ЭТО АНОМАЛЬНОЕ ВРЕМЯ ( Часть 4 )
Глава 25. Тот же вечер 19 мая 1999 года. Острополь. (Монолог очень старого человека)
- Скажите, пожалуйста, сколько на Ваших серебрянных? Почему: серебрянных? Они у Вас электронные? О молодой человек, когда-то далеко не каждый человек мог позволить себе иметь часы. А уж серебрянные – тем более! Поэтому спросить - “Сколько на Ваших серебрянных?” было особым
шиком. Это означало многое: и уровень предполагаемого высокого достатка того, кому задавался вопрос, и оценку его хорошего вкуса, и много таких ньюансов, о которых сейчас и понятия не имеют. Да разве уважающий себя господин стал бы носить часы на руке? Часы были не на ремешке, не нв
браслете, а на цепочке. Тоже, по-обыкновению, серебрянной. А в брюках обязательно был карман для часов. А как смотрели на часы! Не так, как сейчас, на ходу, на бегу, промежду прочим! Владелец часов обязательно останавливался, доставал из часового кармана свой Пал Буре, нажимал пальчиком в
соответствующем месте, крышка открывалась, - между прочим, это называлось щелкнуть крышкой, - после этого часы подносились поближе к лицу или наоборот, отставлялись от глаз подальше, скажем, на расстояние вытянутой руки. Владелец часов узнавал время. И так же, не торопясь, все
проделывалось в обратном порядке: защелкивалась крышка, часы прятались в часовой карман, и только после этого владелец часов продолжал свое движение в пространстве и времени.
Почему именно Пал Буре? А потому, что когда-то иметь часы такой уважаемой фирмы, как Пал Буре, было все равно, что сейчас ездить на мерседесе последней модели. Помните, у Пушкина, в “Евгении Онегине”, между прочим, сразу же, в первой главе:
… Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед ?
Вы считаете, что Брегет – это имя слуги? Что ж, Вы в какой-то мере правы… Если принять, что часы, в том числе и почтенной фирмы Брегет, предназначены для того, чтобы нас обслуживать, быть нашими слугами…
Как Вы понимаете, раз существовали часы, нужен был кто-то, кто бы мог их, в случае необходимости, отремонтировать. Не так, как сейчас: открыл заднюю крышку, сменил батарейку, закрыл крышку, “С Вас столько-то за работу!” Так вот, именно этим, настоящим ремонтом, а не заменой батареек, я
занимался всю свою трудовую жизнь.
Честь имею представиться – часовых дел мастер Арон Беркович. Ударение, пожалуйста, делайте на Е. Это не фамилия, это отчество. Может быть слышали? Нет? А были и небылицы про старенького ребе и несчастную вдову варшавского портного Берчика никогда не слышали? Почему варшавского? Нет дамский портной Берчик никогда не бывал в Варшаве. И в Кракове, и в Лодзи тоже никогда не бывал.
Он вообще из Острополя никогда не выезжал. Просто варшавский портной означало высокую марку, означало, что вам сошьют или, на худой конец, перелицуют платье по высшему разряду. Так вот, варшавский портной Берчик – это мой отец, да будет благославенна память о нем. А несчастная вдова варшавского портного Берчика, - да будет светлой память о ней, - как Вы уже догадались – это моя мама.
Кто сочинял все эти были и небылицы про мою маму, про старенького ребе и про меня с братом? Наш же остропольский бедняк по имени Герш, только у нас его обязательно называли ласково Гершеле, Гершеле Острополер. Тоже не слышали? Может быть, Вы не местный? Местный? А где Вы, извините,
родились? Тоже в Острополе? М-да…
Скажите, пожалуйста, а такое имя Шолом Рабинович Вам ничего не говорит? Нет? А Шолом-Алейхем? Улица такая… Уже не плохо… А в честь кого ее назвали, не интересовались? Так
вот, молодой человек, великий еврейский писатель Шолом-Алейхем родился с банальной фамилией Рабинович, а его литературный псевдоним означает ни много – ни мало, как мир Вам. С его книгами, - я очень надеюсь! – Вы постараетесь ознакомиться в нашей городской библиотеке. Вы не знаете языка идиш? Не страшно! Книги Шолом-Алейхема переведены на все языки мира!
А вот с другим большим еврейским юмористом Острополером ознакомиться будет труднее. Дело в том, что он никогда не записывал ни своих рассказов, ни своих проделок. Я даже думаю, что жанр устного рассказа создал он. Нет, нет, я ни в коем случае не собираюсь умалять заслуги Ираклия
Андронникова! Я и сам его очень люблю. Но за много лет до Андронникова у нас в Острополе все любили слушать, а потом пересказывать смешные истории, которые сочинял Гершеле…
И тут мы подходим к самой изюминке. Среди героев его рассказов были два мальчика, Арончик и Наумчик, дети несчастной вдовы покойного дамского портного Берчика, которые были на обучении у старенького ребе и больше думали о проказах, чем об изучении священных книг. Обидно ли мне, что Гершеле рассказывал обо мне и брате подобные истории? Сказать по правде, тогда мне, наверное, было обидно, и, конечно же, не нравилось. Но сейчас я совсем не обижаюсь на Гершеле. Скажу Вам больше, я в душе даже немного горжусь, что это обо мне и моем брате Науме сам Гершеле Острополер сочинял свои истории! Вот так-то!
Что правда, то правда, мой брат Наум был большим шалуном, в этом Гершеле Острополер был прав. А вот я скорее был тихоней, но так как мы были очень похожи друг на друга, то нас постоянно путали, и если Наумчик набедокурит, то обычно, не разбираясь, кто прав, кто виноват, наказывали нас обоих.
Да что далеко ходить! Я, когда вырос, стал часовщиком, а эта работа требует знаете какой усидчивости! А Наум, в соответствии со своим воинственным характером, стал резать на нашем рынке птицу. Война застала его в Брестской крепости, там он был тяжело ранен, попал в плен под именем
Николая Перцова, а оттуда в немецкий концлагерь. В сорок пятом году его освободила Красная Армия, чтобы еще десять лет продержать в советском концлагере. Выйдя оттуда, он прожил всего три года, и похоронен в нашем родном городе на еврейском кладбище.
Иногда мне кажется, что я потому зажился на этом свете, что в небесной канцелярии мне увеличили время пребывания на земле за счет тех лет, которые не успел прожить за себя мой брат Наум, он же Николай Перцов. И самое интересное из того, что успел мне рассказать Наум перед смертью, это то,
что в немецком концлагере он видел Гершеле Острополера, нет, не встретил, а именно видел. Гершеле вели на казнь. Наум успел его хорошо разглядеть. Гершеле сделал последний шаг к виселице и на глазах всего концлагеря, на глазах всех заключенных и охранников исчез. У немецких овчарок,
охранявших заключенных, от ужаса шерсть всала дыбом, а у коменданта отнялись ноги. С тех пор комендант мог ходить, только опираясь на палку. Вот какие шуточки мог откалывать наш Гершеле.
Даже на виселице!
Вы хотите спросить меня, а где я провел то время, когда Острополь оккупировали немцы, да? Не стесняйтесь! Я отвечу Вам, молодой человек…
За две недели до начала Отечественной войны ко мне в мастерскую пришел Кость Бровар, крестьянин из ближайшего села. Он принес мне в ремонт очень ценные часы. Я невольно спросил у него, откуда у него такие часы. И Кость говорит: “Я Вам скажу правду, только Вы, господин-товарищ Арон никому меня не выдавайте. Мне их подарил Лев Давидович Троцкий”. – “Значит, - отвечаю я ему, - там должна быть и дарственная надпись!” - “Нету ее, - говорит, - и не ищите!” - И он рассказал мне такую историю.
Служил он во время гражданской войны в Красной Армии, и пронесся у них слух, что должен приехать в их дивизию сам комадующий Красной Армией товарищ Троцкий. И получил командир дивизии приказ отобрать десять лучших бойцов, которых комадующий Красной Армией лично наградит за их личную революционную храбрость. И среди этих десятерых был Кость Бровар, а как самый низкорослый из этой десятки, он оказался на левом фланге. Вызвали их на сцену. Помошник
Троцкого положил на стол коробочки с наградой. Троцкий стал по очереди подходить к каждому из героев и вручать каждому часы с надписью “Красному бойцу за революционную храбрость – от командующего Троцкого”. Вручил девятерым бойцам, дошла очередь до Костя. Посмотрели все на стол, а часы-то кончились! И тогда Троцкий вынул из часового кармана свои собственные часы и под восторженные крики всех присутствующих вручил их Костю. Вот поэтому на его часах нет никакой надписи. И, может быть, поэтому его не арестовали, когда забирали всех троцкистов.
Я спустя много-много лет случайно узнал, что Кость рассказал чистую правду. Троцкий, отправляясь на фронт, обычно приказывал помошнику брать девять пистолетов, девять орденов или девять часов, а при приезде на фронт приказывал командирам выстраивать десять лучших бойцов для награждения. И когда последнему в строю не хватало награды, он отдавал ему свой пистолет, свой орден или свои часы. Вот так заваевывалась любовь трудящихся масс!
Так вот, оставил у меня Кость свои часы, а спустя две недели началась война, мы не успели эвакуироваться, в город вошли немцы, и появились на стенах объявления, что все евреи должны переселиться в гето. Представляете, завтра нам переселяться в гето, а накануне ночью раздается тихий
стук в окно. Я открываю дверь, а там стоит Кость. – “Отлично, - говорю, - что Вы пришли. Завтра мы переселяемся, а там мне будет не до ремонта. Возьмите, пожалуйста, свои часы”. – “Да какие часы? – отвечает Кость. – Я не за часами, а за Вашей семьей, чтобы забрать вас к себе, пока вы еще не переселились в гето”.
Отвез он меня, жену и наших детей под покровом ночи к себе в село и спрятал у себя в погребе. И просидели мы там у него почти три года, пока наши не пришли. А чтобы никто не смог нас там обнаружить, мы в погребе сделали отнорок, где и прятались, как только кто-то подходил к погребу.
Вы не очень торопитесь? Не очень. Тогда я не буду отвлекаться на разные частности. Скажу самое важное. Вы, конечно, слышали о теории относительности. Слышали, но не вдавались в подробности…Я тоже. Так вот, сидя в погребе, я по-настоящему понял, что время-таки относительно.
Как оно там медленно тянулось! Как медленно! И иногда даже останавливалось!
Когда-то Гершеле придумал про нас с братом такое, что куры, которых резал мой брат, после этого ходили, а часы, которые я чинил, после этого стояли. Так я Вам вот что скажу: Гершеле не очень далеко ушел от истины. Во всяком случае, в том, что касается меня и часов. На старости лет я понял великую истину: у разных людей и у разных часов может быть различное восприятие времени, разный ритм. И даже, - мне страшно даже подумать такое, не то что сказать вслух! – разрывы в непрерывности бытия!
Но ведь кто-то же должен это произнести!
И я, старый часовщик, сын несчастной вдовы бедного портного Берчика, человек, всю свою жизнь посвятивший служению времени, можно сказать, один из самых старых жрецов времени, говорю Вам: время не так просто, как о нем пишут в школьных учебниках по физике. Оно заслуживает того, чтобы
над ним задуматься.
Тысячи лет люди служили ему. Подумайте только: они придумали солнечные часы, водяные, песочные, механические, электрические, электронные, кварцевые…
Молодой человек! Давайте сверим Ваши электронные с моими песочными!
Старый часовщик встал со скамейки, величественно расправил плечи и из маленького карманчика на брюках элегантным жестом извлек серебрянные часы, нет, не просто часы, а хронометр фирмы Пал Буре, щелкнул крышкой, поднес хронометр к своим глазам и зорко посмотрел на циферблат.
Глава 26. Спустя 10 дней. 29 мая 1999 года.
У берегов острова Крит на глубине 2900 метров найдены останки подводной лодки “Дакар”.
/ Из сообщений израильских радио, телевидения и прессы/
25 января 1968 года в 00:02 подводная лодка “Дакр” в последний раз вышла на связь с базой. Через 6 часов должен был быть сеанс связи с “Дакаром”, однако он на него не вышел. Подводная лодка Дакар со всем экипажем на борту бесследно исчезла. Более тридцати лет ничего не было известно о судьбе не вернувшейся на базу субмарины. И только в июне 1999 года лодка была найдена на глубине 3000 метров между Критом и Кипром. В ее расколотом надвое корпусе — огромная пробоина.
Существуют различные версии гибели подводной лодки Дакар. По одной из них безоружная израильская субмарина была вероломно атакована кораблями русской 5-ой оперативной эскадры (командир – вице-адмирал Б.Петров, нач. штаба – контр-адмирал В.Платонов), находившимися в этом районе.
/ http://shaon.livejournal.com/82932.html/
В шестидесятых годах государство Израиль приобрело у Великобритании две подводные лодки времен второй мировой войны. Одна из них, “Левьятан”, благополучно отслужила положенный срок. Вторая подводная лодка, “Дакар”, после ремонта на английской верфи в январе 1968 года прошла Гибралтар, вошла в Средиземное море и взяла курс на Хайфу. 31 год длились безуспешные поиски исчезнувшей подводной лодки и 69 человек экипажа на борту.
И вот американские специалисты обнаружили остов затонувшей подводной лодки. Предстояло опознание найденной подлодки израильскими моряками. Предстоят дискуссии по телевидению между членами cемей погибших, их вдовами, сестрами, детьми и морскими специалистами о целесообразности подъема останков подводной лодки на поверхность, подъема, связанного с чрезвычайно серьезными техническими трудностями и большими финансовыми затратами. Все это это еще предстоит на следующий день и на следующие за ним дни…
Но вместе с сообщением о найденной подлодке, сразу же за ним следует сообщение о том, что брат заместителя командира “Дакара”, тоже бывший когда-то морским офицером и даже дослужившийся до должности командующего флотом, покончил с собой. Он был неизлечимо болен раком, и с этой точки зрения его трагическую смерть можно понять. Но почему он сделал это именно в тот момент, когда поиски затонувшей лодки наконец-то увенчались успехом?
… Коварное и загадочное время, продолжает задавать свои бесконечные и неумолимые вопросы…
Глава 27. Спустя год. Париж
25 июля 2000 года. Разбился после взлета самолет “Конкорд”. Погибло 114 человек.
/ Из сообщений радио, телевидения и прессы/
У “Конкорда”, в отличие от его российского собрата Ту-144, была счастливая судьба. Ту-144 вырвался на старте, взлетев в последний день 1968 года, и формально опередив своего конкурента на год. (Прототип самолета “Конкорд” впервые взлетел только 2 марта 1969 года.) Однако Ту-144 так и не
был принят “Аэрофлотом” в в эксплуатацию. “Конкорд” прошел все виды необходимых испытаний, и самолеты этого типа более тридцати лет бороздили воздушное пространство, доставляя пассажиров через Атлантический океан в три-четыре
раза быстрее дозвуковых самолетов.
Почему же и Туполев сто сорок четвертый, и “Конкорд” – оба должны были разбиться именно под Парижем? Один вначале, другой в конце своего пути, но оба в одном месте…
… К загадочности времени добавляется новая загадочность, на этот раз - пространства.
Глава 28. Лето 2000 года. Знакомый нам полустанок
По дороге, ведущей к полустанку, подъехала легковая машина и остановилась на почтительном расстоянии от установленного на полустанке памятника. Из машины вышло четверо: немолодой
мужчина, его сын, невестка и внук-подросток примерно тринадцати лет. Все четверо неспеша направились по аллее из заботливо посаженных кем-то деревьев к памятнику. Впереди немолодой мужчина с большим букетом цветов, за ним, выстроившись в ряд, все остальные.
Памятник представлял собой серийно изготовленную скульптуру: воин, снявший с головы каску, скорбно склонивший голову и опустившийся на одно колено меред могилой своих боевых товарищей. От всех других подобных памятников этот отличался только текстом, написанным на вмонтированной в памятник металлической пластине. Этот текст слово в слово повторял текст той записки, которую
когда-то написал и передал Гершу Острополеру начальник полевого госпиталя:
"Капитан Зиновейкин Михаил Степанович
Старший лейтенант танкист Остропольский Борис Гершевич
Красноармейцы: Котов Анатолий Николаевич
Сутягин Андрей Данилович
Вечная память героям, павшим в боях за Родину!"
Лет двадцать тому назад, когда отец мальчика был еще студентом и ехал на свою первую студенческую практику, его поезд остановился на этом полустанке.
- Сколько стоим здесь? – спросил он молоденькую проводницу.
- Десять минут, не меньше, - ответила та.
- Такая большая станция? – пошутил студент.
- Нет, ждем, чтобы пропустить встречный скорый поезд, - пояснил кто-то из бывалых пассажиров, спускаясь по лестнице на платформу.
Молодой человек тоже спустился на платформу, пошел вдоль нее, вышел к памятнику и прочел надпись на нем. Прочел раз, второй, третий… Не останавливаясь, промчался встречный скорый поезд.
Все, включая молодого студента, торопливо возвратились в свои вагоны, но он никак не мог забыть тех слов, которые прочел на памятнике.
Вернувшись после практики домой, он сразу же рассказал обо всем отцу и тогда еще живой бабушке Эте.
- Все совпадает, - сказал он тогда. - И имя, и отчество, и то, что он танкист. Одно только не совпадает. Дядя Боря был Острополер, а здесь Остропольский.
- Это не имеет значения, - сказала бабушка, - могли неправильно прочитать фамилию в документах. Тем более, что и Остропольский, и Острополер означают только одно – предки танкиста из Острополя. Я чувствую, что это Бенчик.
- Тем более, что не так уж много вначале войны было старших лейтенантов, да еще танкистов, да еще Борисов Гершевичей из маленького Острополя, - поддержал бабушку отец. – Это дядя Борис.
Так и порешили: это могила Бенчика, дяди Бориса. И с тех пор каждый раз, отправляясь на машине в отпуск, они старались заехать на эту могилу.
… На скамейке, стоявшей напротив братской могилы, все четверо увидели пожилого мужчину в черной одежде и картузе на голове. То ли цыган, то ли беженец с Кавказа. Это мнение
подтверждалось еще и тем, что рядом паслась лошадь белой масти.
Приехавшие подошли к могиле, постояли молча, старик положил на нее букет и присел на скамейку рядом с мужчиной в черной одежде, а его сын, невестка и внук пошли назад к машине.
- Папа, у нас совсем нет лишнего времени. Когда Вы наконец избавитесь от своей деревенской привычки заговаривать с незнакомыми людьми? – укоризненно сказала невестка. – Это
несовременно. Ведь, кажется, почти всю жизнь прожили в большом городе и все не можете отвыкнуть.
- Я не со всеми заговариваю. Только с интересными.
- Интересно, что же такого интересного он Вам сообщил? – спросила невестка.
- Он сказал мне, что здесь похоронен его сын.
- Дедушка, ты хотел сказать “отец”, - поправил внук.
- Нет, он сказал, что сын.
- А ты не спросил фамилию сына? – заинтересовался мальчик.
- Нет, не спросил, почему-то постеснялся. Ведь тогда получается, что ему уже больше ста лет.
- Савелий, вернись сейчас же, - приказала мать. - У нас совсем нет времени!
- Я сейчас! Я быстро! Я только спрошу! – мальчик бежал обратно к памятнику и на бегу отвечал матери.
Но, когда он добежал, ни странного человека, ни лошади белой масти там уже не было…
Май 1999 – июль 2000