*** Я живу в раю ***
Хорошо, что у подавляющего большинства незнакомых людей в метро – нет общих интересов, дел - зацепок. Как только они появятся, окажется, что дядя Вася должен тете Гале червонец, Александр Валерианович написал докладную директору на Михаила Владимировича, Костик не трахнул Валю вчера ночью – она очень хотела и надулась на полсиденья, а Вован – наоборот – трахнул за неделю Светку, Иришу и Ленчика, что, в свою очередь, вызвало справедливый гнев Паши, Игоря и Гоги. Синий вагон станет сборищем кричащих, потрясающих после драки тем, что осталось, и держащих фигу в кармане «человеков» – станет базаром. Примерно таким, как в моей башке. И мне бы не хотелось за него отвечать. Хм… Но, говорят, приходится. Говорят еще, что ежедневно. Посмотрим...
Я – это мужчина. Многие считают - «не от мира сего», за что - отдельное спасибо. Которое впрочем, не вызывает желания высказать такое же отдельное пожалуйста. Хрен с ним. Дело в другом: некоторые думают, что я – сошел с ума. Это, конечно, неправильно. Они не понимают... Уже сто раз повторял: не рассказывайте то, что знаю, не надо совать мне в руки горячие вещи, не жужжите у меня ни в левом, ни в правом ушах, не говорите, что «сошел с ума» - я никуда ниоткуда не сходил! Я тут просто стою. Считая себя сумашедшим.
Не видите разницы? Сумасшествие – это когда уверен, что знаешь ответы на все вопросы, и так же уверен в том, что они - неправильны. А может быть, сумасшествие – это когда все большее количество вещей становятся удивительными. Короче – непонятное нечто, но не то, что кажется всем.
Итак: я живу в раю. Понятно, что это не факт. Зато я так думаю. Когда едешь по рельсам – видишь деревья, кустики, траву, турники, детские площадки, котов, собак, дома, окна, компьтеры, виндоуз, сигареты, толстых и худых женщин, их домашнюю утварь, чад и мужей – все. Это все – люблю. Сильно-сильно. Оно живое, со смыслом, с какими-то своими фундаментом и крышей. Ломаешь веточку, чтобы засунуть себе в рот и тихо жевать – жалко. Идешь мимо плохо накрашенной барышни с опухшим носом и тремя детьми, на разных стадиях «доползания» до ее рук… – идешь мимо. Переживаешь, когда колют свинью - та верещит, дергается, жить хочет - а колбаса вкусная.
Однако же, все это – парадиз. И я питаю к нему глубокие чувства. Даже к виндоуз, Биллу Гейтсу и его, Гейтса, мандавошкам. Последние, ведь, - тоже живые. Жирные – да – и все же.
Катаешся в вагоне, а рай все не кончается.
Из акта вскрытия: «...в правой теменной области скальпированная рана, длиной 8 сантиметров, оскольчатый перелом теменной кости справа...»
*** Но, кажется, не один... ***
Приезжаешь на работу – тоже.
- Доброе утро, Оксана.
- Может и доброе. Кому как. – Отвечает толстая теплая женщина с большой кучерявой головой.
Она точно ни с чего не сошла – просто ей уже 42, на жирном лице – доброта, а дома - пенсионер папа.
- И шо, Жора уже есть?
- Откуда такие интонации?
- Так может у меня в роду кто-то был?
- Может. Эти твои еврейские штучки... О! Вспомнила тебе в коллекцию, у нас в НИИ работал: наладчик Вадик Леберштейн.
Смотрящяя снизу вверх улыбка, одышка и умные коровьи глаза.
- Такая уже есть... Слушай, ты знаешь как звали Соньку золотую ручку?
- Нет...
- Шейндля Сура Лейбова Соломониак.
- Да-а...
Ее пальцы уже на клавиатуре и мне приходится слышать гнусавое проглоченное «а» из под безразличной головы.
- Так Жора есть?
- Нету еще. Ну, ставим кофе?
Не отвечая сажусь за свой стол. У нас не принято всегда отвечать – принято делать вид, что ничего не произошло. Поэтому кофе скоро закипит.
Вваливается Жора.
- Привет!
- Хай...
Дергает, до отрыва, руку. Сидим. Такое утро.
А вот как это было вчера:
- ...мммм. – Дергает, до отрыва, руку.
- Эх... - привет.
И позавчера:
- О! Привет!
- ...мммм. – Дергаю, до отрыва, руку...
- ...кто-то мне говорил, что от конопли здоровье не сильно портится. Ну то есть зависимости, там, нет...
Знаю, даже, кто: иногда, чтобы Эдем казался настоящее – покупаю коробок, другой.
- ...ой, вот как-то Миша Соловьев, ну, который в НИИ со мной работал, говорил: «Хочу встретить Новый год на берегу теплого моря, в трусах и с шампанским»... Ы-хее... Ы-хее... Ы-хее...
Я бы также посмеялся, но они (с Мишей Соловьевым) часто, в последнее время, про это говорят – уже раз пять. Вот кому хорошо.
Чаще молчу, а что делать? Болтать нет смысла, молчать - возможности. Либо ты ****абол, либо мрачный человек. Таких не очень любят, поэтому, иногда, – слова вставляю. Именно те, которые «не от мира...».
Целый день полон событий; события – полны эмоций, мыслей; эмоции (и мысли) – порождают новые события… Все в природе вращается... этим... - круговоротом. Как известно, Эдемский сад – часть природы. Там все вращается тоже.
Там сейчас вечер.
Из акта вскрытия: «...перелом пятого и шестого ребер слева, разрыв диафрагмы, гемоторакс...»
*** ...и, кажется, не в раю ***
Домой так хорошо идти! Шлепаешь по дорожкам, проложенным с замысловатым разгильдяйством, смотришь на философствующего – «самопогруженного» - бультерьера и его фигуристую хозяйку. Я дам ему кличку: Бердяев. Никто, конечно, не оценит – а приятно. Лежит черная дворняга – спит, явно преодолевая чувство голода. До русского философа ей, естественно, далеко.
Курю. Теперь нужно много сигарет - мудрость дорожает и становится больнее - слишком много людей вносят свои лепты и говорят свои веские слова. Слишком мало трахнутых чудес. В голову лезут всякие банальности... «Чудеса бывают. Но редко. Настолько редко, что проще признать их невозможность, чем собственную неспособность их видеть»... - от сказал!
А в родной квартире ждет очередное чудо: в туалет сходить надо. Это нарушает целостность моего парадиза. Больно ведь.
Тужусь.
- «...и сколько дадите – столько дано будет вам... как отмеряете – так и вам будут мерить...» (точно не помню)… ммммАААА!!! Господи, что ж так б... ааать!..
- Отрекись от него.
- ...уууу... кого?
- Отрекись.
- ...ммммууу... - корова, ей Богу!
- Отрекайся, сука!
- ...ничего не вижу, ничего не слышу – плыву. Нет – летаю!
- От него эта боль! За что тебе?! Тебе-то, как раз, за грехи какие?!
- ...с-с-спасибо. Я кончил.
На моей бумаге кровь. И ее много.
Делаю, вроде, всего ничего, а деньги есть, везет – почти счастлив. Хоть и лениво-лежаще. Говорят, что под лежачий камень вода не течет, только не знают про то, что один и тот же камень где-то лежит, но где-то и катится, как с горы. Я валяюсь на работе и качусь с горы дома. Или в тех же синих вагонах. Или нет – качусь в гору! Как жаль, что нет своего – ручного! – Сизифа...
Сколько же, ****ь, банальностей! Нет желания жить – есть жизнь, нет желания работать – есть дела, есть Дело – опять сложности с желанием работать. Не хочу знать будущее - хочу знать о себе...
«Кто виноват?» Гы… А лучше так: «что дела...» - нет! Не буду этого говорить. Какой толк мусолить труп бедного Чернышевского? Он, по глупости, задал вслух вопрос, на который отвечать можно про только про себя. Так зачем повторять эту его глупость? Затем, что оно, часто, и про себя сказать нечего...
Вот и ложусь спать ближе к одинадцати.
Из Акта вскрытия: «...травматическая ампутация правой стопы, открытый перелом левого бедра с множественным размозжением мягких тканей...»
*** Мой друг Кофе ***
Утром, само собой, – пью кофе.
Он хороший. Он на работе и дома, и с женщинами, и с друзьями, и вообще. А то - как-то вяло.
Глоток.
Вот, помнится, знал одну лань. Вполне, кстати, пристойную лань… - она хотела запрячься со львом. Каждая лань хочет запрячься со львом – в итоге ей кажется, что получилось с козлом, а на самом деле - в упряжи не было никого, кроме нее. У этой все было именно так.
Глоток.
Она делала мне миньет и колола калиевым пенициллином на воде. Понятно, к чему это привело. Выздоровел.
Еще один.
Бывали друзья и бывали ссоры. Ссора с другом, это как звонишь по телефону и ошибаешься номером: из трубки рык, в ухе боль, а ты не понимаешь происходящего - для тебя это неожиданность. Почему? За что? Там мужик от обеда оторвался и то, что он сказал - процентов десять от его реальной злобы. Не более. Большинство – держали в себе.
Вкусно...
Одна спрашивала: «За что ты меня не любишь?» Молчу. «Ну почему?» - молчу. «Так же не бывает!» - молчу. Бывает. Вытираю слезы.
Тепло...
Рыб не любят за то, что у них кости. А тебя? И мы думали, думали, думали. Плели дорожки – распускали – сматывали клубки обратно.
Последний.
Сегодня я буду посылать письма. Я еще не знаю кому, но знаю какие. Про секс, благородный разврат и половую невоздержанность. Или про буквы со словами и предложениями. То или это. Про другое как-то не получалось…
Из акта вскрытия: «...разрыв печени, гемоперитонеум...»
*** Притча про деда Архипа ***
Жил я с дедом. Мамки не было... ну, была, конечно: говорят, ушла потом. А батя – то ли на зработках, то ли в запое, а може еще где.
Стало мне семь годов – повел дед в кузню. У него там чудно: картинка висит – как бы человек разрезанный, без кожи, в синих и красных полосах весь – жуть! В углу дверь в комнату темную – туда не пускал. Только сам, все больше вечером, заходил. Стучал, чего-то, ковал, мать, даже, вспоминал иногда... Свою, что ли?
А сегодня прям к двери и пошли.
- Вот, - говорит, - отца твоего сюда водил. Теперь тебя пора. Бери.
- Чего брать, деда?
- Молточек бери, вон тот – поменьше. Так... гвоздь давай... «двадцатьпятку», да, ту – мелкую. Ну – бей. Вот в эту коробочку.
И пошел. Темно стало: дверь-то – того.
- Как же бить?! Не видно! – потемки!
Пришлось. Нашел я коробок, он и без того утыкан – наполовину, где-то. Я и свое влепил.
И ходили мы так - каждый месяц. По разу. Иногда, по два. Забили ящичек, застучали. Дед же все гремел в комнате вечерами. Только про мать уже слышно не было. Интересно мне стало: что там делает?.. Кует что? Зачем? Меня чего-то приплел – сам не может, или как? Да и то я – раз ударю, ну второй – он же за дверью часами сидит!..
Спросил его:
- Что ты там делаешь, на ночь глядя?
- Не твоего ума вещь.
- Ну деда...
- Рано, говорю, тебе. Чтоб я больше не слышал.
А потом, уже мне лет много было… Захрипел дед, к стене привалился, осел:
- ...шкатулка... твоя теперь – не теряй...
- Что с тобой?! Как же так!..
- ...молчи... я уже не жилец... заберешь... захочешь – новую ковать начни, а не захочешь – пускай. Гвоздей только не бей. Все...
- Деда! Что там? Скажи, может принести?! Может подсобит!.. Что там, дед?!
Он покачал головой – говорить уже не мог, а потом – вяло ткнул себя пальцем с левой стороны груди.
У меня теперь свой коробок.
Из акта вскрытия: «…инфаркт миокарда…»
*** Собственно, – сам процесс ***
Я иду к той, к кому посылал себя. На улице нищие и малые. И – куда без него – дождь. Вот – понравилась старушка – хочу подать – нет мелких денег. Вот – нашлись копейки – сбежала следующая старушка.
- ...право подавать милостыню – надо заслужить!
- Да-да-да – у тебя этого нет.
- Есть! Чего там! Это сейчас не важно. У нас типа другая работа.
- ...заслужить надо!
- Деньги нужно менять!
- Не надо деньгами тыкать: было б необходимо – оказались бы...
Ну понурил голову, и что? Чем ближе к указанному дому – тем она выше. Тем отчетливее режутся крылья!
Я познакомил ее с Кофе. Хороший, все-таки, друг – даже не флиртовал (хотя повод – давала).
- А давай посмотрим это?
- ...угу.
- ...а здесь – вот так…
- ...неа.
- ...ну-у-у…
- Тут короче, жестче – заставь думать, работать.
- ...неплохо, неплохо.
Мы голые. Кофе голый – еда никому не нужна. Время стыдливо спряталось.
- Милый, бери меня...
- Хотел... хочу!.. улетаю…
- Светает – спи...
Автоматная очередь:
- ...да-да-да-да-да...
- О!..
- ...это тот самый рассвет? Или другой?
Мускулы свело – дообнимались:
- Не хочу уходить.
- И я – нет.
- Всего тебя знаю…
- И я – да.
- Так не бывает.
- Бывает.
- Люблю...
Люблю. Ну... Ну же! Я же люблю! О Господи, что ты мне говорил? Что ты шептал мне по ночам, когда я – под одеялом – пытался тебя слушать? Где твои слова? Какие они? Они мои? Ну мои же? Ты же не даешь – даришь. Ты же не берешь – возвращаешь подаренное. Лишь что прожили и чем стали – наше. Что ты со мной будешь делать?!!
Утро серое. Потому что у меня – своя лань в упряжи, а сам – козел. Здесь пацан растет – мужик в доме нужен...
Натянул джинсы и надел белый флаг футболки, поэтому выносить трупы бутылок пришлось именно мне. Она оставалась голой.
- Яблоко хочешь – зубы хорошо очищает?
- Давай.
Поцелуй был коротким. Иначе бы мы никуда не двинулись, а ей на работу. Оба ушли раньше, чем сказано в книге, но ведь любые тексты надо постоянно переписывать.
Вышел, жую, часто моргаю. О! – глотать начал. Иду к урне у толстенной липы – выбросить огрызок... щас...
Зил был большой, груженый – мужику сильно досталось. Мне – помогла любовь к чистоте, бровка и дерево. Взяли свидетелем. Все понял.
Как эти медэксперты пишут свои акты? Там же мясо одно…
Просидел всю ночь на работе – Кофе помог. Где-то к четырем следующего дня – стал плохо понимать происходящее.
- Оксана, я дебил.
- Ты просто замученный, уставший ребенок... - иди домой.
*** Последний день ***
А седьмого дня Господь-таки хорошенько отдохнул.