И. Письменный
ЭТО АНОМАЛЬНОЕ ВРЕМЯ
Прервалась связь времен.
В. Шекспир “Гамлет”
Вместо предисловия
Я уже записал большую часть этой истории, когда начал понимать, что, в силу тех или иных причин, для некоторых читателей не все в ней может оказаться понятным, по крайней мере, с самого начала. Дело в том, что для меня, постоянно общающегося с моими друзьями или просто добрыми знакомыми
Абрамовичем, Вольдемаром, Физиком, Англичанином, Киббуцником, Белой Лошадью и многими другими, некоторые их поступки, особенности и черты характера кажутся само собой разумеющимися.
Читателю же, особенно встретившемуся с ними впервые, возможно, придется ко всему этому привыкать. Но я все же постарался не докучать читателю излишним резонерством, чтобы не лишать его редкой возможности о многом догадываться самому.
Глава 1. 3 мая 1999 года. Окраина Хайфы
Второе тысячелетие по христианскому календарю, а заодно и по календарю большинства светского населения Земли подходило к концу. Меньше года оставалось до заветного 2000-ного года. На Эйфелевой башне в Париже горели цифры, показывающие, сколько дней осталось до этой круглой
даты. А страна, где родился и был казнен человек, две тысячи лет со дня рождения которого собирался отмечать мир, в пятнадцатый раз за свою историю готовилась к выборам парламента, а заодно и главы правительства, на этот раз досрочным.
На северо-восточной окраине Хайфы, в том месте, где торговые заведения смыкаются с промышленными предприятиями, между двумя шоссейными дорогами, ведущими в сторону
Тибериадского озера, или, по местному, в сторону Кинерета, проходит давно забытая железнодорожная ветка. Сейчас ею никто не пользуется, и она напоминает пустыри на окраине
городов где-нибудь в России или на Украине.
Вдоль железнодорожной линии шла и мирно беседовала пара, типичная для сельской местности, но никак не для израильского города. Но не это показалось бы странным для внимательного наблюдателя, повстречай он эту пару и прислушайся к их разговору, а то, на каком языке эта пара разговаривала.
Дело в том, что вдоль железнодорожных путей шли Белая Лошадь и пес Вольдемар и беседовали между собой по-русски. Конечно, в наше время русская речь в районе Хайфы – явление весьма распространенное, но все же среди людей, а не животных. Белая Лошадь находилась под впечатлением от блестящего выступления Юрия Башмета и ансамбля “Солисты Москвы”, который состоялся 1 мая в Хайфском аудиториуме. Разумеется, что она сама не присутствовала на этом концерте, но получила от своего друга Англичанина подробную информацию о концерте, а заодно и кассету с записью игры великого музыканта и прекрасного дирижера.
Вольдемар же, в свою очередь, пытался вернуть ее на грешную землю и сообщить о результатах проведенного им анализа колебаний курса долара по отношению к шекелю за последние несколько месяцев.
Беседа явно не клеилась, и в какой-то момент Вольдемар интуитивно почувствовал, что Белая Лошадь его просто не слушает. Обиженный пес посмотрел в сторону собеседницы и еще более удивился: лошади рядом с ним вообще не было. Он недоуменно посмотрел по сторонам: никаких строений, за
которыми его собеседница могла бы спрятаться, рядом не было. Да и сама Белая Лошадь была весьма серьезной особой, и не в ее обычаях было разыгрывать кого-либо из друзей. А тут, как сквозь землю провалилась!
Вольдемар возвратился назад, учуял след лошади, взял его и снова пошел в том направлении, в каком пару минут тому назад они шли вдвоем с Белой Лошадью. Он сделал пару шагов и … потерял след. Вольдемар еще несколько раз возвращался назад, брал след и … терял его. Действительно, как сквозь
землю провалилась или на небо вознеслась. Было над чем задуматься! Вольдемар именно так и поступил. Он уселся рядом с тем местом, где пропадал след Белой Лошади, и
стал ждать. Но Вольдемар не был бы Вольдемаром, если бы он просто сидел и ждал. Вольдемар сидел и проигрывал в своем мозгу различные версии исчезновения своей спутницы. От самых фантастических до абсолютно материалистических. Но ни похищения инопланетянами, ни анигиляция материи его не устраивали. Вольдемар сидел и, подобно мощному компьютеру,
просчитывал и браковал вариант за вариантом.
Стало темнеть, опустилась южная ночь, а Вольдемар продолжал сидеть и думать. Начало светать, взошло солнце, а Вольдемар все сидел. Голода он не чувствовал, но нестерпимая жажда заставила его покинуть пост, и пес рванул к себе домой.
- Неужели нельзя было хотя бы позвонить? Я из-за тебя всю ночь не спал, - укоризненно сказал его сосед по квартире Абрамович.
- Извини. Рядом не оказалось телефона, - ответил пес, открывая холодильник и изымая из него в пакет все банки с пивом, минеральной водой и прохладительными напитками. – Я заранее прошу прощения, если в ближайшие несколько дней не приду ночевать. И еще одна просьба: заполни холодильник
новыми бутылками и банками, а я побежал.
- Подожди секундочку. Я тебе пару бутербродов сделаю.
- Спасибо, - ответил Вольдемар, - но ждать не могу. Если будет время, принеси их мне, пожалуйста.
Вольдемар объяснил Абрамовичу, куда можно принести ему еду, и, прихватив сумку с напитками, понесся на свой пост.
Прибежав на то место, где он провел ночь, Вольдемар прежде всего обнюхал все вокруг и по запахам понял, что за время его отсутствия Белая Лошадь не появлялась. И только после этого он принялся утолять жажду. Через два часа появился Абрамович. Он приволок полную сумку всякой снеди и молча уселся рядом с собакой.
- Спасибо, - сказал Вольдемар и принялся за еду.
- Ну, я пошел, - ответил Абрамович, когда пес наелся.
Он переложил остатки снеди в пакет, положил пакет рядом с Вольдемаром и невозмутимо пошел домой, как будто дежурство собаки возле железнодорожных рельсов на совершенно пустом месте было делом, само собой разумеющимся.
Глава 2. Год 1942-й. Концлагерь в Германии
С утра в концлагере атмосфера была накалена до предела. С утра заключенные слышали стук топоров и молотков на центральной площади лагеря и понимали, что плотники сооружают виселицу. Узники уже давно научились судить о том, сколько людей предстоит повесить, по частоте ударов. Но сегодня стук был почти непрерывным, и заключенные понимали только одно: много. Непонятным образом во всех бараках стало известно число будущих жертв: десять.
Прошлой ночью десять узников из числа тех, кто носил на одежде желтую шестиконечную звезду Давида, предприняли неудачную попытку бежать. Полгода они по ночам копали подземный ход, а днем, направляясь на работы, выносили землю за пределы лагеря. Их выдал свой же товарищ по
бараку. Из числа тех, кто надеялся таким образом, за счет своих товарищей по несчастью спасти собственную шкуру. Героизм и предательство во все времена ходят рядом.
Комендант приказал повесить всех десятерых. Больше всего его забавляло, что заключенных было именно десять. Когда-то он учился с евреями в одном классе, у некоторых бывал дома и знал, что у евреев требуется десять мужчин, чтобы отдать последний долг покойнику, a тут судьба в очередной
раз посмеялась над евреями, вывернув наизнанку этот их идиотский обычай. Именно ровно десять покойников будут качаться на виселице.
- Как это у вас называется? – спросил комендант у предателя.
- Что это? – не понял тот.
- Десять мужчин в доме умершего, - пояснил комендант.
- Миньян, - услужливо подсказал доносчик.
- Миньян, - повторил комендант. – Сегодня мы устроим миньян из повешенных.
И приказал своим костоломам хорошо подготовить беглецов для казни. “Миньян”, - с удовольствием повторял комендант, отдавая приказ лагерному фотографу должным образом запечатлеть все подробности казни. “Миньян”, - ухмылялся он, отдавая приказ об общем построении узников всех бараков для присутствия при казни.
“Миньян”, - напевал комендант, пока парикмахер из числа заключенных намыливал ему щеки для бритья.
- Все построены, герр комендант! – доложил дежурный, когда он вышел на плац.
- Выводите миньян! – пошутил комендант.
- Кого выводить? – переспросил дежурный.
- Десятку висельников! – даже тупость дежурного не могла испортить коменданту настроения.
- Герр комендант! Разрешите доложить. Повесить можно только девятерых. Десятого пришлось пристрелить во время допроса.
- Как пристрелить? – взревел герр комендант.
- Он схватил табуретку, на которой сидел, и успел трахнуть ею по голове обер-лейтенанта Шланке.
- Насмерть?
- Никак нет! Но врач на неделю прописал обер-лейтенанту постельный режим.
- Надеюсь, что этот случай пойдет обер-лейтенанту на пользу, - участливо заметил герр комендант, располагаясь со своей свитой так, чтобы удобнее было наблюдать сцену казни, и улыбаясь в объектив приступившему с съемкам фотографу.
Показалась процессия. Заключенные шли по одному, друг за другом, а с обоих боков каждого из них шли охранники, ведя на поводу немецких овчарок. По команде дежурного барабанщики из числа заключенных стали отбивать такт.
“Идиоты!” – подумал комендант о своих помошниках. – “Ничего не способны решить самостоятельно. Только по приказу! ”
Действительно, повесить предстояло девять заключенных, а охранников, как выделили десять пар на десять беглецов, так и осталось двадцать истуканов. Никто не позаботился убрать двоих. Так и шли они сейчас со своими собаками на поводке и автоматами на шее по обе стороны от пустого места. И в тот момент, когда эта пара истуканов проходила мимо коменданта, шерсть на их собаках встала дыбом, и поводки натянулись до предела. Комендант не поверил своим глазам, ибо там, где еще секунду назад никого не было, невозмутимо вышагивал человек, почему-то не в полосатой одежде, а в такой, какую носили в украинских и белорусских деревнях и местечках в начале двадцатого века. Но сейчас это не имело значения. Главное, что опять получался миньян, и это снова вернуло коменданту хорошее настроение.
По-видимому, и те, кто был построен на плацу охранниками, чтобы собственными глазами видеть то, что ждет любого, кто попытается удрать на свободу, тоже заметили, что среди обреченных внезапно возник еще один человек. Ибо воздух на плацу стал наэлектризован до предела. А между тем процессия из собак, палачей и жертв обогнула деревянный помост и стала по одному на него подыматься. Каждый из обреченных подходил к своему столбу с петлей и останавливался. Последним поднялся на эшафот человек в старомодной одежде, подошел к своему столбу, и тут все
увидели у него в руках скрипку. Барабанщики, как по команде, перестали отбивать такт. И человек заиграл веселую мелодию. Это была знаменитая мелодия “Фрейлехс”. Под музыку “Фрейлехс” осужденные по очереди делали шаг к петле, палач набрасывал им на шею петлю и выбивал у них
табуретку из-под ног. Никто не просил пощады, не становился на колени, не плакал. Казалось, музыка завораживала их, давала им силы, чтобы достойно встретить свой смертный час.
Вот повис первый, второй, третий… Вот уже девять трупов качаются на веревке. Скрипач в последний раз проводит смычком по струнам, делает шаг по направлению к петле и на глазах у всего лагеря, на глазах охранников и овчарок исчезает. На этот раз шерсть у всех собак становится дыбом.
Дежурный догадывается отдать приказ увести заключенных по баракам, а комендант чувствует, что ноги перестают повиноваться ему. Два чувства переполняют его: злоба на этих юде, которые пообещали и не дали ему устроить миньян из повешенных, и страх, страх, страх перед непонятным.
“Кто этот человек, который так подшутил над ним?” – думает комендант. Больше никогда уже комендант не сможет передвигаться, не опираясь на палку.
Глава 3. 10 мая 1999 года. Та же окраина Хайфы
Прошла неделя с того дня, как Вольдемар уселся дежурить на пустыре, возникшем на месте забытой железнодорожной колеи. Наверное, он задремал, хотя и был абсолютно уверен, что не смыкал глаз. Тем не менее Вольдемар прозевал момент появления Белой Лошади. Во всяком случае, пес не заметил,
когда и откуда она появилась. Короче говоря, Белая Лошадь появилась так же неожиданно, как и исчезла. На том же самом месте, где пропал ее след, где она неделю тому назад как сквозь землю провалилась.
Вольдемар ожидал, что она скажет что-нибудь по поводу своего отсутствия. Ничуть не бывало. Белая Лошадь вела себя так, как будто не было никакого ее недельного отсутствия.
- Чего это ты замолчал? – удивленно спросила Белая Лошадь у оторопевшего пса.
- А что я говорил? – только и сумел спросить Вольдемар.
- Что ты считаешь изменения курса долара в стране не случайным процессом, а кем-то тщательно планируемым, - четко сформулировала Белая Лошадь суть утверждения своего собеседника, сделанного им неделю тому назад, хотя сам Вольдемар за это время успел позабыть, о чем шел разговор в тот момент, когда исчезла его спутница.
- А черт с ним, с курсом долара, - отвечал ей Вольдемар. – Ты лучше скажи, какое сегодня число?
- С утра было третье, - уверенно ответила на вопрос Вольдемара Белая Лошадь.
- А вот и нет, десятое, - заявил Вольдемар.
- Вот так всегда…
- Что всегда? – мгновенно среагировал пес.
- Как что? Время. То ползет, как улитка, то прыгает скачками.
- Прыгает?
- А ты разве сам не замечал? – удивилась лошадь.
- Как это прыгает? – повторил свой вопрос пес.
- А как ему вздумается, так и прыгает.
- Кому ему?
- Послушай, Вольдемар, что это сегодня с тобой? Ты какой-то невнимательный… Кому ему? Да времени же!
Наверное, никогда еще в жизни Вольдемар не был так внимателен, как именно при этом разговоре. И через месяц, и через год он мог бы слово в слово повторить весь разговор с Белой Лошадью. Но его собеседнице, должно быть, уже надоела эта тема, и она перевела ее на столь любимую ею музыку.
Когда они расстались, Вольдемар тут же бросился к Физику и прежде всего ввел содержание своего разговора с Белой Лошадью в память компьютера и только после этого начал свой разговор с Физиком.
Глава 4. Год 1919-й. Берег Днепра
Казнь в немецком концлагере не была первой казнью Гершеле Острополера. Впервые его собирались казнить на Украине во время гражданской войны.
Дело было так. Гершеле ехал в телеге, свесив ноги с левой стороны телеги, и о чем-то негромко напевал. Кнут и вожжи лежали рядом, но возница ими не пользовался. Его белая лошадка не нуждалась в понуканиях, она хорошо ориентировалась в дороге и понимала, что наконец-то они
возвращаются домой.
Лучше всего было бы в такое неспокойное время вообще не выезжать из дома… По окресным селам шныряли банды батьки Кныша, Маруськи, атамана Тютюнника… Да и регулярным бойцам белой или Красной Армии тоже было бы лучше не попадаться на глаза. Запросто могли отобрать, или по-современному, реквизировать лошадь, а самого ни за понюх табака вывести в расход. Растрелять, значит…
Но семью надо было кормить, и Гершеле, собрав кое-какие зимние вещи, домашнюю утварь и теплые носки, которые связала жена из шерсти козы Малки (дай Бог здоровья этой кормилице-поилице, настоящая королева, и молоко дает, и шерстью снабжает!), отправился по селам, чтобы выменять все
это на муку и другие продукты. И теперь, после удачного обмена, он возвращался домой. Будет из чего печь лепешки, а может быть, и блинчиками жена их порадует. Вот поэтому Гершеле и пел свою песню, а лошадка подпевала ему. Говорить она так и не научилась, а вот музыку понимала, и хозяин был готов биться с кем угодно об заклад, что, когда он поет и играет на скрипке, его лошадка подпевает ему. А уж
собеседницей она была куда более умной, чем иной знаток талмуда. Когда согласна с ним, кивает головой, а если нет, то поворачивает голову слева направо и обратно, как человек.
Впереди показалась группа верховых. Сворачивать было поздно, и Гершеле положился на судьбу.
- Де вкрав лошадь, жиду? - спросил один из них, когда всадники подъехали к Гершеле.
- Добрый день, панове! – вежливо приветствовал их Гершеле, снимая головной убор.
- Иван, подивись, чи не твоя це кобыла? – весело обратился второй всадник к первому.
- Моя, - охотно подтвердил тот. – И телега моя, и сбруя.
Все дружно загоготали.
- Панове! Не забирайте кобылу, я ее вынянчил с самого детства.
- Ты чуешь, Иван, вин каже нибы ты брешеш, - тут же стал подначивать второй. Он, видимо, был записным шутником и получал удовольствие от того, что ему удавалось веселить своих приятелей.
- Панове, оставьте мне кобылу, мне без нее не прокормить семью!
Гершеле пытался исправить свою оплошность и увести разговор от спорного пункта о том, кому принадлежит лошадь:
- Век за вас молиться буду!
Но не тут-то было.
- Ни, ты кажи, чия це кобыла! – настаивал шутник, и вся орава дружно гоготала.
- Та чого з ним цяцькаться? В расход ворюгу! – предложил третий, до сих пор мрачно молчавший.- И дело с концом!
- Та ви що, з глузду зъихалы? Мы его оприходуем, а вин потим тут смердить буде! Нехай топае пишки! – пришел на помощь Гершеле четвертый.
- А мы так зробимо, щоб не смердив! – не унимался шутник.
- Як? – спросил Иван.
- Та розстриляем понад кручей, а Днипро унесе його труп подали.
Идея всем понравилась. Лошадь выпрягли из телеги. Иван тут же забрался на нее, давая возможность отдохнуть своему коню. Потом деловито обшарил телегу, нашел в ней прикрытый сеном мешок с мукой и переложил его на своего коня.
Гершеле погнали к крутому берегу Днепра.
- Слушай приказ! – не унимался шутник.- За кражу коня, телеги, сбруи, мешка с мукой полевой суд приговорив тебе к высшей мере революционной справедливости – расстрелу!
- В таком случае я имею право на последнее желание, - Гершеле решил подыграть бандитам и хотя бы таким образом спасти себе жизнь.
- Какое такое желание? - забурчал третий. – Становись к стенке, тю, спиной к Днипру, и делу конец.
- Нехай говорить, - снова помог четвертый, и Гершеле подумал, что не может быть, чтобы они не встречались раньше. Скорее всего, Гершеле играл на какой-нибудь свадьбе в его селе или даже у него самого.
- Давайте я вам, панове, сыграю напоследок, как играл всю жизнь на ваших свадьбах, крестинах и прочих праздниках.
- А на чем же ты играть будешь? - удивился Иван.
- Та у меня на возу скрипка осталась.
- Петро, сгоняй за скрипкой, - приказал Иван шутнику. – Та заодно подывысь, може там ищо чого залышилось!
- Тилькы вы його без мене не кончайте, - попросил Петро и поскакал.
Гершеле подошел к своей белой лошадке и погладил ее. И тут он увидел слезы на глазах лошади. Он стал осторожно вытирать их ладонью и сам заплакал. И тогда лошадь стала губами слизывать слезы с лица Гершеле.
- Иван, ты подивись. Коняга, а плаче, як людина. Може, и справди, його кобыла? - четвертый опять попытался помочь пленнику.
- Ни, то моя кобыла, - упрямо повторил Иван.
Тут подскакал весельчак со скрипкой в руках.
- Играй, - приказал он Гершеле.
Гершеле взял скрипку, поцеловал ее и заиграл гопака. Петро и четвертый бандит слезли с коней и пошли вприсядку.
- Может отпустим його, а, Иване? - снова повторил четвертый. – А вин потим на гулянках наших играть буде!
- Ни, не можно чужих коней красты! – упрямо повторил Иван и поднял ружье.
Но прежде, чем он успел выстрелить, Гершеле прыгнул с кручи в днепровские волны. И тут же за ним прыгнула с кручи вместе со своим седоком его белая лошадка. Бандиты подбежали к обрыву. Ни на узкой полоске берега, ни в волнах Днепра ни Гершеле, ни его лошадки не было видно. Только на отмели валялось мертвое тело того, кто хотел застрелить Гершеле.
Глава 5. 10 мая 1999 года. Квартира Физика в Хайфе
Вольдемар подробно рассказал Физику все обстоятельства исчезновения и появления вновь Белой Лошади и дал ему прочесть записанный в память компьютера свой последний разговор с нею.
- Зачем ты записал этот разговор в память машины? - удивился Физик.
- Мне кажется, что в словах Белой Лошади должен быть ключ к разгадке. Поэтому я постарался в них ничего не изменить.
- Что ты имеешь в виду?
- Читай только ее слова, без моих реплик: “Вот так всегда. Время то ползет, как улитка, то прыгает скачками. Ты разве не замечал? Как ему вздумается, так и прыгает.”
- А разве ты сам никогда так не говорил? – снова удивился Физик.
- Конечно, говорил. И ты, и я. Но мы это все говорили образно. Об-раз-но! А Белая Лошадь все это понимает аб-со-лют-но!
- То есть она считает обычным, что могут существовать разрывы и скачки во времени?
- Вот именно! Именно так я ее и понял! – подтвердил Вольдемар.
- Постой, постой, где-то я уже читал об этом. – Физик стал перебирать одну за другой свои коробки с дискетами. – Вот, нашел!
Физик вставил дискету в компьютер, и они с Вольдемаром стали читать на экране информацию, которая когда-то заинтересовала Физика, и тот на всякий случай решил ее записать:
“Большинство ученых уверены, что время:
1) непрерывно;
2) всегда и везде постоянно;
3) течет в одном направлении;
4) не поддается влиянию природы;
5) не может быть изменено по желанию человека;
6) не может быть изменено с помощью технических средств”.
- Я и сам так всегда считал, - прокомментировал Вольдемар.
- Читай дальше! – прервал его Физик.
“ Между тем не исключено, что все эти положения неверны!”
Вольдемар изумленно посмотрел на невозмутимое лицо Физика и продолжил чтение.
“Профессор Николай Александрович Козырев в своей теории физического времени, текущего на планете Земля, утверждает, что время:
1) обладает направленным ходом и плотностью;
2) поглощается и излучается материальными телами;
3) экранизируется, заслоняется, отражается … ”
- Прости меня, - заявил Вольдемар Физику. – По правде, я совсем не понимаю, что там считает профессор…
- Поэтому ты не профессор, - попытался пошутить Физик, но Вольдемар не поддержал шутки и продолжил свою мысль:
- Я не понимаю, что там считает профессор, -повторил пес, - поэтому давай обсудим то, что я понял.
- Я тоже не понял многого из того, что считает профессор, - признался Физик. – Но мне кажется, что для нас здесь важно только одно: и до нас с тобой уже ставили под сомнение непрерывность и постоянство скорости течения времени!
- Блестяще! – воскликнул Вольдемар. – Именно об этом и говорила Белая Лошадь. Но ученые говорили об этом в те-о-ре-ти-че-ском плане, а мы впервые имеем дело с фактами!
- Почему ты считаешь, что впервые? – возразил Физик и снова стал рыться в своих дискетах. – На, читай!
То, что прочел Вольдемар, заслуживает того, чтобы быть выделенным в отдельную главу.
Глава 6. 3 мая 1753 года. Город Такона в Сицилии
В ХVIII веке в Сицилии, в городе Такона жил ремесленник Альберте Гордони. 3 мая 1753 года он шел по двору замка и вдруг “испарился” на глазах жены, графа Занетти и многочисленных свидетелей. Изумленные люди перекопали все вокруг, но не нашли никакой дыры, куда можно было бы
провалиться. А ровно через 22 года Альберте Гордони возник на том же самом месте, откуда исчез… Сам Гордони
утверждал, что он никуда не пропадал, поэтому его поместили в дом для умалишенных. Только через семь лет после возвращения его его впервые распросил о происшедшем врач – отец Марио. Ремесленник продолжал утверждать, что возвратился обратно почти сразу после “исчезновения”. Тогда, 29 лет тому назад, он вдруг попал в какой-то тоннель и вышел по нему к “белому и неясному” свету. Врач поверил, что ремесленник не лжет, и отправился с ним в Такону.
Там бедный ремесленник сделал шаг… и опять исчез, но теперь уже навсегда. Отец Марио осенил себя крестом и приказал оградить это место стеной, назвав его Ловушкой Дьявола.
/ Из досье Физика об аномальном времени /
Глава 7. Лето 1941 года. Правый берег реки Псел, левого притока Днепра
Ночь застала их на правом берегу реки. Все, с кем они ушли много дней тому назад из Острополя, все, кто присоединился к ним, когда они проходили через Белую Церковь, Канев, Золотоношу, Хорол, Миргород, с кем они форсировали Рось, Днепр, Сулу, Хорол и Псел, ушли дальше на восток, а они
застряли здесь. Когда налетели немецкие самолеты и стали расстреливать из пулеметов колнну беженцев, люди по
приобретенной в пути привычке бросились бежать подальше от дороги и стали прижиматься к земле. Самолеты улетели так же внезапно, как и налетели. На обочине остались лежать убитые.
Этя бросилась к телеге, где осталась лежать мама. Слава Богу, мама была цела и невредима. Старая Хана во время налетов не могла вместе со всеми бежать подальше от дороги, не было сил. Поэтому Этя брала на руки маленькую Генечку, старшенькие Гершеле и Манечка хватались ручками за ее
платье, и они бежали с той скоростью, с какой Манечка могла семенить ножками. Слава Богу, мама была цела, но Орлика пулеметная очередь прошила насмерть. А это значит, что с
больной мамой и тремя маленькими детьми дальше двигаться они не могли. Колонна ушла на восток, а их семья осталась на дороге.
- Идите, доченька, без меня. Я вам только обуза, - сказала Хана.
- Что ты, мама, куда я пешком с тремя детьми могу уйти?
После того, как в 19-ом году пропал муж, Хана Острополер сразу же постарела. Но если бы он был жив, был бы ею доволен. Старшенький стал летчиком, воевал в Испании, вернулся с тремя орденами. Младшенький стал танкистом, отличился на озере Хасан. Этечка вышла замуж, родила ей трех внучат. Зять иначе, как мамой, никогда не называл. Сейчас он остался в партизанах…
- Что ты плачешь, мама? – наклонилась над Ханой Этя.
- Если бы папа был жив, он бы наверняка что-нибудь придумал. Плохо быть вдовой, вот я и плачу, - ответила старая Хана.
Стало темнеть. Внучата забрались к бабушке на телегу. Этя укрыла их всех шерстяным одеялом. Хоть и лето, а ночи все равно холодные. Она села в ногах матери и задремала.
И тут ей стал сниться интересный сон. С той стороны, куда они шли, с востока, к телеге подошел человек, ведя на поводу лошадь. Он молча выпряг мертвого Орлика и впряг в телегу свою лошадку.
Потом подошел к Эте и сказал:
- Сейчас поедем, Ханеле, сядь поудобнее, чтобы не упасть на ходу с телеги.
- И все-то ты перепутал, Гершеле, - ответила ему с телеги, глядя в небо, старая Хана. – Это не я совсем. Это наша Этечка так выросла и стала на меня похожа. Такая же, как я была в ее годы. И даже красивее. А я – это та старуха, что лежит пластом на телеге.
- И совсем ты не старуха, - успокоил ее говоривший.
Этя была уверена, что это сон, да такой правдоподобный, что даже почувствовала, как телега тронулась с места и поехала, а человек пошел рядом с телегой, держа в руках возжи и разговаривая с ее мамой.
- А ты совсем не изменился, Гершеле. Такой же, каким ты был в тот день, когда поехал за продуктами в гражданскую, - сказала Хана, и Этя поняла, что это все-таки сон. – Долго же ты пропадал.
- Совсем недолго, - возразил человек, которого Хана называла Гершеле. – Как удрал из-под растрела, так сразу же на эту дорогу вышел.
- Вечно ты со своими шуточками, - засмеялась Хана совсем молодым голосом и повторила: - “Сразу же на эту дорогу вышел”! Как же ты нас отыскал?
- А мне тут повстречались беженцы, я и спросил, нет ли среди них кого-нибудь из Острополя. А они мне ответили, чтобы шел побыстрее, может быть успею вас застать.
- Спасибо добрым людям, все-таки позаботились о нас, - удовлетворенно прокомментировала его слова Хана.
- А где же мальчики? – спросил мужчина.
- Где же им быть? – удивилась Хана. – На войне. Ласик летчиком стал, а Бенчик танкист.
- С кем же они воюют? С белыми?
- Ты, я вижу, и впрямь ничего не знаешь. Белых уже давно нет. А сейчас мы воюем с немцами. Посмотри-ка на своих внучат, это Этичкины детки. Старшенького она в честь тебя назвала, а девочки, Манечка и Генечка, это в память о бабушках со стороны Этичкиного мужа. Он в партизанах остался.
Телега подъехала к берегу Воркслы. Человек уверенно отыскал брод. Перенес на тот берег сначала Хану, потом детей, потом Этю. Перенес весь скарб. И только после этого перевел под уздцы лошадь с телегой.
Этот сон продолжался несколько дней, пока человек, которого Хана называла Гершеле, не посадил их в битком набитый товарный вагон поезда, увозящего беженцев на восток.
- Кто это был, мама? – спросила уже в поезде Этя у Ханы.
- А ты разве не узнала? Папа, - уверенно ответила Хана.
- Почему же он так молодо выглядит? – удивилась Этя.
- У таких, как он, судьба такая: не стариться.
Этя хотела еще спросить: “ У каких таких, как он?” , но почему-то не спросила. А больше они об этом не разговаривали.