Анна Петровна была сегодня богатой. Получила пенсию. Смех конечно, а точнее — слезы, но все равно лучше, чем ничего. Когда ее спрашивали, сколько она получает, Анна Петровна никогда не признавалась:
— На хлеб хватает. И на масло даже.
Хотя как раз на масло хватало не всегда. Просто стыдно было, что так мало заработала за жизнь. Да много ли в детском саду заработаешь? Если б еще заведующей была, да и то мало.
Деньги карман не тянули, но потратить, хоть чуть-чуть, хотелось. Колбаски бы, да цены в магазине не подходящие. Ничего, сходит завтра на рынок — там куриная есть, она дешевле. А сегодня Анна Петровна решила себя побаловать чем-нибудь сладким и завернула в кондитерскую.
Долго колебалась между простой булочкой и дорогим пирожным, хотя еще утром решила — «Если пенсию дадут, куплю пирожное». Взяла дома пластиковую коробочку из-под импортного масла (покупала как-то давно на пробу, не понравилось, наше лучше) — чтобы было куда положить лакомство, не помять чтобы. Внучка далеко; жила бы здесь, ей бы отвезла.
А может все-таки взять булочку, дешевле ведь? Да ладно уж, куда экономить, и так всю жизнь проэкономила. Взяла пирожное. Красивое, с шоколадным кремом. Без орехов, мяконькое — специально продавщицу спросила — зубов-то нет.
Вышла на улицу почти счастливая. И сразу почувствовала, как устала за день. А до дома еще три остановки. Ладно, на трамвае можно проехать.
В трамвае встала рядом с молоденькой девушкой, сидящей на месте для инвалидов и детей. К ней то и дело склонялась стоящая рядом подружка, они о чем-то оживленно беседовали.
«Вот же какая. Уселась и сидит, — Молча возмущалась Анна Петровна, — А накрашена-то как. А волосы-то какие яркие. Что за цвет такой нечеловеческий! И видит ведь, что я стою, так нет же, сидит. Даже не шевельнется».
Девушки продолжали разговаривать.
— Только бы не операция! — Сказала вдруг та, которая сидела.
— Да может еще всё так обойдется, — Успокоила ее подруга.
Анна Петровна сначала неодобрительно вздохнула, подумав только об одном виде операций, который обычно делают молодые непутевые девушки, но потом все-таки прислушалась.
Постепенно выяснилось, что у девушки больной позвоночник и почки, а сейчас она едет к врачу на консультацию. К какому именно, Анна Петровна не поняла.
— Но и тянуть дальше нельзя. Я уже еле хожу. Стоять вообще не могу — падаю. Сидеть и то тяжело, — Жаловалась девушка. Подруга сочувственно кивала.
Анна Петровна повнимательнее присмотрелась к девушке. И правда, бледная очень и вокруг глаз не косметика, а темные круги. Правда больная.
Девушка почувствовала пристальный взгляд, подняла глаза и тут же виновато их опустила:
— Садитесь!
Девушка начала вставать и в ее глазах мелькнула боль, а над верхней губой выступили капельки пота, хотя было не жарко.
— Сиди-сиди! Я сейчас выхожу, — добродушно отмахнулась Анна Петровна. «Вот же какая — стоять не может, а место уступает!»
По дороге к дому жалела молодежь. Им еще жить да жить, а уже такие гнилые. С виду нормальные, а внутри одни болячки. Этой, в трамвае, поди еще двадцати нет, а уже почки. Что же это делается-то, а?
Уже в квартире вспомнила про свою радость — пирожное. Не нищая, конечно, могла бы и чаще покупать (это ведь не мясо, от которого пришлось отказаться после кризиса). Но надо и о будущем подумать — на смерть себе накопить. Вот Нина Тимофеевна давно уже накопила и живет себе припеваючи, не боится для детей обузой стать, расходом лишним не вовремя. А у нее всё не получается. Всё какие-то непредвиденные траты.
В прошлый месяц внучке посылку собирала — в первый класс ведь пошла, как-никак, хоть тетрадка, хоть ручка — всё о бабушке память. Да и шоколад детям нужен, говорят — для мозгов полезно.
До этого плита перегорела. А куда без нее? Пришлось электрику платить за какие-то запчасти. Говорит, нет их нигде. Если нет, то он-то откуда их взял? Да ладно, Бог с ним, с этим электриком. Плиту починил, и то хорошо.
Анна Петровна набрала воды, поставила чайник и уселась ждать. До пирожного пока не дотрагивалась — с чаем вкуснее. Даже глаза отводила, чтобы дожидаться было легче.
Она только налила кипяток в заварной чайник, как в дверь постучали. «Кого там еще принесло? — Нахмурилась она, — Когда скучно, неделями гостей не дождешься, а как угоститься решила в одиночку, тут же явились — не запылились».
Она уж было пошла открывать, да вернулась; решила убрать пирожное с глаз долой и засунула его в закрытый шкафчик, где стояли пустые стеклянные банки. Не хотелось ей ни с кем делиться. Хватит, наделилась уже за всю свою жизнь. Кто бы с ней поделился.
Гостьей оказалась давняя подруга — Нина Тимофеевна.
— А я уж думала, что ты умерла! — Пробасила она на всю квартиру и расхохоталась.
Анна Петровна поморщилась — громкогласные люди всегда ее раздражали. И шутки такие тоже.
— Жива еще, — Неохотно откликнулась она и повела гостью на кухню.
— Чай будешь? Только у меня один хлеб, масла нет.
— Жалко. Я масло люблю. У меня масло всегда есть, — Нина Тимофеевна расположилась на единственном стуле (он жалобно скрипнул от непривычного груза) и приготовилась пить чай, — Давай уж. Наливай, уговорила. А молоко есть?
«А может, врет она, что накопила? Это какая же пенсия нужна, чтобы масло каждый день есть, да еще на смерть копить? А она ведь не только масло ест, даже сыр иногда. И молоко всегда покупает», — Думала Анна Петровна, наливая чай.
— Молока у меня нет. Сахара немного осталось.
С болью проследив, как Нина Тимофеевна уверенно выгребает сахар из полупустой сахарницы, Анна Петровна как бы между прочим спросила:
— А ты далеко ли была? (Может она зашла случайно, какие-нибудь дела недалеко были, или, что еще лучше, на рынок к ним приехала, а к ней по дороге забрела).
— Да сёдня нигде и не была. Сразу к тебе решила. Уж месяц почти не видались, — Пробасила Нина Тимофеевна, с шумом прихлебывая чай, — Кузьминишну видела. Говорит, пенсию сегодня получила.
— Я тоже сегодня забрала, — неохотно призналась Анна Петровна. Подруга занимала редко и отдавала в срок, но все равно денег было жалко.
Слава Богу, в этот раз обошлось.
— Сёдня же кино будет! «Девчата». Чуть не забыла! Я же за этим к тебе и шла. Вместе посмотреть.
Действительно, у них была такая традиция — смотреть вдвоем старые, пересмотренные наизусть фильмы. Еще иногда смотрели сериалы. Хотя любила их только Нина Тимофеевна, а Анна Петровна только терпела. Но сегодня ее ждало пирожное, и всё это было совсем некстати. Но как тут скажешь?..
После «Девчат» Нина Тимофеевна обнаружила на другом канале концерт Филиппа Киркорова и не успокоилась, пока не досмотрела до конца.
— Вот молодец! Какие песни хорошие поет! — Радовалась Нина Тимофеевна, — Только вот зачем он женился на этой старухе, на Алле?
Анна Петровна вспыхнула. Она не любила Киркорова, зато очень уважала Аллу Борисовну, и это было вечной темой их ссор.
— Ты на себя посмотри. Пугачева еще молодая и красивая и никакая не старуха. Да и вообще — не наше это дело. Сами поженились и сами пусть живут.
Обычно, услышав что-то хорошее про Пугачеву, подруга заводилась и не утихала, по крайней мере, час. В этот раз почему-то ссориться не захотела, смолчала, только посмотрела с упреком.
Уже в коридоре, обуваясь, вдруг миролюбиво сказала:
— Что-то я и правда, как свекровка стала, всё не так. Ведь не мне одной голова дадена, каждый своим умом живет.
Анну Петровну так поразила эта капитуляция, что она даже прослезилась на прощанье:
— Спасибо, что зашла. Ты уж не забывай меня.
«Может пойти, угостить пироженкой? Поделим на двоих, как раньше? — мелькнула мысль. И тут же заглохла — Неудобно. Надо было сразу».
Нина Тимофеевна просидела ни много ни мало, а четыре часа. Анна Петровна снова вскипятила чайник, достала пирожное и, притулившись на табуреточке возле плиты, принялась себя казнить.
Надо было все-таки угостить Нину Тимофеевну. Пожалела. Эгоисткой вдруг на старости лет решила побыть. А зачем? Что, от этой пироженки что-то в ее жизни изменится? Съест сейчас и всё. А Нина Тимофеевна все-таки подруга. Два года назад вот тоже ее угощала, сушки к празднику приносила. Сухие, правда, — не разгрызть! Особенно без зубов. Но ничего, размочили в чае. Да и вообще Нина Тимофеевна — единственный человек, кому она не безразлична, кто интересуется ее жизнью, уважает ее интересы и суждения, единственная, кто в гости еще заходит. И к себе иногда зовет. Правда, Анна Петровна по гостям ездить не любитель, но приятно, что может.
Хороший все-таки человек Нина Тимофеевна. А она с ней так некрасиво. Стыдно теперь. Нехорошо. Даже сладкого уже не так хочется.
Анна Петровна вытащила пирожное, откусила кусочек, распробовала (и правда, мягкое). Стала присматриваться, с какого боку еще откусить. И тут же бросила, побежала к раковине — начала отплевываться, кашлять, полоскать рот.
Все пирожное было в муравьях. Светло-рыжие, мелкие, они встревоженно выползали из пористого теста и, бегая кругами, залипали в креме. Анна Петровна уже давно и безуспешно боролась с этой нечистью, хранила все продукты в холодильнике, а вот с пирожным в суматохе оплошала.
«Вот я и наелась, — Горько подумала она, бросая пирожное в ведро, — Не надо было жалеть». Она помыла руки и закрутила кран.
«Ну ничего, куплю в следующий раз два таких и приглашу Нину Тимофеевну в гости. Побалуемся с чаем. Нина тоже любит сладкое».
И Анна Петровна нашла в себе силы улыбнуться.