.
Редактор отдела прозы В. Левиатурц
15
г.Кожембец!
С большим интересом я прочитал Ваш роман-эпопею «Годы и невзгоды». Чувствуется рука мастера. Характеры героев выписаны умело. Сюжетные линии проработаны. Вместе с тем имеется ряд замечаний, приведённых ниже.
По порядку. Автор, по выражению д-ра исторических наук В.И. Линеина, имеет право на вымысел лишь только в том случае, если все аргументы его убедить читателя в правдивости сказанного исчерпаны. Что же получается? Незадолго до войны на территории Польши Сувылдако, старый революционер, чекист, встречается с Германом Герингом, где он якобы пытается уговорить последнего повлиять на Гитлера, дабы тот отказался от авантюры (нападения на СССР). По своему положению – министра авиации – Геринг не решал внешнеполитические вопросы, могущие изменить карту мира. Сувылдако мог тайно встретиться с министром иностранных дел Риббентропом или советником рейхсканцелярии Гитлера и руководителем его партийной кацелярии Мартином Борманом, или же, на худой конец, с Гессом (до его прилёта в Англию с предложением мира), личным секретарём фюрера. Следует точно указывать реальные детали эпохи, иначе произведение автоматически попадает в разряд так называемых «дешёвок», сюжет коих сшит на скорую руку. Осведомлённый, подготовленный читатель Вашу версию не примет.
Далее: прозрачные намёки на гомосексуализм того же Геринга не выдерживают никакой критики. Известно было отношение гитлеровцев к подобным «явлениям». Допустить мысль, что фюреру и его окружению сей факт был неизвестен, невозможно: ГПУ обязательно постарались бы подбросить информацию, дабы впоследствии её использовать. И уж, очевидно, пребывание такого человека на вершине власти – нонсенс.
Портрет Ветлицкого оставляет странное впечатление. С одной сто- роны, к герою испытываешь симпатию. Битва с мафией. Мужество. С другой, возникает чувство неловкости за него. И за Вас. Вы прилагаете схему расположения труб, через которые якобы ускользнул от преследователей Ветлицкий. Напоминаю, что по существующим нормативам диаметры труб даются на чертежах в дюймах. Например, Ø2". Или, скажем: 3/4". Вы же, расписывая подробно данные следующим образом: диаметр выходной трубы 18 сантиметров, допускаете грубую ошибку. Я специально поднял литературу по сантехнике, дабы проверить правильность своего утверждения. Истина на моей стороне. Писатель должен знать практически всё. Не зная предмета, писать не следует. В логическом плане тоже есть недоработка. Через подобный диаметр стечь может только обильный плевок. Каким образом, даже будучи чрезвычайно худым, скажем откровенно – дистрофиком, Ветлицкий мог поместиться в 18 сантиметрах, для меня остаётся загадкой. Если только предположить, что после соприкосновения с серной кислотой тело его значительно усохлось. Сцена же отыскания пробки на дне чана, по- моему, удачна. Элемент авантюры, приправленный экзистенциальными поисками героя смысла жизни в эти последние для него минуты, держит читателя в напряжении. Следует, я думаю, указать кислотостойкий материал, из коего изготовлена пробка, для вящей убедительности.
Теперь разберёмся с Анальфабетой и её окружением. Конечно, страницы, где она «бодро шевелит лобком» по-своему привлекательны. Но когда у героини не остаётся времени ни на что другое, то это – катастрофа! Гродженич тоже «шевелит», правда, чем придётся. Почти две трети романа. У Дроздова есть проблема, как вы многозначительно намекаете, но какая-то странная. Лишь только он видит грязный шлепанец, то чувствует «бессилие – ипостась неудавшейся эрекции». Как понимать это выражение? Что за небрежность в подборе слов? Читатель не должен каждый раз бросаться к словарю, дабы расшифровать значение того или иного термина, в конечном итоге не поняв ничего.
Иванов. Чрезвычайно, казалось бы, выигрышный типаж. Выписан неплохо.
С одной стороны этот молодой человек увлекается поэзий. Подбор поэтов говорит сам за себя: Есенин и Сурков, Эллюар и Маршак, Евтушенко и Чуев. Абсолютно, на первый взгляд, несопоставимые авторы и люди разных мировоззрений. Но в том-то и дело, что Иванов – натура сложная, не довольствующая собственным незавидным, прямо скажем, положением. Он, в силу своего характера, в силу множества разнонаправленных векторов, «разрывающих его душу», – честолюбив и, не лишённый здоровой зависти, энергичен. И в то же время, как он сам признаётся, «что-то его постоянно терзает, не даёт покоя». Он очень похож на Григория Мелехова из «Тихого Дона».
С другой стороны, Иванов, продолжатель великого дела Сувылдако, борется за мир во всём мире. Он организует митинги протеста против политики апартеида и роста цен в странах Запада.И вновь зигзаг, он не чужд красивой жизни: например, едет отдыхать в престижный санаторий «Горское», где собираются, как он случайно узнаёт, отечественные мафионеры. Где и знакомится с очаровательной Сонни Стассель, предпочитающей обыкновенно каждый год пребывать в Ницце, этом центре «буржуазных выкрутасов».
Не зная к какому берегу пристать, Иванов мечется, что ему свойственно вообще, между Крендалуповой и «рыжеволосой «фрейлен». Опять поиски, сравнения и горькие думы героя! (Замечу в скобках, что приведённый Вами способ намекания на «немецкость» девушки неуклюж, если не сказать больше – груб: слово «фрейлен», не несёт никакой информации, ибо ничего не сказано ни о корнях персонажа, ни о его прошлом; существуя само по себе, оно, точно инородное тело, явно мешает повествованию). В конце концов Иванов выбор останавливает на доярке Крендалуповой. Он не может бросить Родину и перебраться жить в сытый, разжиревший капиталистический мир, полный гангстеров и проституток. (Замечу опять в скобках, что чрезвычайная насыщенность романа политическим с явно ангажированной идеологической основой материалом ему не на пользу). И это с его стороны оправдано. Тонкая, изящная, обучающаяся заочно в Институте Кинематографии, не в пример приземлённой, «заграничной» Сонечке, что якобы в Кёльнском университете «проходит» (удачно сказано!) славянскую литературу – и только, Анастасия даже при дойке любимой коровы Маняшки рассуждает о смысле жизни и «задушевно поёт партию Любки Шевцовой из оперы «Молодая гвардия», когда сердцу отчего-то грустно…».
Так же, заметив, что мастер Христогло (эдакая нездоровая, замечу в скобках у Вас, Кожембец, страсть к иностранным фамилиям) приписывает объём работ, Иванов мучается (27 целых страниц) – сообщить или нет «наверх». Ибо, с одной стороны, «стукачество» ему претит, но, с другой, – долг гражданина велит ему сигнализировать. Что он и делает, побежав по «стонущим от твёрдой его поступи ступеням строительных лесов» с томиком Велимира Хлебникова под мышкой к начальству. С которых, оступившись, сталкивает случайно оказавшихся там же, рядом с ним, Стассель и Шмеерзона. Тем самым окончательно решив выбор в пользу Крендалуповой. Но это говорит о том, что Иванов продолжал любить Сонечку. Какой накал! Какие страсти! Вы в этом эпизоде показали себя настоящим знатоком людских характеров. Но хочется посоветовать, Антон, Вам избегать излишнего натурализма. Такие выражения: «Шмеерзон лежал, широко раскинув руки, будто пытаясь из последних сил дотянуться до своего вывалившегося наружу мозга, что серой кашей размазался по асфальту» (замечу в скобках начистоту), ужасны и отвратительны. Читатель книгу попросту вышвырнет. Есть этика писания и есть темы, которые едва ли стоит касаться. Но даже затрагивая их, автор должен соблюдать – нет, не приличие (понятие это – субъективно), а уважение к своему напарнику, именуемому читателем. Грошовая популярность испаряется быстро.
Пишите. Набирайтесь опыта; времени, судя по всему, у Вас достаточно.
С уважением Климентий Сословский
16
Уважаемый Жорес Поперечина!
Я чувствую, что меня водят за нос. Я получил очередной ответ-рецензию на своё произведение «Годы и невзгоды». На этот раз от г.Сословского. Он пишет, что роман состоялся, однако в конце неопределённо заключает, что мне надо «ещё писать, набираться опыта». Находит какие-то причины, отговорки: то я чрезмерно увлекаюсь натурализмом, то диаметр труб неправильно, не по ГОСТу даю ( а я замечу в скобках, что в сантиметрах указывается диаметр труб из нержавеющей стали. У меня в романе именно такие и были), то Бог его знает, что ещё! Из чего я делаю вывод, что роман-эпопея опубликован никогда не будет. Я убедительно прошу пересмотреть решение. В этом году мне исполняется семьдесят пять лет. И опубликование романа было бы своеобразным подарком для меня к знаменательному юбилею. Сообщаю также, что в настоящее время я работаю над новым романом под условным названием «Классический полёт над голубятней», рассказывающем о буднях работников одной из многочисленных звероферм на Алтае.
Антон Кожембец, писатель.
16
Уважаемый г.Кожембец.
Отрывок из Вашего произведения под условным названием «Я выбираю жизнь», размером в 0,25 п.л., будет опубликован в альманахе «Рывок, ещё рывок», где будут представлены начинающие авторы.
Технический редактор С. Ыйлдуз-Коменский.
17
« - А где тут наш мастер, Диплодоков? – спросил весело Иванов.
- Да вон он, – медленно поднимая твёрдый, точно брус железа, палец к теряющемуся в безбрежных просторах стройки дверному проёму, где мелькал невзрачный человечек в истёртом до изнеможения сюртуке ещё дореволюционного кроя а-ля Рошфор, обронил инженер Ветлицкий. Был он лицом светлолиц и приятен. Но что-то всё же неприятное проскальзывало на нём иногда.
- Понятно, – энергично замотал головой Иванов. Он ещё помнил тепло губ Анастасии, её гибкое, как канат, тело, и это давало ему дополнительный импульс к радости, заставляющей всего его трепетать. – Ну, я пошёл.
- А что у тебя? – Неторопливо гладя особенную стать ещё не законченной колонны, всю – в строительной крошке, спросил Ветлицкий.
- Дело! – Важно молвил Иванов, и можно было заметить, как он бережно прижимает к груди томик стихов Вознесенского, а под ним – кайло.
- Ну что ж, – согласился Ветлицкий, и столько было в этом согласии кристальной задумчивости, что Иванов, уже собиравшийся продолжить восхождение, остановился, поражаясь явлению. Был этот человек чем-то похож на Сувылдако: та же крепость взгляда, то же ширококостие, даже угол, под которым бледные уши прижимались к мощным вискам был тот же…»
18
В редакцию журнала «Кроме того».
Отсылаю Вам на рассмотрение новый свой роман-поэму «Классический полёт над голубятней». Надеюсь, что он Вам понравится.
С большим уважением А.Кожембец
19
В настоящее время, ввиду непредвиденного обстоятельства – самоубийства К.Сословского, последнего рецензента, редакция не располагает возможностью принимать на рассмотрение рукописи.
Главный редактор журнала Жорес Поперечина.
20
В редакцию журнала «Зори Северо-Запада».
Отсылаю Вам на рассмотрение…